Первые несколько часов подействовали на людей усыпляюще. Пассажиры обернулись однообразной массой покачивающихся голов, вытянутых ног и тихо похрапывающих приоткрытых ртов. Толстяк с фляжкой то и дело вытаскивал ее из жилетного кармана, подносил к губам, отхлебывал бренди, или виски, или что там у него было налито, и снова прятал флягу в карман. Раз, другой, третий — и вот уже донесшийся с его стороны аромат подсказал Мерси, что это все-таки был бренди.
Покачивающийся за окнами мир потускнел; поезд превратился в колыбель на рельсах, и даже самые стойкие и черствые путешественники, расслабившись, оттого что наконец-то едут, уснули, поворчав себе под нос, хотя впереди их ждали еще двадцать-тридцать дней той же самой рутины.
Мерси повернулась к окну, но стекло обдало ее февральским холодом — тут было холоднее, чем в покинутой Вирджинии, — и окно подернулось матово-белым туманом там, где девушка коснулась его щекой и уголком рта. После возбуждения, и страха, и неуверенности от предстоящей поездки на самом «Дредноуте», после лихорадочного барахтанья, в конечном итоге перенесшего ее из Вирджинии в Миссури, Мерси остался последний, пусть и самый длинный, шаг в путешествии на запад, а ей уже стало безумно скучно. Даже молчаливая мисс Клэй клюет носом и клонит голову на макушку задремавшей рядышком миссис Баттерфилд.
И вот, когда Мерси уже подумала, что более нудным путешествие уже не станет, потому что дальше некуда, и она может украдкой стянуть один из соблазнительных романов ужасов из тех, что рассыпались возле сиденья мисс Клэй, дверь переднего вагона отворилась и из нее вышли двое мужчин. Проход был столь узок, что двигались они гуськом и тихо переговаривались, хотя и не шептались.
Ближний к Мерси был худощав, в форме армии Союза с капитанскими нашивками и со снежно-белыми волосами, хотя и без единой морщины на лице. Если бы он носил, к примеру, каштановый парик или приличную шляпу, а не синее кепи, Мерси дала бы ему около тридцати пяти лет.
Капитан сказал своему спутнику с акцентом выходца из Новой Англии — откуда-нибудь с севера Пенсильвании:
— Нужно быть начеку.
— Естественно, — выплюнул другой мужчина так, словно никто никогда в его присутствии не говорил ничего более нелепого. — Все опечатано, но это может измениться в любую секунду, и что тогда?
Второй собеседник, повыше ростом и, вероятно, в том же чине (Мерси не могла представить, чтобы он так резко обращался к вышестоящему), тоже был в форме, заставляющей предположить, что они оба служат под одним командованием, хотя, возможно, и в разных частях. А волосы… Таких Мерси никогда не видела, разве что у детей: огненно-рыжие, подчеркивающие блеск горящих карих глаз. Лицо его, мужественное и в целом привлекательное, было несколько простовато, и возбуждение не красило его.
— Эта штука заставляет меня жутко нервничать, — признался первый. — Я слышал, что о ней говорили на станции. И я имею право знать…
— Мне плевать на твои права! Это не твое дело! Это… — Он осекся, ощутив на себе взгляд Мерси, выдавил улыбку, которая не одурачила бы и слепого пса, и склонил голову. — Прощу прощения, мэм.
По голосу мужчины определить его происхождение было невозможно, так как какой-либо характерный акцент отсутствовал.
— Конечно, — сказала она. Мерси было ужасно интересно, о чем это они говорили, но теперь она уже не узнает. Задерживать их смысла большого не было, и тем не менее медсестра, кашлянув, проговорила: — Мне не хотелось бы показаться назойливой, но я тут подумала: никогда не видела форму вроде вашей. Какую службу вы несете в Союзе?
Первый мужчина нацепил улыбку на вид менее фальшивую, чем у его друга, и поклонился:
— Позвольте представиться, мэм, — капитан Уоррен Макградер, а мой рыжеволосый друг, — на слове «друг» он поморщился, но так, что никто, кроме Мерси, этого не заметил, — мистер Малверин Пардью.
— Мистер? — переспросила медсестра.
— Да. Мистер Пардью — лицо гражданское, он ученый. Ему платят за… — он замешкался, подбирая слово, отмел первое и остановился на пришедшем на ум вторым, — консультацию.
Однако, похоже, и это слово оставило в его рту неприятный привкус.
— Понятно, — кивнула Мерси. — Меня зовут Мерси Линч, и я не собиралась ни останавливать, ни беспокоить вас; я просто полюбопытствовала, вот и все. В любом случае я подумывала о том, чтобы пойти перекусить в вагон-ресторан. Уже ведь самое время, не так ли?
Мистер Пардью закатил глаза. Капитан порылся в кармане в поисках часов, нашел их, открыл, щелкнув крышкой, и подтвердил:
— Да, пора. Мы сами направлялись туда. Не соблаговолите ли присоединиться к нам?
— Какое совпадение. И как мило, — добавила она, радуясь компании.
В какой-то момент светской беседы проснулась мисс Клэй и, понаблюдав за развитием событий, выбрала момент, чтобы заявить:
— Я, пожалуй, присоединюсь к вам.
Мерси удивилась, поскольку мисс Клэй менее всего походила на человека, склонного заводить друзей. К тому же она едва ли нуждалась в сопровождении до вагона с кухней: внутри поезда можно было двигаться лишь вперед, к паровозу, или назад, к мертвецам, перевозимым в самом хвосте.
И мисс Клэй возглавила шествие, как бы подчеркивая тот факт, что в компании она на самом деле не нуждалась. Капитан не предложил Мерси руку, но сделал галантный жест, предлагая ей пойти первой, что, с учетом узости прохода, было довольно разумно.
А Мерси легонько дотронулась до запястья мисс Клэй:
— Извините, а как же ваша тетушка?
Мисс Клэй удостоила престарелую родственницу коротким взглядом:
— С ней все будет в порядке. Она не так беспомощна, как представляется, и если ей что-то понадобится, поверьте, она не колеблясь разбудит кого-нибудь и попросит то, что ей нужно.
Удовлетворившись этим заверением, четверо людей бочком протиснулись к задней двери вагона, и мисс Клэй открыла ее, мгновенно справившись с замком, — хотя, возможно, она немало времени провела в поездах; Мерси это было неизвестно. Затем она шагнула на стыковочную площадку и, почти не касаясь перил, сделала два-три шага, перейдя в следующий вагон.
Между вагонами метался сильнейший ветер. Он вцепился в плащ Мерси, угрожая сорвать его с плеч, но медсестра поспешно стиснула одной рукой отвороты, а другой вцепилась в поручни. Малверин Пардью довольно прытко проскочил мимо нее следом за Теодорой Клэй; но капитан Макградер терпеливо ждал и даже стиснул локоть Мерси, пытаясь успокоить ее.
Шляпы у медсестры не было — она так и не купила новой взамен потерянной вместе с багажом, так что заплетенные в косы волосы она собрала в толстый пучок на затылке и завязала лентой. И едва девушка, зажмурившись, подставила лицо холодному стремительному ветру, как края капюшона захлопали, точно развевающийся флаг, и концы ленты взлетели над головой.
— Спасибо, — пробормотала она, наощупь ставя куда-то ногу и пытаясь не смотреть вниз, где шпалы мелькали с такой скоростью, что сливались в одну широкую полосу. — Мы, должно быть, едем очень быстро, — не слишком остроумно заметила она.
— Полагаю, что так, — откликнулся капитан. Он едва не проорал это прямо в ухо Мерси, но без всякой грубости — простое вежливое согласие.
Когда она наконец добралась до другой платформы, он немедленно оказался за спиной: потянулся, чтобы открыть дверь, которая захлопнулась за опередившей их парой.
Вскоре они оказались в относительном — по сравнению с открытым пространством — спокойствии соседнего вагона. На ходу капитан сказал:
— Полагаю, вы не слишком часто путешествуете на поездах.
— Нет, сэр, — подтвердила девушка. — Честно говоря, за всю жизнь это всего лишь моя вторая поездка.
— Всего лишь вторая? Для второй поездки вы держитесь молодцом. Могу я спросить, откуда вы? Ваша речь мне ни о чем не сказала.
Слова его прозвучали мягко, но Мерси поняла, что капитан имеет в виду.
Большинство янки не могут отличить жителей Теннесси от уроженцев Южной Индианы, а тем паче тех, кто родом из Техаса, от тех, кто обитает в Джорджии, так что медсестра решилась солгать: