Но Мерси ничего этого не видела в своем купе четвертого спального вагона — открытой коробчонке с окном-стеной и двумя мягкими лавками друг напротив друга. На каждую такую скамью могли бы усесться три женщины в нарядах для путешествия или четверо мужчин в деловых костюмах, но сейчас в купе было пусто, и медсестра с чистой совестью могла занять всю лавку целиком.

Пятнадцать нервных минут она провела, сортируя желтые билеты и всякие сопроводительные документы, включая письмо о смерти мужа из армии Союза и удостоверение Робертсоновского госпиталя, в котором о ней говорилось столько всего — и вымышленного, и истинного, что Мерси в очередной раз поблагодарила Небеса за то, что держала эти бумаги в личной сумке, а не сунула их в давно потерянный чемодан.

Рейнджер Горацио Корман как сквозь землю провалился, но, когда посадка закончилась, скамью напротив Мерси заняли две женщины. После обмена вежливыми кивками медсестра внимательнее присмотрелась к ним. Она понятия не имела, долго ли им придется пялиться друг на друга и впишется ли она в их компанию. Последнее вызывало у нее сильные сомнения.

Одна из женщин была весьма пожилой, невысокого роста, с уже начавшей горбиться в силу возраста спиной, несмотря на жесткий корсет, всячески старающийся этому воспрепятствовать. Седые волосы собраны в простую, но надежную прическу, а водянистые глаза за стеклами очков в проволочной оправе, казалось, должны замечать все на свете. Она была в черных перчатках, плохо сочетающихся с бледно-голубым платьем, и в маленькой черной шляпке, отлично подходящей к перчаткам. Дама представилась как Норин Баттерфилд, с недавних пор — вдова, а спутницу назвала своей племянницей, мисс Теодорой Клэй.

Мисс Теодора Клэй казалась выше своей тетушки на целую голову и все звала родственницу прогуляться в туалетную комнату — но не раньше, конечно, чем поезд двинется в путь. Кроме того, умывальня была занята усталым на вид мужчиной с двумя маленькими детьми, которые влетели внутрь и заперлись там минут десять назад. Слышно было, как отец просит мальчиков то заканчивать, то мыть руки, то мыть лица, то пристегнуть помочи.

Мерси чувствовала себя не слишком уютно, но очень хотела, чтобы путешествие уже началось. Она не могла не заметить, сколько вооруженных людей в форме в поезде… и это при том, что поездка была «абсолютно мирной», как ее страстно уверяли. Миссис Баттерфилд заметила, что Мерси наблюдает за военными, и сказала неожиданно сердечным тоном:

— Какое облегчение, что они едут с нами, не правда ли?

— Облегчение? О, полагаю, да, — пробормотала Мерси ни к чему не обязывающие слова.

— Мы, как-никак, поедем по индейской территории.

— Да, верно, — подтвердила Мерси, хотя даже приблизительно не представляла, где начинается, а где заканчивается индейская территория, — вероятно, где-то на западе.

— Я просто любуюсь ими, мальчиками в синем, с этими их ружьями. С ними я чувствую себя так уверено, — сказала женщина с твердостью человека, слышавшего об опасности, но искренне убежденного, что ему лично ничто не грозит. Она напомнила Мерси Денниса и Ларсена, студентов из дирижабля, потерпевшего крушение в Теннеси. — И многие из них так молоды и не женаты. — Она покосилась на читающую газету племянницу.

Мисс Клэй не прервала своего увлекательного занятия.

— Несомненно, тетя, — только и сказала она.

— А вы, дорогая? — Старушка снова переключила внимание на Мерси, которая была без перчаток, и обручальное кольцо таким образом оказалось на виду. — Где ваш супруг?

— Он умер, — ответила медсестра, изо всех сил стараясь смягчить свой акцент, чтобы он не выдал ее. Но пока в ходе беседы вопрос о ее происхождении вроде бы не возник, и девушка надеялась на лучшее.

— На войне? — спросила миссис Баттерфилд.

Мерси кивнула:

— На войне.

Старуха покачала головой:

— Иногда я думаю, а останутся ли у нас вообще мужчины, после всех этих сражений. Я тревожусь за племянницу.

Племянница, за которую так тревожилась тетушка, перевернула газетную станицу со словами:

— Думаю, кто-то да останется.

Но далее не последовало ни возражений, ни поощрений к развитию темы.

Мерси ничего не знала об этих женщинах, не знала и не спрашивала, но не прошло и часа, как ей стало известно, что они из Огайо, едут на запад, чтобы разобраться с каким-то имуществом, оставленным мистером Баттерфилдом, завещавшим им шахту. Однако в подробности никто не вдавался, а после смерти мистера Баттерфилда прошло уже, вероятно, какое-то время, поскольку миссис Баттерфилд сочла возможным облачиться в блекло-голубое. Мисс Клэй была когда-то помолвлена с весьма достойным майором Союза, но, увы, он погиб на поле боя за месяц до назначенного дня свадьбы.

Вся эта информация исходила от миссис Баттерфилд, мисс Клэй лишь изредка вставляла в разговор краткие комментарии. Она, похоже, предпочитала погрузиться в свои газеты и книги, хотя путешествие еще и не началось.

Мерси решила, что девушка избрала такой способ, чтобы игнорировать свою тетушку, при которой, очевидно, исполняла обязанности помощницы и компаньонки. Так что миссис Баттерфилд была более чем счастлива найти в Мерси внимательную слушательницу, которая не мешала излияниям старушки, хотя и понимала, что со временем это может стать весьма утомительным.

Вскоре по вагону прошел кондуктор, проверяя билеты и, как решила Мерси, проводя учет лиц, состоящих у него на попечении. Это был мужчина в возрасте, старше мисс Клэй, но моложе миссис Баттерфилд, с выправкой человека, служившего некогда в армии, однако одну его ногу по всей длине охватывала стальная шина. Этот ортопедический аппарат помогал ему стоять и тихо лязгал при переходе мужчины из купе в купе. Улыбался кондуктор скупо и кривовато, стремясь как можно скорее покинуть сомнительную — в лучшем случае — территорию. Миссури нельзя было доверять — ни одной из сторон.

Мерси смотрела, как он изучает бумаги, выслушивает вопросы, торопливо отвечает на них и протискивается дальше, к другим пассажирам, — а вскоре и переходит в следующий вагон.

За кондуктором последовал величавый пожилой негр в новенькой форме проводника; он поправлял багаж и показывал пассажирам, где тут туалетная комната, объяснял, в какие часы в служебном вагоне подают еду, и сообщал гостям поезда, когда состав двинется или снова остановится. Он закрыл двери, сверился с карманными часами, видно ожидая какого-то сигнала снаружи, и последовал за кондуктором в соседний вагон, скрывшись из виду.

Мерси потребовалось некоторое время, чтобы осознать, что ее смущает в проводнике и пассажирах, тем более что при этом приходилось выслушивать лекцию миссис Баттерфилд о катании на коньках. Медсестра разглядывала людей в поезде, одно лицо за другим, и видела пожилых мужчин и престарелых женщин, нескольких женщин помоложе, вроде нее самой, нескольких темнокожих проводников и грузчиков, которые по возрасту годились ей в братья. Но единственными молодыми белыми мужчинами были солдаты. Некоторые теснились группками в своих открытых купе, другие бродили по вагону, словно в патруле, а может, им просто не сиделось на месте. Некоторые выглядели просто мальчишками — костлявые, с впалой грудью и узкими бедрами, у них и усы-то еще не пробились. У одного или двух на шее и руках виднелись жуткие шрамы. Медсестра в силу своей профессиональной наблюдательности даже догадывалась, каким оружием эти раны были нанесены. Она узнавала работу шрапнели, ожоги от снарядов и странную фактуру кожи, обваренной паром, и думала про себя то же самое, что сидящая напротив дама недавно высказала вслух: а останется ли в живых кто-нибудь из мужчин по обе стороны фронта?

Наконец, после, казалось, бесконечного ожидания, взревел гудок, напугав всех людей в семи пассажирских вагонах и заставив их невольно выпрямить спины. Загромыхав всем, что только может громыхать в машине, гигантский локомотив дернулся вперед.

Даже миссис Баттерфилд умолкла, когда поезд действительно тронулся, пополз мимо станции, мимо бредущей толпы, мимо колонн, газетных стоек, застывших товарняков, пассажирских поездов, ожидающих на других путях. В эти минуты никто не отрывал взгляда от окон, за которыми медленно разворачивалась, уплывая прочь, панорама, набирая скорость под лязг и пыхтение. Вот уже вокзал остался позади, а вот и окраина города, сортировочные станции, будки, хижины, сараи, склады — мимо, мимо, мимо. А потом, куда скорее, чем могла бы предсказать Мерси, они под мерный перестук покатились по безлюдной земле, где были деревья, туннели, рельсы — и больше, кажется, ничего.