Судя по всему, жара крепчает. Бойль утирает пот с лица, стоя на подаче.

— Черт, жарко, — говорит он. — Спорим, жениху сейчас приходится еще жарче нашего.

Его приятели дружно смеются.

— А какого хрена ты имеешь что-то против брака? — злобно спрашиваю я.

— Что я имею против брака? — переспрашивает он меня. — Спроси лучше, чего я не имею против брака. Я, конечно, все понимаю: кто-то из вас, ребята, наверняка думает, что я не женат потому, что у меня башка пустая и вдобавок еще много пью. А вот и нет. Женщины меня любят. Знаете, сколько раз за жизнь я делал предложение? Пять раз. Да, целых пять. Первый раз я предложил выйти за меня замуж одной моей школьной зазнобе по имени Даниэль, когда мне было всего семнадцать. Тогда все у нас рухнуло потому, что в один прекрасный день я рухнул с крыши, когда подрабатывал кровельщиком. Я потом целый год и имени-то своего вспомнить не мог, чего уж тут удивляться, если я напрочь забыл, кто она такая. А ее это так взбесило, что она, сука, взяла и меня бросила. Второй раз был с медсестрой, которая за мной ухаживала. Ее звали Дот. Она была толстая, уродливая и, насколько я помню, намного меня старше, но мы все равно влюбились друг в дружку. Еще бы, столько времени она кормила меня с ложечки и заново учила читать. Черт возьми, она так ангельски напевала мне алфавит. Но все закончилось вместе с курсом лечения. Дама номер три появилась в моей жизни только спустя шесть или семь месяцев, потому что все это время я еще продолжал находиться под неусыпным наблюдением врачей, а Дот, понятное дело, уже исчезла с горизонта. Вечно забываю, как ее звали. В общем, шары у нее все равно были что надо, и трахалась она, как крольчиха. Я надеюсь, ребята, вы уже достаточно взрослые, чтобы слушать такое, да?

Мы утвердительно киваем.

— В общем, весь юмор в том, что она ушла от меня к парню, который работал в зоопарке. Я до сих пор их обоих ненавижу, думаю, попадись они мне, убил бы непременно. Но, как я уже сказал, ее имя и лицо я ни в жизнь не могу вспомнить, наверное, это их до сих пор и спасает. По крайней мере, пока я не опознаю ее по сиськам. Потому что мне хоть целый грузовик сисек навали — я и там их запросто отыщу. Как бы то ни было, хер с ними, с этими ее классными сиськами. Невесту номер четыре я помню очень смутно, потому что в то время жил в Вегасе и все три года пил не просыхая. По-моему, она была родом из Техаса и ходила в блестючих сапогах и широких платьях. Кажется, у меня на заднице есть татуировка с ее именем, но только вот делать мне больше нечего, кроме как самому смотреть или просить посмотреть кого-нибудь еще. Все равно она для меня давно уже ничего не значит.

Он снимает с руки бейсбольную перчатку и снова утирает себе лицо.

— Единственная из них из всех, которая на самом деле для меня что-то значила, была невеста номер пять. Криста, балерина. Я любил ее. Мы познакомились в баре. Или нет — на бейсбольном матче. Нет, вру, все-таки в баре. Мы смотрели бейсбол. В тот же вечер я сделал ей предложение. Черные волосы, голубые глаза, ноги — просто обалдеть. Но в самый ответственный момент мы с ней подрались, и такая пошла неразволочня, что в итоге остановить нас смог только солдат национальной гвардии. Я совершил одну роковую ошибку: когда мы оба стояли на одной ноге и пытались пальцем попасть друг дружке в нос, черт меня дернул брякнуть, что то же самое кольцо, которое я незадолго до того ей вручил, я предлагал всем четырем моим предыдущим несостоявшимся женам. А что? Мне оно было дорого как память. Если уж на то пошло, мамаши ведь часто отдают сыновьям свои обручальные кольца, так почему же мне нельзя было воспользоваться тем же кольцом, что и четыре предыдущих раза? Вам бы оно тоже понравилось. И оно было дорого мне не только из-за прошлых помолвок. За него потом пришлось судиться аж с тремя этими суками. Посмотрел бы я на того, кто после такого не полюбил бы это кольцо, как я. А вот Криста не полюбила, это факт. Она швырнула мне им в рожу и потребовала, чтобы нас везли в вытрезвитель по отдельности в разных машинах, и с тех пор, если не считать той полсекунды, когда ее вели по коридору, а у меня снимали отпечатки пальцев, я ее больше никогда не видел. Ну как, у кого-нибудь еще остались вопросы по поводу того, что я имею против брака? Нет? Так я и думал. Пять помолвок, одна татушка, одно кольцо и одно любящее сердце, которому в придачу суждено было разбиться целых пять раз подряд. Да, блядь, насчет брака мне есть что возразить. Дураки пусть себе женятся, но только не я. Дайте минутку дух перевести.

Спустя пять раундов и целый час времени, Бойль стоит на подаче с мячом в руках и готов вот-вот заплакать. Но только мы переключаем все внимание на него, как он поднимает глаза и начинает смеяться.

— А вы, дебилы, мне и поверили.

— Не может быть, — изумляется Гарри. — Так, значит, ты никогда и ни с кем не был помолвлен?

— Нет, вся байда, что рассказал, — правда. Просто мне на все это глубоко насрать.

И Бойль заходится смехом минут на пять, а дальше уже все молчат. Его приятели планомерно пополняют ряды пустых банок в центре поля. Чем сильнее они косеют, тем больше концентрируются на наших подачах. После целого ряда успешных подборов в восьмом раунде они уже серьезно настроены на то, чтобы выровнять счет. Бойль делает два мощных отбоя: один в седьмую зону, другой — в восьмую; оба мяча летят далеко, но приземляются, чуть-чуть не долетев до забора. Стивен со смехом ловит их к себе в задний карман. В восьмом раунде Арчи решает навестить Грейс на позиции подающего после того, как та выдает далекий флай-аут и сразу за ним — два результативных мяча. Она раскручивает Арчи в кресле, ногой откатывает его обратно за площадку отбивающего и тут же вслед за этим вешает еще одну соплю.

Конец девятого раунда, счет по-прежнему 1:0 в нашу пользу. Команда старших, пользуясь последними минутами, оставшимися у них на подбор, требует показать им кепку Грейс, которая в ответ пытается изображать полные непонятки, и это при том, что смазки у нее там спрятано не меньше фунта. Время уже давно за полдень, и народ постепенно начинает переползать через Ав и загружаться в «Манджоли» на свадебный банкет. Мимо нас, горланя «Забери меня на матч», проходят двое изрядно выпивших папаш. Мне еще нужно успеть забежать домой, чтобы переодеться в костюм. Возможно, даже залезу в душ, хотя, бля, нет, это, конечно, вряд ли.

— Смотри-ка — вазелин, — говорит Бойль, поднимая вверх кепку Грейс. — Да она мухлюет.

— Верни кепку, придурок, — со злостью кричит ему она и прыгает, пытаясь вырвать кепку у него из рук.

— Нет уж, — говорит он. — Пока у себя оставлю. А ты у нас до конца игры будешь подавать другим мячом. О’кей?

— Ладно, — говорит она. — Хочешь, бля, вообще себе забери, если так понравилась. Мне без разницы, каким мячом подавать — все равно всем вам по страйк-ауту.

Старшие кидают ей другой мяч из коробки, которую мы принесли с собой.

— Йоу, Стивен, — окликает его Бойль, — ты готов посмотреть, как я запущу мячом через забор?

— С самого обеда жду не дождусь, — говорит ему Стивен. — Разбуди меня, если, не дай бог, и впрямь такое случится.

В ответ Бойль смеется и готовится принять подачу. Грейс подает свой первый честный мяч за всю игру. Он отбивает его, как пушинку. Стивен сначала немного медлит, затем резко срывается с места и бежит вслед за мячом. Подпрыгивает и в прыжке ловит его у самой верхушки забора. Мы кричим в восторге. Стивен танцует жигу. Бойль окончательно выходит из себя и в сердцах мечет свою биту через все поле, словно дротик. Блядство, — вопит он в ярости. Нет, ты только погляди, что за блядство такое? Только не засрите мне подборы, вы, жирные ублюдки, мне нужен еще удар, — гремит он, обращаясь к своим товарищам по команде. Один из них приносит ему биту. Каким-то образом им все же удается выровнять счет после четырех безответных синглов. Арчи выезжает на площадку для подающего. Грейс швыряет в него бычком. Бойль возвращается на позицию, чтобы испробовать свой второй шанс, разминаясь, поводит плечами и поднимает глаза к небу.