— Уведите ее отсюда, — командует он и машет рукой в сторону.
— Не так быстро, товарищ Федоров, — говорит ему Хабиб, выступая в смокинге и черных гольфах из тени. — Руки прочь от девушки.
— Вот мы и снова встретились, Хабиб О’Брайен, так называемый мастер танцевального стиля «Танцуй или умри». Убейте его, — приказывает Федоров.
Солдаты строчат по Хабибу из пулеметов, а тот, кувыркаясь в воздухе, скачет через весь ресторан. Вот он совершает последний отчаянный кульбит и, оказавшись у Федорова за спиной, сдергивает его со стула и сворачивает ему шею. При этом сам резко и синхронно поворачивает голову в ту же сторону и легко и непринужденно завершает свой танец. Немного покрутившись на месте вокруг своей оси, Федоров замертво падает на пол. Хабиб поворачивается к солдатам, которые еще не догадались отпустить Сашу.
— Отпустите ее, или с вами будет то же самое, — предупреждает он.
Саша вновь обретает свободу. Она подбегает к Хабибу, и они вместе проходят в танго вокруг вконец обалдевших солдат.
— А теперь мы оставляем вас наедине с вашим павшим лидером, — подытоживает Хабиб.
Не ослабляя объятий, они с Сашей вылетают прочь из ресторана все в том же ритме танго. Картинка замирает, когда Хабиб, уже в дверях, подмигивает на прощание солдатам, которые все как один улыбаются Саше, и та улыбается им в ответ. Голос за кадром: Танцуй или умри — студия на углу Фрэнкфорд и Святого Патрика. Так ли ты крут — или всё врут?
Ролик заканчивается под наши аплодисменты.
— Просто великолепно — тут уж ничего не скажешь, — бахвалится Хабиб. — Так мы будем еще раз репетировать с Генри танец или как?
— Нет, погоди, — говорит Саша. — Дай я сначала станцую для него — как-никак у парня последний день свободной жизни.
— Саша, — говорит Хабиб, — по-моему, парень ясно выразился: ему нужна репетиция, и немедленно.
— Блин, да не гони ты так, есть у меня чуть-чуть времени, пусть станцует, — перебиваю я этого остолопа Хабиба.
— Прекрасно, — говорит Саша и толкает стул на середину танцплощадки. — Садись сюда, я сейчас.
Саша ненадолго исчезает за дверью, затем появляется вновь, уже полностью переодевшись для танца живота: босиком, в синих мешковатых шароварах, как у джинна из мультиков, в мини-топе и синем платке, закрывающем лицо до глаз. Мамочки мои. Дайте мне стакан воды и положите на колени подушечку. Щелчком пальцев она просит музыки, и Хабиб тут же ставит какую-то пластинку. Обложки мне отсюда не видно, но по первым же тактам я узнаю, что это «Zorro Is Back» Оливера Онионса — вся пластинка в бешеном пуэрториканском стиле. Саша извивается в танце все ближе и ближе ко мне. Мне хочется еще раз сглотнуть, но я не могу. Пот катится со лба так, что аж глаза щиплет. Саша скользит мне за спину. Я хочу приподняться на стуле, чтобы развернуться и сесть на колени лицом к спинке, но Саша удерживает меня за плечи и сажает обратно. От касания ее рук я подпрыгиваю так, словно она пропустила мне под мышки оголенные телефонные провода. О господи. Она прямо передо мной, и сквозь платок я вижу ее улыбку. По-моему, мои друзья что-то одобрительно кричат мне из-за спины, хотя я не уверен. Черт. Теперь Саша полностью нависла надо мной: Боже, как она трясет бедрами; поставила ногу прямо мне на ляжку, у меня в штанах сейчас не член, а прямо гребаный попрыгунчик какой-то. Я чувствую запах ее пота, смешанный с ароматом туалетной воды. Господи, на все воля Твоя. Вот она покачивается, извивается и улыбается совсем близко от меня, а я буквально распластан по стулу. Я уже вижу ложбинку между двумя ее маленькими сиськами, но тут, как всегда, наступает темнота. Спокойной ночи.
Я прихожу в себя и вижу, что Бобби Джеймс плещет мне в лицо водой из стакана. Когда мне наконец удается откашляться, Хабиб и Саша приподнимают меня и помогают усесться на полу.
— Что, опять вырубился? — спрашиваю я.
— Так и есть, чувак, — со смехом отвечает мне Бобби Джеймс. — В чем в чем, а в этом среди телок тебе равных нет.
— Это точно. Бля, а сколько времени?
— Два тридцать четыре.
— Ччерт. Я сказал родителям, что буду в баре к двум пятнадцати.
— Тогда побежали, — говорит Бобби.
— Не могу. Мне еще надо танец отрепетировать.
— Генри, Генри, ты же только что после обморока, — говорит Хабиб. — Тебе нельзя сейчас напрягаться.
— Нет, — решительно заявляю я. — Вы, ребята, идите в бар. Скажите там моим родителям, что я подойду к трем. Хабиб, пожалуйста, поставь пластинку. У меня все тип-топ.
Мои друзья уходят, и за ними со щелчком захлопывается входная дверь. Я выхожу на площадку для танцев и замираю в исходном положении: все в той же робе и с бананом в руке вместо микрофона. Хабиб ставит пластинку и машет мне рукой, чтобы я приготовился. Они с Сашей внимательно, как два шахматиста — за доской, за мной наблюдают. Через колонки слышно, как скребет по винилу игла. Хабиб дает мне последние наставления. Запомни: голову чуть вверх, от центра сильно не смещайся, расслабься и получай удовольствие от ритма, и чтоб никаких ошибок — это может плохо отразиться на репутации нашей студии, тем временем рожки играют вступление. Я одновременно слушаю его и музыку. Поехали, начальные движения. Сейчас я серьезен, как рак мозга, и думаю про себя: Я совершенно спокоен, и никакая херня в мире не способна помешать мне станцевать идеально, как в прошлый раз. И сегодня вечером будет не хуже.
Стоит только войти в бар «У Пола Донохью», миновав нависший над входом зеленый трилистник, который всегда качается из стороны в сторону, прямо как алкаши у стойки внутри, — и через пять минут уже будешь в курсе, как работает это заведение. Просто садишься и кладешь купюру перед собой на стойку. Бармен спрашивает, что будешь пить. Брать можно все что угодно, кроме бодяги под названием «Шипучий пупок», если, конечно, нет желания загреметь из бара прямиком в мусорный контейнер. Лучше «Будвайзер». Теперь можно смело горланить песни и раскачиваться из стороны в сторону в обнимку с приятелем. Запивка — это стакан пива, который выпивается после наката. Накат — это рюмка чистого, крепкого пойла. Резко опрокидываем накат себе в глотку, немного поморщимся, теперь дело за запивкой — рожа снова принимает обычный вид. Чем больше и чаще накатываешь — тем быстрее пьянеешь. Те, кто накатывает, всегда шумят больше остальных, говорят бессвязно и роняют на пол четвертаки, предназначенные на корм музыкальному автомату. Те, кто накатывает, всегда рады угостить всех вокруг за свой счет. Низко над столами нависли тяжелые темные тучи сигаретного дыма. Барменша с унылыми сиськами, чья внешность не идет ни в какое сравнение с внешностью тех ее далеких коллег, постеры с изображениями которых развешаны по обшитым деревянными панелями стенам, ходит туда-сюда по залу с подносом в руках. Доски, на которых мелом записывают результаты игры в шаффлборд[35] или соревнований по дартс, а также ставки, если заключаются пари. С двух сторон под потолком вделано по телевизору: по одному идет бейсбол, по другому с кем-то играет Пенсильванский университет. Даже если на улице день, в баре всегда темно.
Все уже здесь. Справа от меня за столиком у двери сидят Сесилия с Сес, Арчи с родителями, Марджи Мерфи с родителями, а также Грейс и Ширли Макклейны. О чем они говорят, мне не слышно, но Сесилия с Грейс, которые обе дымят не прекращая, явно поддерживают разговор за всех. Они яростно жестикулируют, заставляют смеяться всех остальных, за исключением мистера и миссис О’Дрейн. Поскольку в баре яблоку упасть некуда, столы, теряясь в клубах сигаретного дыма, трещат под грузом навалившихся тел, и из музыкального автомата на полную громкость несется «Love Me Do», то неудивительно, что никто вокруг не замечает моего появления.
Слева от меня барная стойка, вдоль которой выстроилась вереница жирных задниц, наполовину съехавших с высоких скрипучих табуретов на длинных ножках. Пол Донохью, огромный толстяк с седыми кудрявыми волосами (владелец заведения и главный бармен по совместительству), с неторопливым проворством подает публике напитки. Неожиданно по самому центру стойки я замечаю Фрэнсиса Младшего, сидящего рядом с Берни и Донной Куни. Вот ведь — тут как бы самому в штаны не нагадить. Знакомые голоса окликают меня, на секунду перекрывая шум, и тем самым вырывают из оцепенения. Это Бобби Джеймс, Стивен и Фрэнни: они сидят за стойкой чуть дальше, по левую руку от Фрэнсиса Младшего. С ними Джонни Бойль, местный завсегдатай. Я пробираюсь к ним мимо стола с шаффлбордом, музыкального и игровых автоматов; проходя мимо Фрэнсиса Младшего, с немалым облегчением успеваю заметить, что тот не разговаривает с Куни: все трое заняты пивом и никуда, кроме как прямо перед собой, не смотрят.
