* Разведчики RB-29.
** Спасатели SB-29.
В-29 (сер. № 44-69667) в составе 39-й и 40-й эскадрилий 6-й бомбардировочной группы совершил 65 боевых вылетов в ходе Второй Мировой войны и 85 боевых вылетов над Кореей в составе 343-й эскадрильи 98-й бомбардировчной группы. Авиабаза Ёкота, Япония, 1953 г.
В-29 (сер. № 44-86415) из состава 343-й эскадрильи 98-й бомбардировчной группы. Авиабаза Ёкота, Япония, 1953 г.
RB-29A (сер. № 44-61929) из состава 91-й эскадрильи стратегической разведки 55-го стратегического разведывательного авиакрыла. Авиабаза Ёкота, Япония, 1953 г.
ОБЕСПЕЧЕНИЕ
Иван Николаевич Барбин: «Мы были основой сил боевого управления…»
Литературная запись Владимира Чистова
Расчёт нашей РЛС П-20 «Перископ» в Корее.
В августе 1951 г. я закончил 1-е Московское Краснознаменное и Ордена Ленина Военное Авиационное Радиотехническое училище ВВС. Располагалось оно сначала в Москве возле стадиона «Динамо», а затем переехало в Тамбов, где окончил училище по специальности «техник радиотехнической станции» — локаторщик. Группа специально готовилась к работе на РЛС П-20 «Перископ» — новой станции, работающей в сантиметровом диапазоне радиоволн. Другие типы состоящих на вооружении РЛС изучали в обзорном порядке. По окончании училища я по распределению попал в Армению, где работал на радиолокационных станциях метрового диапазона П-3, П-За и П-8. Служба проходила спокойно, с турецкой стороны нас не беспокоили. Наибольшую сложность представлял горный рельеф, поскольку в таких условиях дальность действия РЛС намного сокращается.
Затем я был направлен в Болгарию, где с апреля 1951 г. обучал союзников работе на этой новейшей для того времени станции. Проблем с обучением, как и с болгарским языком не было, слова похожи, да и какие команды можно дать при наведении в воздухе: «смотри выше, смотри левее», он отвечает «гледаю» т. е. вижу. Изредка границу нарушали югославские самолеты, но заходили недалеко и быстро уходили на свою территорию, поэтому успешных перехватов не было. К августу 1951 г. болгар обучили, технику сдали, и больше нам там делать было нечего, а потому мы вскоре вернулись в Союз.
Осенью 1952 г. меня вызвали в главный штаб ВВС к начальнику управления кадров полковнику Данилову, где после краткой беседы сообщили, что меня направляют в Корею. Здесь, наверное, сыграла свою роль моя командировка за границу. По возвращении из Болгарии старшие групп дали характеристику каждому из подчиненных, что, видимо, и повлияло на решение проверить нас на настоящей войне.
Учитывая уровень тогдашней отечественной техники, экипаж станции составлял три десятка человек, из них шесть офицеров. Начальник РЛС, начальник и техник приемо-передающих устройств, начальник и техник индикаторной аппаратуры, начальник электросиловых устройств (дизелист). Остальные были солдатами и сержантами срочной службы — водители, операторы, дизелисты.
Сама РЛС П-20 по нынешним меркам была довольно громоздкая — шесть автомобилей, тягач, приемо-передающая кабина. В кабине стояли три индикатора: индикатор кругового обзора, с него же шли данные на выносной индикатор на КП. За ним мог работать штурман наведения и управлять истребителями. У ИКО было два режима — три оборота антенны в минуту для обнаружения целей и шесть оборотов — для наведения истребителей, зона обзора составляла 400 километров.
Индикатор секторного обзора давал укрупненное изображение обстановки в каком-то секторе. На этом индикаторе выбранный сектор просматривался постоянно, захват оставался с прошлого оборота антенны, и даже была видна световая «дорожка» от движения цели. Отметки целей крупные, экран был «растянут», поэтому можно было определить положение цели с точностью полградуса и точнее навести перехватчики.
На индикаторе высоты развертка экрана происходила вверх-вниз, сигнал шел от двух антенн, и специальный оператор определяет только высоту.
Мощность излучения по тем временам была огромная, до 3 кВт в импульсе, поэтому и дальность действия повыше. Длина волны составляла 10 см.
На станциях П-3, П-8 длина волны составляла 4,6 метра.
Главным достоинством П-20 была ее высокая разрешающая способность — 500 метров, на этом расстоянии цели были видны отдельно, как две точки на экране. Более старая станция П-3 обладала разрешающей способностью 2 км, ближе цели сливались, Ошибка по высоте могла составить 2–2,5 км. П-8 имела разрешающую способность до 1 км. Поэтому с нашей станции уже было возможно точное наведение истребителей, а с РЛС метрового диапазона — нет.
Станцию мы получали в Москве на заводе им. Орджоникидзе, выбрали ту, что получше, там же на заводе развернули и опробовали со всем экипажем, проверили работу от имитаторов целей. Гоняли ее недели три, без отдыха. Одновременно с проверкой аппаратуры тренировали и проверяли личный состав.
В Корею я был направлен на должность начальника приемо-передающих устройств, а месяца через четыре стал начальником станции. Заместителем у меня был Ильинский Владимир, начальником приемо-передающих устройств — Щербаков Евгений. Все офицеры нашего экипажа имели квалификацию инструкторов. Кое-кто помимо меня также к этому времени уже побывал в социалистических странах. Щербаков, например, служил в Чехословакии.
Мы закончили подготовку станции на заводе, ночью погрузились на платформы и — в путь. Дорога заняла около месяца, ехали в теплушках, которые отапливались «буржуйками». Однообразие дороги скрасил курьезный случай — дневальный солдат перепутал ведра и, вместо угля махнул в печку ведро воды. Утром проснулись, а, кругом «негры», смеемся друг над другом, а себя-то не видно. Границу пересекли на станции Отпор. Технику стразу приняли под охрану китайцы, нас разместили в мягких вагонах, и через Манчжурию, до Андуня мы доехали за полтора суток.
На дворе был конец ноября. Поезд подошел часа в четыре утра, тут и состоялось «боевое крещение»: мы увидели в окна вагонов воздушный налет, лучи прожекторов, зарево по всему небу, разрывы зенитных снарядов и мощный густой гул тяжёлых четырёхмоторных бомбардировщиков, проплывавших где-то в густой темноте.
Нас встретил полковник Аксельрод — заместитель начальника войск связи 64-го истребительного корпуса по радиолокации. Потом мне много пришлось с ним работать, он был хорошим специалистом, деловой, работать с ним нравилось. Кроме того, он, как сейчас бы сказали, был неплохим специалистом по пиару, регулярно с фактами в руках доказывая высшему командованию на совещаниях, что без радаров реактивная истребительная авиация и зенитная артиллерия даже в дневных условиях немногого стоит. Что же касается действий в ночных условиях, то здесь все и так всё понимали. В результате, благодаря регулярным требованиям полковника Аксельрода, на Корейском ТВД постепенно появлялось всё больше наших радиолокационных позиций, постепенно «закрывавших» всё большую часть воздушного пространства.
В общем, пока он был в Корее, на еженедельном подведении итогов боевых действий работа радиолокации рассматривалась сразу после истребительной авиации, а затем уже обсуждались другие службы — зенитчики, прожектористы, связисты, и прочие. Как только Аксельрод сменился, о нас забыли… Работают локаторщики, и ладно. Возможно из-за этого нас не наградили после окончания боевых действий. Да, в общем, и не за что было. Техника — в порядке, люди работают. Так и должно быть в боевом сколоченном подразделении. Поэтому за хорошую работу нас постоянно благодарили, но наград не дали. В конце командировки выдали всем медали китайско- советской дружбы.
