К данным цифрам надо добавить также 15 тыс. авиационных автоматических пушек MG151 /20, переданных зенитным частям Люфтваффе и Вермахта, а также установки, закупленные в Швейцарии и Швеции, а также массу трофейных образцов.
— батарея среднего калибра (четыре 88-мм установки и два 20-мм автомата) занимала, как правило, квадрат площадью от 200 х 200 м до 400 х 400 м;
— батареи МЗА (20- и 37-мм автоматов), насчитывавшие по штату 12 установок, группировались на площади от 100 х 100 м до 200 х 200 м. Это, кстати, подтверждается и аэрофотоснимками.
Величина столь небольших площадей (особенно для малокалиберных установок), на которых концентрировалось такое значительное количество огневых средств, обуславливалось исключительно характеристиками приборов управления огнём, обеспечивавших необходимую плотность разрывов только при условии вполне определённого расположения артустановок на земле.
Повторимся, это требование сохранялось вплоть до середины 70-х годов!
Количество собственно зенитных батарей, прикрывавших тот или иной объект во фронтовой зоне, было, вопреки воспоминания многих лётчиков-ветеранов, на самом деле небольшим. Как правило, даже сравнительно крупный аэродром, на котором базировались до двух авиагрупп (т. е. до сотни самолётов) прикрывался одной батареей установок среднего калибра и одной батарей малого калибра. Лишь базовые аэроузлы могли действительно иметь по несколько батарей. Чтобы не быть голословными, можем сообщить, что в 1941 г. на всём Восточном фронте у немцев имелось всего лишь 239 батарей среднего калибра и 135 — малого, а в 1942 г. их количество сократилось до 148 и 162 подразделений соответственно. На том же усреднённом уровне оно сохранялось и в 43-м. В основном из-за тяжёлых потерь от ударов советской штурмовой авиации 1*. Только в 1944 г., из-за катастрофического ухудшения обстановки немцы удвоили количество зенитных подразделений, противодействовавших ударам нашей авиации.
Именно в силу небольшого количества зенитных батарей, прикрывавших конкретный объект, из состава вылетавшей на задание эскадрильи штурмовиков численностью 8 — 12 самолётов, для подавления зенитного огня выделялась лишь пара или звено (три — четыре машины). Больше и не требовалось, так как при удачном залповом сбросе четырёх — шести 50- или 100-кг фугасных, а с 1942 г. осколочно-фугасных бомб данного калибра на площади указанных размеров (особенно это было характерно для батарей МЗА) значительная часть расчётов попросту выбивалась осколками, а часть орудий выводилась из строя. О том, какими могли быть результаты такого удара, можно судить хотя бы на основании того, что зона сплошного поражения даже одной ФАБ-50 представляла собой круг диаметром от 60 до 100 м! а диаметр воронок от этого «поросёнка» составлял в среднем около 5 м при глубине около 1,5 м. Нетрудно подсчитать площадь зоны сплошного поражения 2* одной ФАБ-50, которая равнялась около 20.100 м2 (принята средняя величина диаметра зоны поражения, равная 80 м.
— Прим. Авт.). Это значит, что пара Ил-2, сбросив дюжину фугасок, могла выбить почти всё живое на площади 241.000 м². Это при том, что немецкая батарея МЗА занимает площадь всего лишь от 10.000 м2 до 40.000 м2. Фактически, даже сброс серией (при которой часть бомб вообще ложилась вне позиции зенитчиков) уже имел фатальные последствия. Если же после такого удара кто-то «подавал голос», то на следующем заходе цель обрабатывали реактивными снарядами, а на третьем заходе — пушечно-пулемётным огнём. Оставшись в одиночестве, рассредоточенные по гораздо большей площади расчёты четырёх 88-мм зениток уже не могли вести эффективный огонь по маневрирующим на малой высоте штурмовикам всилу характеристик своих установок. К тому же их позиции также подвергались ударам.
Конечно, всего этого можно было достичь только в том случае, если данные о целях была сообщены экипажам перед вылетом. В противном случае над объектом удара начинался экспромт, результаты которого целиком зависели от индивидуальной и групповой подготовки экипажей.
Заметим, что уничтожить пост управления зенитным огнём было очень сложно, так как аппаратура и расчёт, располагавший так называемым командным прибором Kdo-Gerat36 (позже Kdo-Gerat40), мог находится на расстоянии до 500 м от огневой позиции зенитной артиллерии. Такой объект имел сравнительно небольшие размеры и хорошо маскировался, а потому обнаружить его с воздуха было крайне сложно. Однако, если удар по позициям зенитных орудий наносился, то целостность аппаратуры и его расчёта уже не играла большой роли при отражении налёта. Дело в том, что падающие на головы зенитчиков бомбы и реактивные снаряды часто вызывали взрыв готового боекомплекта, выкладывавшегося рядом с орудиями в значительных количествах. Последствия были почти всегда очень тяжёлыми.
Косвенным подтверждением изложенного выше является сравнение количества зенитных батарей малого калибра в 1939–1944 гг. и количества полученных Вермахтом и Люфтваффе 20- и 37-мм зенитных автоматов. При анализе таблицы необходимо учитывать тот факт, что, вопреки распространённому мнению, мощные счётверённые 20-мм «фирлинги» и спаренные 37-мм автоматы на самом деле составляли ничтожное количество от общего числа зенитных установок 3*. В основном они использовались на боевых кораблях и для прикрытия особо важных объектов. Обратите внимание: несмотря на более чем двукратный рост производства в 1942 г., по сравнению с 1941 г., количество батарей возросло всего на 18,6 %! Да и в дальнейшем их количество увеличивалось непропорционально.
Многие, вероятно, возразят нам, что 20-, 37-, 88- и даже 105-мм зенитки активно применялись в общевойсковом бою, причём даже одиночными установками.
Не возражаем. Действительно зенитная артиллерия играла одну из основных скрипок в борьбе с советскими танками, ДОТами, да и просто часто оказывала огневую поддержку гренадёрам и танкистам. В немецких документах и мемуарах можно найти немало свидетельств, как командир дивизии запросто мог придать какому-нибудь своему подразделению одну — две зенитные пушки, с целью разделаться с занявшим выгодную позицию КВ, или пулемётным расчётом противника.
Однако есть одно важное НО. Если открыть точный и эффективный огонь по идущим в атаку «тридцатьчетвёркам» для взвода «восемь-восемь» или ЗСУ Sd.Kfz.6/2, оснащённых 37-мм автоматом Flak18 или 36, не представляло проблемы, то в случае появления советских самолётов, вести ЭФФЕКТИВНЫЙ огонь по воздушным целям они уже не могли!
Уместен вопрос: почему?
Дело в том, что для стрельбы по наземным целям (из-за их невысокой подвижности) вполне пригодны обычные прицелы, а значит, наводчик зенитного орудия может вполне вести достаточно точный огонь прямой наводкой, ориентируясь по трассерам своих снарядов или разрывам, а цель ему будет указывать командир расчёта, осматривающий поле боя в обычный бинокль.
Однако по воздушным целям во Вторую Мировую войну стреляли уже с помощью дальномеров и систем управления огнём 4*, учитывавшим высоту, курс и скорость самолётов. Это и делали расчёты командных приборов Kdo-Gerat36 и Kdo-Gerat40. Однако такие устройства выдавались по одному на батарею и придавать такие агрегаты отдельным взводам и, тем более, орудиям у немцев не было возможности. Получается, что установки, действующие на поле боя, оставались без внешней системы управления и целеуказания. Нельзя также забывать, что для эффективной стрельбы по самолётам они должны были занять вполне определённую позицию, а, кроме того, их необходимо было отгоризонтировать, а это на поле боя было далеко не всегда возможно. Причём основную роль тут играл даже не вражеский ответный огонь, а состояние грунта, уклон и некоторые другие вещи.
