Но Милаэль не забыл.

Как ни странно, но он довольно часто забегал на половину Арэля или заглядывал в библиотеку, в которой целыми днями просиживал юноша, запоем читая все, что ему попадалось о Гире: от трактатов по экономике до сводов давно устаревших законов. Маленький северянин, лишенный судьбой привычных для его сверстников забав, с самого раннего детства пристрастился к книгам, что были его единственными друзьями, не считая матери, Вароса и Язоррь. К тому же именно в Гире предстояло Арэлю жить, так что требовалось освежить свои знания об этой стране.

Но как-то незаметно Сигмар оказался тем, с кем юноше было легко и спокойно. Секретарь, занятый подготовкой бала, составлением каких-то отчетов и еще целой кучей поручений, забегал в библиотеку довольно часто. Дошло до того, что даже обедал кошак, а вернее перекусывал, чуть ли не на бегу, прямо здесь, подальше от бесконечной суеты главных залов дворца. Шокированный таким непочтением к книгам Арэль пытался было возражать, но Сигмар лишь отмахнулся, заявив, что с хранителем он уже договорился. И что старик не против, если они будут аккуратны.

Оба, не сговариваясь, не касались в разговорах определенных тем: Арэль прошлой жизни, а Милаэль своей работы. Им и так было о чем поговорить и о чем поспорить. И, пожалуй, только с Сигмаром юноша впервые стал оттаивать душой, встретив в лице голубоглазого кошака пусть еще не друга, но того, кто мог им стать. И разница в возрасте им обоим ничуть не мешала. Сигмар по жизни был вечным мальчишкой, а сын Сомианны слишком рано повзрослел.

Милаэль даже попытался как-то вытащить юношу на прогулку по дворцу, благо волчонок больше не выглядел оборванцем. Но Арэль отнекивался всеми силами. Не хотел он светиться при дворе. Да и близилось время, когда нужно было окончательно решать — или принимать предложение мэтра Сарвиса или все-таки уходить. И Арэль, склоняясь ко второму решению, все-таки продолжал колебаться. Очень уж заманчивым было то, что ему обещали. Благо времени для раздумий оказалось достаточно — лекарь настоял, чтобы он остался во дворце до полного выздоровления, и первоначальная неделя незаметно растянулась на целых две.

…Как-то, зачитавшись интересной книгой, что подсунул ему новый товарищ, Арэль позабыл о времени. И когда перевернул последнюю страницу — за окном была глубокая ночь. С сожалением захлопнув потрепанный том, юноша направился в библиотеку, намереваясь вернуть книгу.

Широкие коридоры гостевого крыла встретили его гулкой тишиной. Даже лампы не горели, но волчонку хватало и яркой луны, не хуже фонаря светившей в высокие стрельчатые окна переходов, где туманные блики лежали на мозаичной плитке полов. Было немного зябко и почему-то тревожно, словно в предвкушении непонятной детской буки. Но Арэль, замирая сердцем, упорно шагал вперед, пока не добрался до библиотечной двери, из-за которой пробивался теплый свет настольной лампы, резко контрастируя с холодом лунных бликов.

Недоуменно пожав плечами, Арэль осторожно заглянул за дверь, думая увидеть заработавшегося Мила. Но вместо секретаря за низким столиком сидел король, покачивая в руках серебряную чашу, наполненную густым вином. Носа Арэля коснулся аромат пряностей, меда и сочных ягод нагретой солнцем земляники.

— Заходи… — низкий голос короля застал юношу врасплох. Как-то он не подумал, что его могут заметить. Но у Габраэла глаза, казалось, были даже на затылке.

Повелитель Гирра, тяжело взмахнув чашей, указал волчонку на кресло напротив себя. И продолжал сидеть, невидяще вглядываясь в колышущуюся гладь темного вина. Арэль, не прекословя, тихо прошел к креслу и осторожно в него опустился. Будь перед ним Крейн или его дружки, юноша сделал бы все, чтобы избежать выполнения приказа. Но короля он больше не боялся, оставив свой страх на той дороге, где на его плече сомкнулись клыки Белого Волка.

Юноше почему-то было очень жаль пьющего в одиночестве мужчину, хотя отчего это происходило, он и сам не мог понять.

— Как ты? — Спросил Гирр-Эстег только спустя несколько минут, когда молчание в кабинете уже звенело от напряжения. — Сарвис говорит — ты не хочешь оставаться во дворце. Почему? Что тебе не по нраву, малыш?

— Все хорошо, — тихо отозвался Арэль. — Просто… просто я хочу жить за городом. Мне… мне здесь душно.

— Понятно, — грустно кивнул король, вглядываясь в чашу с вином, словно в магическое зеркало. — Но знаешь, малыш… я очень не хочу, чтобы ты уходил. Будь я трезв — ни за что бы не сказал этих слов. Но я… то ли я пьян, то ли трезв… сам не пойму. У меня сейчас душа нараспашку. Вот ведь засада! Никому и никогда не открывал душу… только брату. И тебе… Мне тепло рядом с тобой, Ир. Так тепло, как ни с кем другим.

Эти слова странно отозвались в сердце Арэля, заставив подростка задохнуться от неожиданности и слабого эха невнятного воспоминания: словно когда-то давно… в другой жизни … или во сне!.. он уже слышал нечто подобное. И не раз.

— Мне тоже! Мне тоже тепло… — вырвалось невольным признанием, и Габраэл вскинул на него абсолютно трезвые глаза, растянув губы в хищной улыбке.

— Тогда почему ты уходишь? — Спросил он, все еще качая в руке чашу… так, что вино опасно подбиралось к самому краю, отливая при свете одинокой лампы кроваво красным.

И эта нереальная картина… крошечный пятачок света в кромешной тьме библиотечного зала, блики крови на поверхности вина, запах солнца, земляники и тлена от древних фолиантов… Все это на миг размыло грань реальности, заставив сердце мальчишки оледенеть от странных предчувствий. Он и сам не знал, что чувствует в этот миг рядом с могущественным, опасным в своей силе владыкой, таким открытым только сейчас и только для него одного в целом мире.

И это пугало, сковывая язык холодом ожидания.

— Скоро бал, — не дождавшись ответа, Габраэл шумно отхлебнул вина. — Не знаю, где и как ты воспитывался прежде, чем очутился в роли деревенского лекаря, но ты когда-то жил иной жизнью. Я не буду требовать правды, Иранн. Скажешь, когда захочешь. Просто останься хотя бы до бала… — «…останься со мной…» звучало в подтексте. Король и сам себя не понимал. Он не испытывал к этому мальчику вожделения. Только бесконечную нежность и тепло. Может, Нувар прав, и ему, уставшему от одиночества, давно пора завести своих щенков? А еще «обрадовали» дворцовые маги, заявив спустя аж семнадцать лет, что королевской Паре не обязательно было родиться именно в тот переломный год. Что его избранником может стать любой, кто сознал себя как личность в тот миг, когда руку Гирр-Эстега окольцевал призрачный браслет. Или кто получил второй шанс на жизнь, спасшись от неминуемой смерти. Вот и понимай, как знаешь!

То есть его будущим супругом теоретически мог быть любой — от старика до семнадцатилетнего пацана или девчонки-малолетки. Да вот хотя бы этот сидевший напротив короля притихший мальчик! Хотя его-то Габраэл менее всего воспринимал как своего партнера, испытывая скорее отцовские или братские чувства.

Все-таки придется ему беспорядочно трахать всех подряд, выискивая своего единственного, благо во дворец съезжаются красавцы и красавицы со всей страны и даже с других материков. Съезжаются ради одной единственной надежды — вытянуть счастливый жребий в виде королевской короны.

Захотелось в очередной раз грязно выругаться, проклиная разом и блудливого предка и всех богов скопом, додумавшихся ТАК наказать Белых Волков.

— Останься до бала… — повторил Габраэл, потирая ноющий висок. Была надежда, что мальчишке уже надоела его бродяжья судьба. И он, невольно окунувшись в роскошь дворцовой жизнь, захочет более размеренного и благополучного существования. Захочет остаться рядом с ним… этот мальчик-загадка. И Габраэл, наконец-то, сумеет его разгадать. Понять, почему именно к нему так тянет. Не списывать же все на схожесть с братом! Да и дикого вожделения, которое отмечали в своих записях его предки, встречая свои Пары, король к мальчишке не чувствовал. И потому еще сильнее желал разобраться, кто же для него этот маленький хромоножка.