Король повернулся к своему советнику, заинтересованно наклонив голову к плечу.

— Если только в моем присутствии… — с сомнением протянул он. — Я еще не готов на такое. Боюсь, вместе они найдут способ покинуть дворец. Мне и того бала хватило.

— Тогда начните с подарков, — обреченно вздохнул Кайр Андосс.

— А ты думаешь, я этого не сделал? — Хмыкнул Гирр-Эстег. — Сразу как проснулся, приказал приготовить дары. И мне недавно сообщили, что их отвергли.

— Ну, вы же не думали, что заслужить прощение так просто? — С сочувствием пробормотал канцлер, малодушно радуясь, что хотя бы у них с Милаэлем все отлично. А когда родится ребенок, будет еще лучше.

— Не думаю, — тяжело вздохнул король, вновь отворачиваясь к заснеженному саду за окном. — Я это ЗНАЮ.

…То утро для Арэля началось поздно. А если точнее, то ближе к обеду.

Он проснулся один в огромной постели под роскошным балдахином пурпурного бархата, затканного золотыми птицами. Комната явно отличалась от той, которую они вчера разгромили на пару с королем. Впрочем, Арэля больше ничего не волновало и не интересовало. Чем уж лекари добились такого результата, он не знал. И не хотел знать. Ему было довольно и того, что клокочущая лава чувств отделена от него пусть тонкой, но достаточно крепкой стенкой магии. Чему юноша несомненно бы обрадовался, если бы у него еще оставались такие эмоции как радость. Но все, что сейчас владело пленником Закрытых покоев, можно было описать одним лишь словом — отрешенность.

Он плыл в ней словно в солнечном море… слабо покачиваясь на волнах безмятежности. Но и она, впрочем, как и барьер целительной магии, то и дело потрескивала от дикого напряжения со стороны лакуны, где все еще бурлили изгнанные чувства: ярость, ненависть, боль, гнев, страх… и обида. Обида на того, кто предал наивную веру на помощь и понимание. Кто ударил в спину, неожиданно… тайно.

И хотя чувства отсутствовали, сам разум не спал, воспринимая все с небывалой ясностью. Так что Арэль сознательно не стремился вновь окунуться в тот водоворот, в котором невольно очутился ночью, избавившись от наведенного Забвения. Нельзя! Пусть не он, но ребенок пострадает точно.

Надо же… у него будет ребенок….

Стоя голышом перед зеркалом в гардеробной, Ар с отстраненным любопытством рассматривал незнакомца, который отражался в серебристой глубине стекла. Крутящиеся вокруг слуги пытались предложить на выбор какие-то вычурные тряпки, но юноша не обращал на них внимания.

Арэль не узнавал себя.

Он помнил голенастого подростка. А в зазеркалье, схваченном причудливой рамой из литой бронзы, отражался невысокий стройный юноша с фигуркой, словно выточенной из драгоценной кости. Нежно-золотистая кожа так и манила прикоснуться рукой. Мерцающий черным серебром водопад волос струился ниже лопаток. Привычная худоба и вечно торчавшие ребра исчезли, сменившись плавной изящностью линий. Бедра остались узкими и упругими даже на вид. Но как-то незаметно самую чуточку округлились. Ноги по-прежнему длинные и стройные. Руки с изящной обрисовкой кистей и длинными пальцами. Вот только живот, прежде плоский, сейчас выдавался заметным холмиком.

Удивление пробралось даже сквозь барьер отрешенности. И Ар осторожно положил ладонь, погладив теплую кожу лона… чуть надавливая и ощущая подушечками пальцев покатое уплотнение.

Внезапно изнутри словно провели легким перышком. И Арэль вздрогнул, замирая… прислушиваясь. Это… это ребенок шевельнулся?

Чудо какое…

Рука юноши машинально спустилась вниз, но вместо привычных коротких завитков нащупала идеальную гладкость кожи. И только тогда Ар обратил внимание на свой голый пах. И мягкий член трогательно-беззащитно свисает, едва прикрывая такую же обнаженную мошонку.

Даже покрова волос лишили, пока он не осознавал себя. Не сказать, что раньше Арэль отличался повышенной волосатостью. Как и у остальных Дарующих у него была шикарная грива на голове, немного кудряшек внизу, а остальное тело гладкое и чистое, в отличие от частенько весьма волосатых Защищающих. Правда, король тоже щеголял гладкой кожей. Но это ничего не значило.

Почему-то стало очень обидно. Глупо, конечно, на фоне всего того, что произошло, но Арэлю вдруг захотелось плакать. Вот только слез тоже не было…

Его одели словно куклу, не разрешив самому даже крючка застегнуть. Затем усадили за стол, но аппетита не было. Однако Ар заставил себя что-то пожевать, помня, что отныне отвечает за двоих. А потом просто отправился бродить по своей тюрьме. Впрочем, вскоре ему это надоело. Роскошь, роскошь и еще раз роскошь… И он обосновался в большой комнате, в которой три стены из четырех занимали высокие фонарные окна. И принялся отрешенно наблюдать, как за прозрачными стеклами с величавой медлительностью опускаются крупные хлопья снега, незаметно укрывая сад пушистым покрывалом.

И как мороз рисует прихотливые узоры на стекле…

И как скользит по наборному паркету неяркий луч солнца…

И как бесшумно снуют молчаливые слуги, то и дело что-то предлагая… что именно, Арэль упорно не смотрел. Он все еще плавал в безмятежности, сожалея, что она скоро закончится. Логику у него никто не отнял, в отличие от эмоций. И юный лекарь понимал, что для непраздного Дарующего подобное состояние не приветствуется.

Его взгляд безразлично скользил по окружающим предметам, не останавливаясь ни на одном из них. И только разум лениво отмечал, что все вокруг посвящено неге и комфорту, несмотря на просто завораживающее богатство. Эти комнаты явно создавали для тех, кого безумно ценили… или любили?..

Но все равно это была темница. Хотя решетки в ней и скрывало сияние самоцветов. Впрочем, сейчас все мысли Ара занимало иное. Даже собственная беременность до поры до времени отступила на второй план.

Его сны…

Недаром жрецы твердили о многообразии миров. О том, что существует карусель богов, помогая смертным перерождаться на новом круге жизни. И то, что он видел, не подлежало сомнению. Его прошлое. Жизнь в другом мире. В другом теле. Там, где он безумно любил, был любим… и где убил своего любимого.

Где сам себя казнил…

Не будь у него отсечены эмоции, Арэль сошел бы с ума от осознания случившегося. Слишком уж все пережитое во сне оказалось ярким.

«…Тау… Мой сероглазый…»

Полный любви и нежности голос Виррана на миг проколол стену безмятежности. И Арэль согнулся, задыхаясь от боли в груди. К счастью, это быстро прошло. Но суета вокруг юноши не утихала еще долго. Пока прибежавшие целители не напоили его какой-то гадостью и не подтвердили, что все в порядке. Правда, обязали пить лекарство несколько раз в день. А еще выгнали слуг, заявив, что избранного раздражает суета.

Наконец-то додумались!

Как-то факт, что он сам мог приказать слугам уйти, прошел мимо сознания Арэля. Застыв в кресле, он размышлял о своем прошлом.

И о Габраэле…

Мог ли Белый Волк быть его Парой… воплощением погибшего Вирра? Ведь недаром же к королю не по-детски тянуло даже сейчас. Но Вирр никогда бы так не поступил с любимым.

Или поступил?..

Нахмурив тонкие брови, Арэль пытался вспомнить, каким стал его прежний избранник спустя годы совместной жизни.

Сильным, властным, хитрым, умным. Знающим, чего хочет, и с успехом добивающийся желаемого.

Подчас жестоким.

Но это для других. А для него… Своего сероглазого Тау он носил на руках, оберегая от всех тревог мира. И больше всего на свете боялся его потерять. Почти как Габраэл…

Вздохнув, Ар устроился затылком на мягкой подушке, что подсунул ему под голову кто-то из слуг. Нет, не может он сейчас мыслить связно. Мысли не просто ускользали. Они ползли неторопливо и вяло, словно укутанные в толстые одеяла. Телу было лень двигаться, как и сознанию. И, замерев, Арэль неподвижным взглядом смотрел перед собой, едва не грезя наяву. Даже войди сейчас Гирр-Эстег, юноша вряд ли бы отреагировал на обидчика.

Тишина и покой вокруг приносили едва ли не болезненное наслаждение. Которое было грубо нарушено мальчиком в накидке ученика лекаря. Мальчишка, аккуратно хрустнув алой печатью, вскрыл опечатанный флакон. Ноздрей пленника коснулся аромат успокаивающего отвара. И Арэль, не колеблясь, выпил поданный бокал: сейчас ему это было нужно.