И не избавил город знойный

            От тёмных дум,

Клубя вокруг свой беспокойный,

            Нестройный шум.

Как острия протяжных терний,

            Любой вокзал

Свои гудки из мглы вечерней

            В мой дух вонзал.

Белесой гарью скрыт, как ватой,

            Небесный румб;

Росток засох голубоватый

            У пыльных клумб.

Скучая, вновь сойдутся люди

            У тусклых ламп;

Ещё плотней сомкнутся груди

            Громад и дамб…

Что без тебя мне этот город,

            И явь, и сны,

Вся ширь морей, поля и горы

            Моей страны?

He верю письмам, снам не верю,

            Ни ворожбе,

И жизнь одним порывом мерю:

            К тебе! К тебе!

Свисток. Степную станцию готов оставить поезд.

В замусоренном садике качнулись тополя,

Опять в окно врывается ликующая повесть

Полей, под солнцем брошенных, и ровная земля.

Привольный воздух мечется и треплет занавески,

Свистит ветрами шустрыми над плавнями Днепра,

Чтоб окоём лазоревый топить в лучистом блеске,

Купая в страстном мареве луга и хутора.

И если под колесами застонут рельсы громче

И зарябят за окнами скрещенья ферм нагих —

Реки широкоблещущей мелькнет лазурный кончик,

Смеющийся, как девушка, и плавный, точно стих.

Ах, если б опиралась ты о спущенную раму,

Играя занавесками вот этого окна, —

Ты, солнечная, юная, врачующая раны,

Моя измена первая и первая весна!

Уж розовеют мазанки закатом Украины,

И звёзды здесь огромные и синие, как лён,

А я хочу припомниться тебе на миг единый,

Присниться сердцу дальнему, как самый

          легкий сон.

Я помню вечер в южном городе,

В сухом саду ночлег случайный,

И над приморскою окрайной

Одну огромную звезду:

Твердыней генуэзской гордости

Под нею крепость вырезалась

И коронованной казалась

Сквозь тамариск в моём саду.

Я знал: вдали, за морем плещущим,

За этой роскошью сапфирной

В ином краю дремоте мирной

Ты в эту полночь предана,

Но будет час – и утром блещущим

Ты с корабля сойдешь по сходням

Сюда, где кровь моя сегодня

Тебя зовет и ждет без сна.

Без сна… как долго сон медлительный

Ко мне в ту ночь не наклонялся!

С амфитеатра ритмы вальса

Лились кружащимся ручьём

И, учащая пульс томительный,

Твердили о чужом веселье,

О чьём-то юном новоселье,

Об отдаленном счастье… Чьём?

Они утихли только за полночь,

Но слабый шум не молк… откуда?

Иль город ровным, крепким гудом

Дышал в горячем забытьи?

Иль, страстную внушая заповедь

Моей душе, неуловимо

Во мне стучало сердце Крыма

И направляло сны мои?

И я постиг во сне, как в празднике,

Лицо его утесов чёрных,

Полынь его лугов нагорных

И троп, кривых, как ятаган,

Его златые виноградники,

Его оград булыжный камень

И плиты, стёртые веками

В святилищах магометан.

А там, у бухт, на побережии,

Гордясь свободным, тёмным телом,

Шли, улыбаясь, люди в белом —

Таких счастливых нет нигде, —

И в этот край, живая, свежая,

От корабля путём желанным

Сошла ты солнцем долгожданным

По еле плещущей воде.

Кто там: медуза? маленький краб ли

Прячется вглубь, под камни?..

Светлые брызги! Звонкие капли!

Как ваша мудрость легка мне.

Ночью бродил я по сонным граням,

Вскакивал, грезил, бредил —

Как же не знал я, что утром ранним

Встал пароход на рейде?

И почему, увидав над дорогой

Пятнышко голубое,

Бросился к ней – гоним тревогой,

Мимо громад прибоя,

Мимо скамьи в уютной пещере,

Мимо оград, колодца…

Остановилась, – ждала, не веря:

Что за чудак несётся.

Дремлют в её серебристом взоре

Царств утонувших камни…

Белые дни! Янтарные зори!

Как ваша песнь легка мне!

Убирая завтрак утренний,

Ты звенишь и напеваешь,

И сметаешь крошки хлеба

Прямо в светлую ладонь;

В доме нежен сумрак внутренний,

А в окошке – синева лишь, —

То ли море, то ли небо —

Утра крымского огонь.

Там, мягчайшим бризом глажимый,

Парус млеет в знойном свете,

Нежа киль струёй прохладной

И не помня ничего…

Там, над бухтами и пляжами,

Воздух светится, и дети

Словно правнуки Эллады

Пьют, блаженные, его.

Хочешь – мы сквозь виноградники

По кремнистым перелогам

Путь наметим полудённый

На зубчатый Тарахташ:

Там – серебряный, как градинки,

Мы попробуем дорогой

У татар миндаль солёный

И вино из плоских чаш.

Меж пугливыми отарами

Перевал преодолеем,

И пустыня нам предстанет

Вдоль по жёлтому хребту,

Будто выжженная карами,

Ураганом, суховеем,

Где лишь каперсы, как стая

Белых бабочек, в цвету.

Там айлантами и кедрами

Нам природа не предстанет,

Матерью зеленокудрой

Не приветствует гостей,

Только солнце вечно-щедрое

Любоваться не устанет

На своих счастливых, мудрых

На невинных двух детей.

И ни возглас человеческий,

Ни обвалов грозный голос

Не нарушат вековую

Тишь, открытую лучу,

Чтобы горы стали к вечеру

Облекать свой камень голый

В золотую, в голубую

Литургийную парчу.

И, синея дымкой дальнею,

Розовея, лиловея,

Череду всех красок мира

Сменят в стройном бытии,

Как во храме в ночь пасхальную

Чередуют иереи

Многоцветные подиры —

Ризы пышные свои.

День открыт нам всеми гранями:

Ритмом волн, блаженным жаром,

Родниками, лёгкой ленью,

Стайкой облаков, как пух, —

Чтоб, влекомые желаньями,

Шли мы вдаль, в его селенья,

За бесценным Божьим даром —

Страстью двух – и счастьем двух.