А завтра был выходной. Банный день в общежитии. Марина с Татьяной решили превратить его для себя в праздничный. Они встретились у проходной. Та, ради которой культурная программа и была задумана, уже ожидала подругу у проходной.

Баня встретила их душным горячим воздухом, в котором, казалось, навсегда растворился аромат перегретого мыла. Они оставили свои вещи в предбаннике и, отдав ключи от шкафчиков банщице, направились в душевую. Это была просторная комната, по периметру которой располагались ячейки со смесителями и распылителями холодной и горячей воды. По центру находились столы из серой мраморной крошки, на которые принято было ставить тазики с водой для мытья головы. Здесь же мылились, а пену смывали в импровизированных обложенных кафелем в ржавых подтеках душевых. Но здесь все было более комфортно, чем в общаговском душе – мойся сколько хочешь. Или парься, коли душе угодно и здоровье позволяет.

Натирая спину Татьяны мочалкой, Мариша заметила:

– Кожа еще не распарилась. В парилку бы, а? Когда еще такое удовольствие позволить себе сможем… Пойдешь? Я – обязательно!

– А как же! – охотно согласилась Татьяна.

– А тебе можно? – как бы невзначай поинтересовалась интриганка.

– А почему бы и нет? – удивилась подруга.

Мариша растерянно пожала плечами.

– Мало ли… – прошептала она.

Дверь в парную скрывалась за одной из душевых. За стеной пара на расстоянии вытянутой руки было ничего не разглядеть. Здесь полагалось сидеть или лежать на деревянных лавках или полатях. Трудно было дышать, не то, что говорить. Подруги несколько минут молчали. Марина забеспокоилась.

– Тебе не плохо, Тань? – наконец, проронила она.

– Нет, а с чего мне должно стать плохо? – Татьяна начинала догадываться, с какой целью ее пригласили в баню.

– А как же – беременным нельзя в бане мыться, а уж в парной и подавно…

– Мариша выпалила все начистоту. Несмотря на хитроумный план, была она человеком прямолинейным и открытым, и в подобной ситуации оказалась впервые. Причем, что самое досадное, по собственной инициативе.

– Так ты меня для этого в баню позвала, чтобы рассмотреть получше, без одежды, да?! – набросилась на нее Татьяна. – Так смотри – вот она я здесь, но ничего со мною не происходит…

– А ты думала, сразу все так и произойдет? На это время нужно, несколько часов… – просвещала ее более опытная женщина.

– А, может быть, именно этого я и добиваюсь… – скрывать что-либо у Татьяны уже не было сил. Напротив, захотелось прокричать наболевшее, отмыть от грязи не только тело, но и душу. Расчет Марины оказался верным. План сработал.

– Мы это давно заметили. Вот дуреха-то…

– Что? Осуждаешь? – с надрывом в голосе обратилась к ней подруга.

– За что? – Мариша ласково обняла ее за плечи, демонстрируя свое участие, неравнодушие, заботу, – Не от хорошей же жизни тебе такое чудовищное решение в голову пришло…

Татьяна разрыдалась. Сейчас она особенно остро ощутила свое одиночество, свою беспомощность.

– Ну-ну, будет… – принялась успокаивать ее Мариша, – Пошли-ка отсюда, пока действительно чего не случилось. Пивка попьем, поговорим, обсудим ситуацию… Короче, решим, как твоей беде помочь, не переживай!

Они ополоснулись прохладной водой, закутались в чистые простыни и направились в комнату отдыха. Доверительные беседы здесь за кружкой пива, кваса или чашкой чая были обязательной частью банной церемонии. Собственно, многие ради этого сюда и ходили.

Раскрасневшиеся после парной и от нахлынувших эмоций, подруги несколько минут молча потягивали прохладное пиво. Татьяна собиралась с мыслями. Марина ей не мешала, понимая, что собеседнице нужно выговориться.

– Этот ребенок не должен появиться на свет, потому что ничего хорошего его не ждет… – наконец выдавила из себя будущая мать.

– С чего ты взяла? Откуда ты знаешь? Ты что – царь и Бог?! – накинулась на нее подруга, но, заметив, что собеседница совсем сникла, продолжила более ласковым и дружелюбным тоном, – Бог дал, значит, уже позаботился о маленьком человечке. Твое дело маленькое – дать ему жизнь.

– Но ты же ничего не знаешь! – перебила ее Татьяна, и принялась рассказывать историю своей жизни, как ей самой нелегко жилось с отчимом…

– Ты думаешь, ты одна такая несчастная на нашем стройкомбинате? – неожиданно для Татьяны Марина не стала ее жалеть. Поймав ее удивленный, растерянный взгляд, она уточнила, – Да добрая половина наших женщин растят детей сами. И ничего – не жалуются! Да и отчимы не всегда плохими оказываются. Знаешь, порой неродной отец роднее родного становится.

– Только не в нашей семье! – Татьяна упрямо не желала менять взгляд на ситуацию.

– А ты не выбирай такого, как твой отчим, в мужья. – Не отступала советчица, – Посмотри сначала, как он к ребенку относиться будет.

Татьяна горько рассмеялась в ответ:

– Да не из кого пока выбирать. Кому, скажи, я могу понравиться в таком положении…

– Ты же не всегда будешь в таком положении. Ладно, с личной жизнью торопиться действительно не будем. А пока вставай на учет в женскую консультацию. Возьмешь справку о беременности, получишь комнаты в более комфортном семейном общежитии, и в очереди на квартиру как мать-одиночка продвинешься. А я попрошу Семеновну, чтобы помогла…

Свою миссию Мариша считала выполненной. Татьяну с этого дня она тайно для нее взяла на поруки.

С банного дня интересное положение Татьяны уже ни для кого не было секретом. Ее искренне поздравляли, обнимали, жали руки. А будущая мама недоумевала, чему окружающие так радуются?.. Но самым досадным для нее стало то обстоятельство, что ее перевели на легкий труд. Она стала курьером в конторе стройкомбината. Отныне ее заботой было разбирать корреспонденцию и отправлять письма адресатам. Это ее огорчало даже больше, чем то, что она получила две комнаты в семейном общежитии с душем и туалетом всего на две семьи. Девчонки из бригады взялись переклеить там обои, а парни – смастерить простенькую мебель…

Однако сама Татьяна никак не разделяла всеобщей радости по поводу того, что скоро станет матерью. Ей хотелось жить для себя, ведь по сути у нее не было ни счастливого детства, ни беззаботной юности. И семейное счастье оказалось недолгим. Она жаждала наверстать упущенное. Тратить на какое-то существо лучшие годы своей жизни она не собиралась. Он – этот еще неродившийся малыш – и так уже отнял у нее слишком много времени, которое могло бы стать счастливым, но не стало, отравленное токсикозом, страхом, переживаниями, испорченной фигурой…

Осень подходила к концу. Было сыро, промозгло и холодно. Татьяна не удивилась тому, что малыш решил появиться на свет именно в такой неуютный, ненастный день. Сильные боли внизу живота не давали выпрямиться. Татьяна кричала, но не столько от боли, сколько из ненависти к этому маленькому существу, цепко державшемуся за жизнь, которое, еще до своего рождения причинило ей столько страданий.

Она не помнила, как ее довезли до роддома и кто ей помогал дойти до отделения приемного покоя. Ее привели в чувство слова акушерки:

– Мальчик! – полагая, что радует роженицу, похвалила она младенца, – Да такой маленький, хорошенький, словно девочка. Волосики беленькие и не кричит, тихоня… – приговаривая это, она ловко крутила новорожденного в своих руках.

Видимо, ему это не понравилось, и он, наконец, заголосил низким тихим младенческим баском, но тут же успокоился, едва его положили на столик для пеленания, чтобы обтереть насухо и запеленать. Он смотрел на мир, за существование в котором вынужден был бороться практически с момента зачатия, большими любопытными глазенками. Татьяна поймала взгляд своего сына и невольно отвернулась: она произвела на свет крохотную копию своего ненавистного мужа. И поняла, что полюбить этого ребенка никогда не сможет, несмотря на то, что в его жилах текла и ее кровь тоже.

Сына унесли. Стало легче, свободней дышать. Ее вдруг осенило, что она теперь может от него отказаться… И уставшая от напряжения и сильной боли, она уснула прямо в родильном зале. Так ее сонную перевезли в послеродовую палату, где она проспала до самого утра. С небес на землю голос ее вернуло обращение медсестры: