– Похоже, Молли сегодня немного перестаралась, – сказал он, накладывая себе кеджери. Я взял всего понемногу, а Тоби получил порцию сосисок, кровяной колбасы и миску воды.

– Нам же это все ни за что не съесть, – сказал я. – Куда она денет остатки?

– Я привык не задавать подобных вопросов, – ответил Найтингейл.

– Почему же?

– Не уверен, что хочу знать ответы.

Мой первый настоящий урок магии состоялся в одной из лабораторий в недрах первого этажа. В остальных лабораториях иногда проводили какие-то исследования, но эта была предназначена именно для обучения и очень напоминала школьный кабинет химии. Здесь были стойки высотой примерно по пояс, с вентилями для горелок Бунзена, расположенными через одинаковые интервалы. В лакированные деревянные столешницы были вмонтированы белые фаянсовые раковины. Даже периодическая таблица химических элементов висела на стене, но, как я заметил, в ней не хватало элементов, открытых после Второй мировой войны.

– Итак, сначала наполним раковину водой, – сказал Найтингейл и открыл один из кранов, выполненный в виде длинной лебединой шеи. Послышался отдаленный перестук, лебединая шея затряслась. Внутри забулькало, и наконец кран выплюнул некоторое количество бурой жидкости.

Мы попятились.

– Как давно вы пользовались этой лабораторией? – поинтересовался я.

Перестук становился все быстрее и громче, и затем из крана наконец хлынула вода – сначала грязно-рыжая. Но через некоторое время она очистилась и стала прозрачной. Найтингейл заткнул сток и подождал, пока раковина наполнится на три четверти.

– При отработке этого заклинания, – пояснил он, – техника безопасности требует всегда иметь рядом резервуар с водой.

– Мы зажжем с помощью магии огонь?

– Только если что-то пойдет не так, – сказал Найтингейл. – Я буду показывать, а вы должны предельно сосредоточиться – как тогда, при поиске вестигиев. Понимаете?

– Вестигиев, – повторил я. – Понял.

Найтингейл протянул руку ладонью вверх и сжал пальцы в кулак.

– Следите за моей рукой, – сказал он и медленно разжал пальцы. И я вдруг увидел шарик света в нескольких сантиметрах над его ладонью. Достаточно яркий, однако на него можно было смотреть, не щурясь и не мигая.

Найтингейл снова сжал пальцы, и шарик исчез.

– Еще?

Думаю, до этого момента некая часть моего сознания ждала все-таки рационального объяснения. Но когда я увидел, с какой легкостью Найтингейл создал волшебный световой шар, я понял, что рациональное объяснение только одно: магия работает. Но вот вопрос: как именно она работает?

– Еще, – сказал я.

Он раскрыл ладонь, и я снова увидел магический свет. Его источник был размером с мячик для гольфа, а гладкой, мягко сияющей поверхностью напоминал жемчужину. Я чуть подался вперед, чтобы рассмотреть получше, но так и не понял, исходит ли это сияние изнутри шара или же светится его поверхность.

Найтингейл сжал кулак.

– Осторожнее, – предупредил он, – берегите глаза.

Я моргнул, и перед глазами тут же поплыли фиолетовые пятна. Наставник был прав – я засмотрелся, купившись на обманчиво мягкий свет. Пришлось промыть глаза над раковиной.

– Готовы продолжать? – спросил Найтингейл. – Тогда попытайтесь сосредоточиться на ощущении, как я. Вы должны что-то почувствовать.

– Что-то? – не понял я.

– Магия подобна музыке, – пояснил Найтингейл. – Каждый ощущает ее по-своему, как по-своему слышит музыку. Мы используем термин «форма» – немногим лучше, чем «что-то», верно?

– А можно мне закрыть глаза? – спросил я.

– Безусловно.

«Что-то» я определенно ощутил. Как будто щелчок в сам момент возникновения шара. Мы повторили это упражнение несколько раз, пока я не удостоверился, что мне не кажется. Найтингейл спросил, есть ли у меня вопросы. Я спросил, как называется это заклинание.

– Между собой мы называем его «светлячком», – ответил он.

– А можете сделать то же самое под водой?

Найтингейл опустил руку в воду, согнул под неудобным углом, однако без всяких видимых усилий снова выпустил из ладони «светлячка».

– Значит, окисление здесь ни при чем, – заключил я.

– Сосредоточьтесь, – велел Найтингейл. – Сначала магия, а потом наука.

Я бы сосредоточился, но на чем именно?

– Через минуту, – сказал Найтингейл, – я попрошу вас протянуть руку ладонью вверх, как я показывал. Как только раскроете ладонь, попытайтесь мысленно создать образ, который у вас возник, когда я создавал «светлячка». Представьте, что образ – это ключ, который вы вставите в замок, чтобы открыть дверь. Поняли?

– Ладонь, – повторил я, – образ, ключ, замок, дверь.

– Верно, – сказал Найтингейл. – Начинайте.

Глубоко вздохнув, я вытянул руку ладонью вперед и разжал пальцы. Ничего не произошло. Найтингейл не стал смеяться, но от этого было не легче. Я вздохнул еще раз, попытался вызвать этот самый «образ» в сознании и снова раскрыл ладонь.

– Давайте еще раз покажу, – предложил Найтингейл, – потом попробуете сами.

Он снова засветил на ладони магический шарик, я попытался мысленно уловить, удержать форму и на этот раз вроде ощутил ее отголосок – так до слуха доносится музыка из проезжающей машины.

Мы повторили еще несколько раз, пока я не начал четко воспринимать «форму». Но все равно воссоздать ее в голове никак не получалось. Найтингейлу, похоже, было знакомо это состояние, ибо он четко определил, на какой стадии я нахожусь.

– Тренируйтесь еще часа два, – велел он. – Потом прервемся на обед, а затем поработайте еще два часа. Вечером можете быть свободны.

– Только это отрабатывать? – спросил я. – А древние языки, а теория магии?

– Это только первый шаг, – сказал Найтингейл. – Если не овладеете этой практикой, все остальное будет нецелесообразно.

– Значит, это такой тест?

– В этом суть ученичества, – ответил Найтингейл. – Овладеете этой формой, и я обещаю, вам будет чем заняться: латынь, греческий, арабский, технический немецкий. Это не считая беготни, которая вам предстоит в связи со всеми делами, которые я расследую.

– Отлично, – заявил я. – Вы меня замотивировали.

Найтингейл рассмеялся и вышел, оставив меня тренироваться.

Через десять минут после пробуждения некоторые вещи делать ну совершенно не хочется. Например, гнать как сумасшедший по Грейт-Вест-роуд. Даже в три часа ночи, с сиреной и мигалкой, по максимально свободной для Лондона дороге. Вцепившись в ремень пассажирской двери, я старался не думать о таких прискорбных недостатках шикарного раритетного «Ягуара», как отсутствие современной подушки безопасности и зоны деформации.

– Вы включили рацию? – спросил Найтингейл.

Когда-то давно в этой машине установили современный радиопередатчик. И Найтингейл, нисколько не смущаясь, сообщил мне, что не умеет им пользоваться. Я только-только его включил, как Найтингейл на полной скорости вылетел на развязку Хогарт, и я отвлекся – треснулся головой о стекло. Выждав, когда будет относительно прямой участок, я связался с группой округа Ричмонд – именно им, по словам Найтингейла, требовалась наша помощь. Мы услышали самый хвост оперативного доклада, и тот, кто его делал, судя по сдавленному голосу, отчаянно старался скрыть свою панику. Речь шла о каких-то гусях.

– Танго-Виски‐1 – Танго-Виски‐3, повторите.

ТВ‐1 – это, должно быть, дежурный инспектор в ричмондском участке, а ТВ‐3 – одна из тамошних групп быстрого реагирования.

– Танго-Виски‐3 – Танго-Виски‐1, мы у «Белого Лебедя», на нас напали чертовы гуси.

– У «Белого Лебедя»? – не понял я.

– Это паб в Туикенеме, – пояснил Найтингейл, – у моста на остров Ил-Пай.

Про Ил-Пай я знал, что это скопище лодочных мастерских и причалов на крохотном островке метров пятьсот длиной. Но однажды там даже играли «Роллинг Стоунз». Мой отец, кстати, тоже – от него я, собственно, и слышал про это место.

– А гуси при чем? – спросил я.