Знал ли он, на что шел? Да, знал. У него был тот запас знаний, энергии, исчерпать которые он мог только на новой, очень трудной работе. И только на испытательной. Он еще не знал, какая она, но он много читал о ней и, влекомый не только романтическими чувствами, сознательно шел в неизведанное.

Он не кичился своими достижениями, знаниями, он собрался стать послушным учеником уже известных всей стране летчиков–испытателей. Когда он прошел все необходимые формальности, его допустили к полетам.

Утром у ангара ему показали на «Ил-28», сказали:

 — Надо облетать, двигатели меняли. Второй полет — работаешь на прибористов.

Иванов выслушал молча. Он понял: его ученический период прошел. Он равный среди всех. Иванов не мог возразить, что он не летал на «Ил-28» уже пять лет. Ему бы хоть один вывозной полет. Но разве опытные летчики-испытатели повторяют дважды один и тот же полет? Каждый полет для них — единственный, неповторимый. И Иванов полетел.

Валентин Федорович не знал, что за ним следили, что в нем еще сомневались, ему пока не доверяли.

В тот день ему поверили, его полюбили и сразу признали своим. Потом было много полетов: рискованных, опасных, трудных, но это было потом.

Вот и в этот раз, о котором говорил Григорук:

 — Они не бросили самолет, и думаю, что оставить свой самолет — это для летчика не только потеря общественного авторитета, это личная трагедия. Мы должны бороться за самолет до самой последней возможности. Поэтому не бросил его и я.

Не говорит Григорук и о том, что за годы пребывания в полку получал за полеты только отличные оценки, о том, что его избрали секретарем партийной организации, и о том, что генерал, проверяя технику пилотирования, сказал:

 — Вы хороший летчик, вы будущее нашей авиации, ее гордость.

 — Вы, наверное, много читаете? — спрашиваю я Николая, восхищаясь его умением строить предложения, ясно и грамотно выражать мысль.

 — Не сказал бы, что много, но читать люблю. Когда долго не читаю, а бывает и такое по различным причинам, то чувствую не только интеллектуальную слабость, но даже какую‑то заторможенность мышления. Дело не в способности мыслить категорично, а в возможности мозга воспринимать происходящее. «Люди перестают мыслить, когда перестают читать». Это, кажется, Дидро сказал.

Старший лейтенант Григорук охотно рассказывает обо всем, что меня интересует, о своих товарищах, командирах. Говорит он о них тепло, с тем душевным радушием, с которым обычно говорят о настоящих друзьях.

 — Майор Романов? — переспрашивает с улыбкой Николай. — Это настоящий командир. Он достоин подражания. Он очень разнообразен, широк круг его интересов, но в одном он неизменен: в методике подготовки летчиков. Он многому учит нас, много требует, много доверяет.

А я считаю, что доверие — один из самых сильно действующих воспитательных факторов. И наш командир использует это в полной мере. Говорят, что есть актер одной роли, писатель одной книги. Думаю, что летчика одного полета нет и не может быть. Ибо каждый полет неповторим, каждый полет — это творчество его автора. Можно ли сравнивать полет Чкалова на остров Удд с полетом в США? Майор Романов любит говорить: «Летчик рождается в борьбе, в тиши зреют гении». Трудностей он создает нам немало, но зато как много у нас радостей при их преодолении. И если когда‑нибудь мне доверят командовать эскадрильей, я буду стремиться стать таким командиром, как Романов.

Один из советских военачальников как‑то сказал: «Люблю с молодыми офицерами встречаться, от них заражаешься добрым зарядом энергии. Пожалуйста, находите для этого время. Честное слово, это взаимно полезно».

Я не могу уподобиться опыту и положению того военачальника, но слова его, по–моему, верны и для нашего возраста. Встреча с летчиком, коммунистом Николаем Григоруком оставила в моем сознании неизгладимый след.

Николай Григорук — не исключение в нашей армии. Такими людьми богата авиация. Это ее настоящее, ее будущее.

Прошли годы. Николай Григорук окончил академию имени Ю. А. Гагарина, женился, получил очередное воинское звание.

Между той встречей в августе 1968 года и сегодняшним днем — пролегли огромные события.

 — Помните, — говорит он, — мы говорили о самолете. Лучший способ стать хорошим летчиком — сажать самолет на свой аэродром. Это для нас, летчиков, создает традиции, они переходят от поколения к поколению. Конечно, Тимур Фрунзе продолжал и свою фамильную традицию — несгибаемость. На него и на многих других героев равняемся и мы, летчики 70–х годов.

Гуляет в поле ветер. Завывает злобно, протяжно. Люди обычно сторонятся ветра, а летчики нет, потому что они всегда направляют свой самолет навстречу ветру. Опираясь на него, они поднимают самолет в воздух.

Космос — это всегда хождение в непознанное и чуточку риска, реальность жизни и фантазия века, гражданское сопереживание и национальная гордость, радость ожидания и волнующее отрезвление: как они там?

Мы первыми запустили искусственный спутник Земли. Первыми получили фотографии обратной стороны Луны. Первая мягкая посадка на Луну автоматической станции. Первая телевизионная передача с поверхности нашего естественного спутника. Первый искусственный спутник Луны. Первые групповые и совместные полеты. Первая женщина–космонавт. Первый выход человека в открытый космос. Первая стыковка в космосе и создание орбитальной станции. Первая автоматическая космическая станция, с помощью которой была взята проба лунного грунта и доставлена на Землю. Первый автоматический аппарат «Луноход-1».

И самое яркое в этой блистательной космической эпопее — полет Юрия Алексеевича Гагарина.

Юрий Гагарин! Мы привыкли к этому имени. Оно стало символом мужества, мерилом подвига. Это имя знают во всех уголках Земли. Оно вошло в наше сознание апрельским днем 1961 года и будет жить вечно.

Этот рассказ–хроника последнего месяца его жизни основан на дневнике Юрия Алексеевича, рассказах его друзей и личных наблюдениях.

1 марта

Юрий Алексеевич проснулся рано. Прошел в комнату дочерей, поцеловал их и направился в кабинет. Откинув штору, долго смотрел в окно. Предстоял трудный день: Валентина Ивановна ложилась в больницу, а сам он утром следующего дня улетал на космодром.

Юрий Алексеевич собрал книги со стола, поставил на стеллаж. Без книг он не мог жить. Иногда писал сам. Преимущественно это были раздумья над прожитым, стремление заглянуть в будущее. Теперь много дней он не сможет сесть за письменный стол.

После завтрака Юрий Алексеевич уехал в Москву. А вечером прибыл в Дом офицеров Военно–Воздушной инженерной академии имени Жуковского на литературный вечер, который организовало Военное издательство Министерства обороны СССР. Юрий Алексеевич выступил перед читателями.

2 марта

Полковник Гагарин улетал на рассвете. Легко взбежал по трапу в самолет, поздоровался с экипажем и попросил разрешения занять правое кресло.

 — Как прекрасна наша профессия! — сказал Юрий Алексеевич, надевая шлемофон и поудобнее усаживаясь в кресло второго пилота. — Летать хочу, летать. Вернусь с космодрома — буду летать.

Гагарин присутствовал на запусках многих кораблей и спутников. И теперь его ждали на космодроме. Ждали люди на стартовых установках, на КП — словом, все, кто имел отношение к запуску. Многие космонавты, находясь далеко от родной Земли, слышали его голос с командного пункта — бодрый, сильный, не раз приходивший на помощь. В далеком звездном пространстве он сокрушал жгучее одиночество, рождал уверенность.

3 марта

Воскресенье. На космодроме обычный рабочий день. Предстоит серия запусков. Люди увлечены и сосредоточены. Это обычно свойственно тем, кто хорошо знает свое дело. Приходит полковник Гагарин. Его встречают приветливо.

Он был прост и отзывчив. Каждый кто соприкоснулся с ним, уносил частичку щедро одаренной натуры.