Брат гордого лорда-протектора – еще более гордый Том.

Недавно назначенный лордом адмиралтейства.

Вернувшийся с войны, где стяжал великую славу. Вернувшийся после долгого изгнания – помнится, Ризли в день свадьбы моего отца говорил, что «этот наглец Сеймур завел было шашни с кавалерственной дамой Екатериной, но счел за лучшее ретироваться и оставить поле битвы за королем».

В этом было ли дело? Любил он тогда Екатерину, любила ли она его? Или просто он увидел, какая участь может постигнуть одаренного молодого человека, неосторожно, как мой лорд Серрей, подошедшего слишком близко к трону, и благоразумно удалился?

Он шел по залу, высокий и прямой, и не наклонялся к окружающим, как мой лорд Серрей, а, чему-то или кому-то смеясь, откидывал назад красивую, крупную голову. Его волосы, хоть и подстриженные, как у солдата, были густыми и длинными; свет горевших вдоль стен свечей выхватывал из глубин его темно-каштановой шевелюры огненные проблески. Борода же была рыжей, как у моего отца… и смех, как у моего отца… и взгляд тот же, что у моего отца при жизни…

Я знаю, что на это скажут. И Серрей, и Сеймур, и Лестер, и моя последняя, поздняя любовь – Эссекс – все высокие и гибкие, все смелые и веселые, все рыжеволосые, все хороши собой и у всех в избытке та особая вещь, которая так притягивает женщин и которая – простите за прямоту, ведь я уже не пятнадцатилетняя девственница – делает их мужчинами.

Можно подумать, что все, кому удалось разбить стекло моего равнодушия, все, кого я любила, были, как в зеркале, похожи на моего отца. Так ли это?

Очень легко свести все к этому. Но не надо забывать, что тогда все мужчины походили на него, точно так же, как позднее, все женщины брали за образец меня. Достаточно будет сказать, что милорд Сеймур был наполовину похож на Генриха, наполовину на Вельзевула, но военная четкость движений, невозмутимая самоуверенность и обходительность с женщинами были его собственные.

О чем это Кэт говорит? Приветливо кивая направо и налево и улыбаясь небрежной, как будто слегка скучающей улыбкой, я прошипела ей в лицо:

– Какой муж?! Послушай, что за вздор ты несешь!

– Вовсе это не вздор, мадам! – Ее глаза смеялись, и пухлые щечки раздувались от новостей, как у белки, насовавшей туда орехов. Она упивалась тем, что последнее слово осталось за ней. – Я как раз хотела все вам рассказать, но вы отказались меня слушать. Муж, которого выбрал для вас ваш покойный отец.

– Кэт, откуда ты знаешь? Глаза у нее расширились.

– От него, миледи. Он мне все рассказал.

– И когда же это случилось? Ее секрет рвался наружу, как ключ из-под земли.

– Сначала в Уайт-холле. Я прогуливалась по саду, и он подошел ко мне поговорить о вас. Сказал, что просил у короля вашей руки и тот обещал отдать вас ему в жены. Он превозносил вас до небес, и за одно это я сразу же прониклась к нему симпатией.

– Почему же ты тогда мне не сказала?

– Он просил меня помолчать, пока время не приспело, а вы, принцесса, в эту же пору запретили мне говорить о лорде Серрее.

– А теперь?

Она высунула кончик языка, отдуваясь, как кошка.

– Теперь? Подумайте сами, принцесса, почему нас послали сюда?

– Так решил совет.

– Так решил председатель совета, лорд Сомерсет, брат лорда Сеймура: он хотел дать ему возможность поухаживать за вами.

– Придержи язык, Кэт! И чтоб ни слова об этом ни единой живой душе, ты слышишь?

Это слово ужаснуло меня. Поухаживать! Созрела ли я для ухаживаний? Или хуже того – для замужества? Неужели спасения нет?

И все же… если бы это был он… такой человек, как он…

Мысли судорожно метались и путались.

– Повтори: он сказал тебе, что любит меня, что просил моей руки и король дал согласие?

– Он поклялся, миледи.

– А потом мой отец умер…

– А теперь лорд Том приходится дядей короля, который ни в чем ему не откажет!

Возможно ли это? Я посмотрела в зал. Хотя Екатерина все время была с ним рядом, но все же казалось, что осью, вокруг которой вращается королевский двор, был он, а не она – королева. Жизнь в нем бурлила, переливаясь через край в каждом взрыве хохота, в каждом самоуверенном жесте. Его глаза, лицо, улыбка – все горело жизнью, жаждой жизни, и все, как мотыльки, слетались погреться у этого огня.

В тот момент, когда я посмотрела в зал, он оглянулся на меня и рот у него растянулся в широкой улыбке. Слушая вполуха, что говорит ему собеседник, он, смеясь, приветствовал меня. Я смотрела на них двоих, пока они не обменялись словом или взглядом, значения которого я не могла разобрать. Что-то во мне замерло, и рука у меня на лице стала горячей.

Кэт, как цапля, не пропускала даже мелкой рыбешки.

– Он вам нравится, мадам, я вижу! – в восторге воскликнула она. – Вот это будет парочка, нутром чувствую! – Потом она посерьезнела, и лицо у нее стало почти печальным. – Мне бы только увидеть вас замужней, чтоб и вы узнали на супружеском ложе ту радость, что знаю я со своим Эшли, тогда, принцесса, я смогу умереть спокойно.

На следующий вечер он снова был в Большом зале, одетый в атлас не черный и не серый, но цвета тьмы и вечного мрака. Я мучилась весь день после бессонной ночи: только на рассвете удалось мне немного вздремнуть, и тут влетает Кэт, распевая любовную балладу: «В Айлингтоне девчонка жила…»

Я чуть не надавала ей по щекам.

– Кэт, – простонала я, – хватит, я тебя умоляю!

– Девушки все так говорят, мадам, – непочтительно возразила она. – Скоро вы научитесь кричать: «Еще, мой милый, еще, я тебя умоляю».

– Кэт!

Она заметила мою бледность и принялась укутывать меня в теплые одежки, так как я сошла с королевского ложа нагая и дрожащая от холода.

– Я говорю лишь об обычаях природы, которым Господь в своей доброте предписал нам следовать.

– Но только после святого таинства брака! А это невозможно!

– Вполне возможно, леди, и не позже чем через неделю.

– Бог мой, что ты хочешь этим сказать? Она внезапно помрачнела:

– Лорду Сеймуру надо только съездить ко двору, всего-то полчаса верхом, поговорить со своим братом, потом с вашим – королем, – и дело сделано.

Я знала, что она говорит про свадьбу, потому что в те времена от помолвки до свадьбы было недалеко.

– Но после смерти моего отца этого никто не разрешит, пока двор еще в трауре. Она пожала плечами:

– Тут надо только согласие короля, а тогда и разрешение епископа можно легко получить на основании вашего слабого здоровья – бледной немочи, девичьей лихорадки – чего-нибудь в таком роде…

– А что же я?..

Никогда я не видела ее такой нежной.

– Ну, и что же вы? – Она поцеловала меня. – Неужели он вам не нравится? Неужели нет?

Нравится, конечно же, нравится! Я, как в лихорадке, бредила его высоким ростом, сильными руками, блестящими глазами, его смелым загорелым лицом, его…

Я не знала этого слова и при одной только мысли краснела, но та вещь, что делает их мужчинами, впервые понравилась мне в нем.

И с ним тоже, как вы узнаете, слишком скоро.

В тот день мои занятия с Гриндалом шли туго, и ему, бедняге, пришлось призвать на помощь все свое терпение. Перед полуднем я сослалась на головную боль, чтобы не заниматься в «школе ученых девиц», – переводить Библию с греческого в компании кузины Джейн и прочих было выше моих сил (хоть я и любила переводить для собственного удовольствия). Сегодня в голове у меня была каша, и даже хуже: творог и сыворотка. Лишь одна мысль непрестанно крутилась в моем опустошенном мозгу:

«Сегодня, за ужином…»

Пришел вечер, и я увидела его. Когда я входила, он стоял и смотрел на дверь. Скольких мук мне стоил мой туалет!

Парри ворчала:

– Ну какие могут быть переодевания, когда мы в трауре, мадам! Черное – оно и есть черное!

Но теперь на мне было надето самое лучшее черное платье и с каждого уха свисали по две роскошные жемчужные капли, черные, как виноградины. Мне нет никакого дела до права королевы быть первой – я намерена произвести фурор! Мой наряд дополнял завязанный на талии пояс из жемчуга, концы которого свисали до самого пола. Прическу удалось уложить только с пятидесятого раза, моим волосам было позволено немного виться, и они мягко спускались на виски, а концы свободно свисали по спине. Парри нанесла румяна безупречного персикового цвета, с легким оттенком коралла, и надушила меня бергамотом из Падуи. Вооружившись до зубов, я была готова сразиться с дьяволом.