И совершенно напрасно. Поскольку немного погодя Михаил Сергеевич встал, потряс головой, достал из внутреннего кармана пиджачка своего коробочку, откуда извлек две большие таблетки. Он выпил их обе, с холодным чаем из банки, потом подошел ко мне, проверил пульс, зрачки, остался удовлетворенным. А потом покинул квартиру, спустился во двор, черный и страшный, где на пеньке под спиленным абрикосом его ждал некто.

— Ну что? — спросил этот человек у новоявленного моего другана Михаила.

— Отдыхает. Намаялся.

— Кто он?

— Дурак. Полный и законченный.

— Ни тени, ни намека на Старкова?

— Близко не проходил.

— Просто отморозок?

— Таких больше нет. В этом наше счастье. А может, несчастье. Романтик.

— А баба-то где? Что с ней?

— Спешно выясняем. Продержим его до вечера.

— Можно попасть под облаву. Он же прилюдно появился, зашел в квартиру.

— А в подвал его утащить, перепрятать?

— Там есть глаза. Уши. Там одно большое ухо.

— Тогда береги его. Выходить не давай.

— А вы нас берегите.

— По мере сил и возможностей.

— А может, ему аккредитоваться?

— Боже упаси. В крайнем случае вывозим из города. Матюгальник где у тебя?

— На антресолях. В тайничке.

— Ну все. Спокойной ночи.

Потом Михаил Сергеевич вернулся в квартиру, еще раз проверил мой пульс, а значит — были причины, остался удовлетворенным, уложил меня к стене лицом на диван, сам лег лицом к дверям.

Он проснулся ровно через три часа, как и приказал себе, и занялся уборкой помещения.

Утро это приходило ко мне долго, мучительно, я никак не мог понять, что это за утро, время года, город, и мне все казалось, что пахнет елью. Но пахло керосином и свежим чаем.

— Вай, сан… Андрюха! Проснулся.

— Иес!

— Иншаллах! Чай будем пить.

— Где мы?

— В городе Грозном. В Дудаевграде по-ихнему.

— Какой план на сегодня?

— Бабу твою искать.

— Куда-то ехать?

— А ты уже не хочешь?

— Так ты не говоришь куда.

— Я тут выйду ненадолго. Справки наведу. А ты из квартиры не выходи. Опасно это. Очень опасно.

— А если зайдет кто?

— Зайти могут или официальные власти, или люди из подземелья. В любом случае это нехорошо. Но я постараюсь так сделать, чтобы никто не зашел.

— А ты кто такой?

— Я местный.

Я внял советам своего экскурсовода и даже к окну старался не подходить, лишь выглядывал в щель между рамой и картоном, которым были забиты оконные проемы.

Во дворе все же обозначалось какое-то мимолетное движение, перемещение теней и явственный хруст кирпича под подошвами.

Впрочем, один из призраков дня материализовался, и я скорее угадал, чем узнал под окнами бывшего храма любви своей мужичка из вчерашнего дня, который при появлении кабриолета Ахметова встретил нас на этих графских развалинах. Я долго смотрел на него, и мне показалось, что он видит меня сквозь картон, а поскольку ни на какую власть он не тянул, а другой в пределах видимости не различалось, я оторвал картон снизу, отогнул, так что лицо мое стало видно в эту прореху времени, и мы встретились взглядами. Все у меня плохо, и здоровье не то, но зрение еще не подводило.

Мужик этот, бомж чеченский, бывший мужчина, смотрел прямо на меня, и вот он сделал движение головой слева направо и справа налево. Как бы «нет». А что «нет»? Что не так?

Потом он исчез, как и не было его, и только потом до меня дошло. Он не советовал что-то делать. Словно предупреждал о чем-то. Я еще несколько раз выглядывал в эту импровизированную форточку, но больше его не видел. Потом, около половины четвертого, послышались шаги на лестнице, смолкли этажом ниже. И все.

Я захотел есть и воспользовался своим запасом, хлебнул джина, который катастрофически убывал, не решился пользоваться керосинкой, просто попил воды из кружки, совершил необходимый туалет и опять прилег на диван. Приближался вечер. Не происходило ровным счетом ничего.

Михаил появился в квартире бесшумно.

— Не годишься ты в разведчики, Андрюха. А если бы кто другой вошел?

— Другому сюда путь заказан.

— Это кто тебе сказал?

— Ты. Не далее как утром.

— Верно. Но на Мишу надейся, а сам не плошай.

— Бог не выдаст, свинья не продаст.

— Набахта по тебе плачет.

— То есть тюрьма, — догадался я.

— Правильно. Есть хабар. Жива твоя Стела.

— Где она?

— В Брагунах.

— Где?

— Ты когда сюда ехал, карту мал-мальски смотрел?

— Было дело.

— Ну и?

— Не помню.

— Пешком день уйдет и более. А на машине часа за три домчим.

— А где взять машину?

— У тебя деньги есть?

— Я думаю, ты все уже проверил и посчитал.

— Я на яйцах у тебя не искал. А баксы где-то там.

— Правильно, есть немного.

— Стольник найдешь?

— А полтинник?

— Маловато, но договоримся.

— А потом что?

— А потом иди, куда хочешь.

— То есть?

— Ты к бабе приехал? Я тебя довезу. Доставлю. И все.

— А назад?

— А назад ты, братец, сам. Ты же журналист. Обратись к официальным властям. Обрисуй ситуацию. Они тебе помогут.

— Ты думаешь?

— А больше я тебе ничего не скажу. Тебя же чечены какие-то провезли до Грозного. Провезут и обратно.

— Позвонить отсюда можно?

— А деньги у тебя есть?

— На один звонок хватит.

— Ты сумасшедший. Впрочем, не говори. Найдем бабу, дам тебе мобильник. Но деньги вперед.

— Договорились.

— А пока собирайся. Завтра рано утром «ГАЗ-53» нас заберет от детдома.

— Где это?

— Недалеко. Ближе, чем ты думаешь.

Утром мы вышли из подъезда и направились за угол Парафиновой. Навстречу нам две женщины катили тележку, на каких возят в подсобках мешки. На тележке лежало тело мужчины, прикрытое брезентом, грязным, в соляре. Лицо его, открытое до половины, показалось мне знакомым. Я остановился.

— Что, знакомого встретил?

— Видел пару раз.

— Больше не увидишь. Это Серега Каин. Бывший сварщик пятого разряда. Кончился этой ночью.

— Как?

— Легко. Шилом его в ухо закололи. Помешал кому-то, — объявил Михаил Сергеевич и отвел глаза. — Пойдем, водила ждет.

На этом печальные приключения в городе Грозном не закончились. «Пятьдесят третий» действительно ждал нас у здания, бывшего когда-то детским домом. Водитель — гражданин кавказской национальности — копался в двигателе, совсем как в лучшие времена. Будто за картошкой собирался на овощную базу.

— Ну как? — спросил его человек, похожий на генсека.

— Да не хочу я ехать.

— Отчего так? — посуровел мой ангел-хранитель.

— Привет передают твоему гостю, Миша.

— И кто же это?

— Ахмед.

— Ты знаешь такого? — строго спросил меня Михаил Сергеевич.

— Человек с таким именем привез меня из Махачкалы.

— Он и есть.

— И что?

— Ничего. Ехать не хочется.

— А ехать нужно, — и Михаил отвел водилу в сторону. Они говорили долго, потом вернулись к машине.

— Все, едем, — радостно объявил Михаил, — командир согласен.

— Согласен, так согласен, — пробурчал я и полез в кабину. Михаил сел справа.

— Двигаем. Аслан у нас на извозе.

— А если остановят?

— Я налог плачу. И документ исправен, — ответил он, и мы тронули.

— А машина откуда?

— Моя. Я на ней десять лет гоняю. Правда, от нее мало что осталось как-то. Все сняли. Но я тут живу тридцать лет. Я пошел к хозяину района.

— К властям?

Мои попутчики захохотали громко и продолжительно.

— Тут весь город поделен. Дома, улицы, заводы, фонари и собаки. Как мэр поделил, так и есть.

— И что?

— А то, что хозяин приказал мне машину собрать заново. И людей дал, и запчасти с автобазы. Тогда они еще были. И стал я ему платить и работать на извозе. Но Ахмед отморозок. На нашей территории он ничего не сделает. А вот в другом районе может. Так что я только половину пути поеду.