Джордино успел улететь на безопасное расстояние от Гладиатора еще до того, как град раскаленных камней обрушился на причал и яхту. Оценить масштаб разрушений Джордино не мог: все скрылось в чудовищном облаке пепла, поднявшемся на три тысячи метров над островом.

Невероятное двойное извержение притягивало взгляд захватывающей дух красотой. Что-то в этой картине вызывало чувство нереальности происходящего. У Джордино возникло ощущение, будто он заглянул в преисподнюю.

Надежда загорелась в нем, когда он увидел, как яхта пришла в движение и устремилась через лагуну к протоке. Как ни тяжело был ранен Питт, а все же сумел привести яхту в движение, подумал он. Только вот как ни стремительно летело судно по воде, все же скорости ему не хватало, чтобы опередить газообразный клубок искрящегося пепла, который, сжигая все на своем пути, покатился по лагуне.

Всякая надежда вновь увидеть друга покинула Джордино. Он с нарастающим ужасом следил за неравной гонкой. Адское пламя катило по кильватерной струе яхты, быстро сокращая разрыв, и наконец настигло судно. Дальнейшее разглядеть с вертолета Джордино не смог.

Его терзала мучительная боль от сознания, что он остался в живых, а мать детей, которые жались друг к другу, пристегнутые вместе в кресле второго пилота, и друг, фактически брат, погибли в беспощадном пламени. Проклиная извержение, проклиная собственную беспомощность, Джордино отвел взгляд от страшного зрелища. Все краски сошли с его лица, вертолет он вел больше по наитию, нежели сознательно. Он знал: боль, засевшая в нем, не утихнет никогда. Бесшабашное его ухарство сгинуло вместе с островом Гладиатор. Они с Питтом прошли долгий путь, и всегда в час испытаний оставался один, который выручал другого. «Не тот Питт мужик, чтобы сгинуть», — бессчетное число раз говорил себе Джордино, когда казалось, что друг его уже в могиле. Питт был несокрушим.

Искра веры затеплилась в душе Джордино. Он взглянул на приборы: топлива полные баки. Сверившись с картой, прикрепленной к планке, свисавшей над приборной доской, он решил лететь на запад, к Тасмании, в Хобарт — самое близкое и самое удобное место для посадки. Как только близнецы Флетчер окажутся на попечении властей, он дозаправится и вернется на Гладиатор — хотя бы для того, чтобы отыскать тело Питта и доставить его родителям в Вашингтон.

Покидать Питта в беде он не собирался. Так он никогда в жизни не поступал и не собирался поступать. Странно, но стало как-то легче. Рассчитав полетное время до Хобарта и обратно на остров, Джордино заговорил с мальчиками — те уже перестали плакать и с восторгом смотрели из окна кабины на море внизу.

Позади вертолета остров превратился в смутный силуэт, по очертаниям похожий на тот, который предстал взорам Джесса Дорсетта и Бетси Флетчер сто сорок четыре года назад.

Убедившись, что Джордино с мальчиками благополучно улетел, Питт заставил себя подняться на ноги, намочил в раковине бара полотенце и обвязал им голову Мэйв. Потом он стал валить в кучу шторы, стулья и другие предметы мебели, возводя нечто вроде кургана, который вскоре совсем скрыл раненую женщину. Пытаясь хоть как-то защитить ее от накатывавшегося огня, он, шатаясь и оступаясь, добрался до рулевой рубки. Раны его были тяжелы. Одна пуля, прошив мышцу живота, продырявила толстую кишку и застряла в пояснице; другая отскочила от ребра, поразила легкое и вышла из спины. Изо всех сил стараясь не окунуться в черное, как ночной кошмар, пятно, застилавшее глаза, Питт оглядел приборы и рукоятки управления на приборной панели судна.

В отличие от вертолетных топливные приборы яхты показывали на «ноль». Команда Дорсетта не удосужилась заправиться топливом, не получив указания, что кто-то из членов семейства собирается отплыть. Отыскав нужные рычажки, Питт запустил большие турбодизельные двигатели. Едва те заурчали на холостых оборотах, как он подключил их к гребному приводу и до отказа двинул вперед рукоятку газа. Палуба у него под ногами содрогнулась, нос яхты поднялся из воды, а вода за кормой бурно вспенилась. Питт, вцепившись в ручной руль, направил судно к выходу в открытое море.

Горячий пепел сыпал сверху толстым слоем. Питт слышал, как трещит и рычит за спиной приближающийся ураган огня. Объятые язычками пламени камни градом падали, шипя, плюхались в воду, выпуская облачка пара, и скрывались в ней. Они непрестанно сыпались с небес, после того как чудовищный взрыв горы Скагс разметал их на огромное расстояние. Вал светопреставления пожрал причал и ринулся вдогонку за яхтой, разрезая воды лагуны, словно разъяренный зверь, вырвавшийся из самых огненных недр ада. И вот этот вал навис над яхтой вихрем крутящейся массы высотой двести метров прежде, чем Питту удалось выбраться из лагуны. Судно бросило вперед, словно оно получило ошеломляющий удар в корму. Радар и радиомачту сорвало и унесло прочь, а вместе с ними и спасательные шлюпки, ограждение и всю мебель с палубы. Пылающие камни посыпались на крышу надстройки и палубу, мигом превратив некогда прекрасную яхту в разбитую посудину.

Жар в рулевой рубке был палящий. Питту казалось, будто кто-то втирал ему в кожу горячую красную мазь. Дышать стало мучительно трудно, особенно ему, с поврежденным легким. Он то и дело молился, чтобы Мэйв была все еще жива в кают-компании. Хватая ртом воздух, в одежде, которая уже начинала дымиться, со спаленными волосами, Питт стоял за штурвалом, отчаянно стараясь вести яхту. Перегретый воздух проникал в легкие, пока каждый вдох не превратился в сущую муку. Рев огненной бури в ушах слился с громкими ударами сердца и пульсирующим шумом крови. Единственной опорой его сопротивлению пылающему натиску было ровное подрагивание двигателей, прочная конструкция судна.

Когда окна стали трескаться, а потом и лопаться, он подумал: теперь наверняка смерть. Все помыслы свои, каждый нервный импульс направил он на продвижение яхты вперед, как будто одна только сила его воли заставляла ее двигаться быстрее. И тут вдруг плотный слой огня уменьшился и ушел прочь: яхта вырвалась на морской простор. Грязная серая вода сменилась изумрудной, а небо над головой сделалось синим, как сапфир. Вал огня и кипящей грязи наконец-то обессилел. Питт вдыхал чистый солоноватый воздух огромными порциями, как пловец, насыщающий воздухом легкие перед тем, как нырнуть на глубину без акваланга. Он не знал, насколько серьезно ранен, да и не думал об этом. Изматывающую боль он переносил стойко.

И в этот момент взгляд Питта приковал к себе странный вид: впереди по правому борту из воды высунулась верхняя часть туловища исполинской морской твари. Она походила на гигантского угря. Пасть чудища слегка приоткрылась и обнажила острые как бритва зубы в виде закругленных клыков. «Если волнообразное тело выпрямить, — прикинул Питт, — оно вытянется метров на тридцать — сорок». В воде чудище передвигалось немногим медленнее яхты.

— Стало быть, Бэзил существует, — пробормотал Питт, и слова эти будто наждаком прошлись по опаленному горлу.

«И Бэзил, оказывается, хоть и морской змей, но что-то соображает», — подумал он. Громадный угорь покидал охваченное огнем место своего векового обитания. Одолев протоку, Бэзил нырнул в глубину и, взмахнув громадным хвостом, исчез. Питт кивком попрощался с ним и вновь обратился к панели. Навигационные приборы больше не действовали. Питт попытался подать сигнал бедствия и по радио, и по спутниковому телефону, но и то и другое бездействовало. Казалось, перестало работать все, кроме больших двигателей, которые по-прежнему несли яхту по волнам. Поставить судно на автоматический ход было невозможно, и Питт закрепил штурвал так, чтобы нос смотрел на запад, в сторону юго-восточного побережья Австралии, а ручку газа установил в положение чуть-чуть выше холостых оборотов, чтобы сэкономить ту малость топлива, что еще оставалась в баках. Спасательное судно, которое непременно направят в район катастрофы к острову Гладиатор, должно было заметить поврежденную яхту, остановить и обследовать ее.