— Я не в восторге от вашей фонотеки, — прорычал Планкетт. — А чем плох Штраус? — спросил он, взглянув на Питта.

— Это инструментальная музыка, — ответил Питт. — Искаженные передачей через воду, звуки скрипки похожи на писки дельфинов или нескольких других морских млекопитающих. Минни — это вокальная музыка. Если кто-нибудь на поверхности слушает, что происходит вокруг, то они будут знать, что кто-то там внизу до сих пор жив. Как бы она ни была искажена, старую добрую человеческую речь ни с чем нельзя спутать.

— Со всеми вытекающими из этого преимуществами для нас — если только их вообще удастся извлечь, — сказал Планкетт. — Если будет организована спасательная операция, то нет никакого способа переместить нас из этого вездехода в глубоководный обитаемый аппарат иначе как через шлюзовую камеру. Никакого намека на такое устройство нет в вашем замечательном во всех остальных отношениях тракторе. Если вы позволите мне рассуждать реалистически, то я не могу усмотреть в ближайшем будущем ничего, кроме нашей неизбежной кончины.

— Я прошу не произносить при мне слова «кончина».

Планкетт запустил руку в карман своего объемистого свитера и вытащил фляжку.

— Здесь осталось лишь около четырех больших глотков, но это должно на какое-то время поддержать в нас бодрость духа.

Питт взял предложенную ему фляжку, и в этот момент приглушенный скрежет потряс огромный гусеничный вездеход. Ковш вгрызся в каменную массу и попытался оторвать ее от грунта. Вес этого обломка намного превосходил предельно допустимую безопасную нагрузку, машина скрежетала и стонала, пытаясь поднять обломок. Подобно олимпийскому чемпиону, из последних сил выжимающему штангу в попытке завоевать золотую медаль, ковш раскачивался под своей тяжелой ношей, поднятой над уровнем дна, и наконец сбросил ее во все растущий вал вынутой породы, тянущийся рядом с траншеей.

Наружные прожекторы не могли пронизать грязевые облака, и на экранах телемониторов внутри кабины управления можно было увидеть только непрерывно перемешивающиеся желтые и серые пятна. Но на экране компьютера вырисовывалось трехмерное изображение, построенное посредством сонара и показывающее, насколько продвинулась работа по откапыванию прохода в завале.

Полных пять часов прошло с тех пор, как Питт начал откапывать вездеход. Наконец он смог увидеть увеличенное изображение, показывающее узкий, но достаточно ровный коридор, полого поднимающийся к поверхности морского дна.

— Мы обдерем немного краски с крыльев, но я полагаю, что мы сможем здесь протиснуться, — уверенно заявил Питт.

Надежда озарила лицо Планкетта.

— Пихните эту крошку под зад, мистер Питт. Мне до чертиков надоело глазеть на эту липкую грязь.

Питт слегка склонил голову набок и подмигнул попутчику.

— Как прикажете, мистер Планкетт. — Он перешел с автоматического на ручное управление и потер кисти рук, как пианист перед началом игры. — Скрестите пальцы и помолитесь, чтобы траки гусениц нашли прочную опору в этой каше, не то нам придется поселиться здесь надолго.

Он осторожно повел вперед рычажок акселератора. Широкие гусеницы по бокам «Большого Джона» пришли в движение, прокручиваясь сквозь мягкие осадочные породы и все набирая скорость по мере того, как Питт увеличивал мощность. Постепенно вездеход начал дюйм за дюймом продвигаться вперед. Затем вдруг один из траков добрался до слоя маленьких камешков и зацепился за него, и огромную самоходную горную машину бросило в противоположную сторону траншеи. Питт попытался удержать машину на курсе, но стена траншеи подалась, и поток жидкой грязи залил вездеход с одного бока.

Он перевел рычажок акселератора назад до упора, затем снова вперед, переключившись на задний ход, затем снова на полную мощность вперед, раскачивая «Большой Джон» взад-вперед. Компактный ядерный реактор давал достаточную мощность, но гусеницы не могли зацепиться за твердый грунт. Камни и ил летели из-под них, когда гусеницы врезались в вязкую кашу.

Но подводный экскаватор по-прежнему оставался застрявшим в своей тесной темнице.

— Может, нам лучше сделать перерыв и отчерпать грязь ковшом? — сказал Планкетт абсолютно серьезным тоном. — Или — еще — лучше остановиться и обдумать ситуацию.

Питт потратил несколько секунд на то, чтобы обдать массивного англичанина твердым, ледяным взглядом. Планкетт мог поклясться, что глаза Питта выжгли немалую порцию его нервных клеток.

— Множество моих людей долго и тяжело работали вместе со мной, чтобы построить первую глубоководную обитаемую станцию, — произнес он тоном, едва ли не сатанинским. — И кто-то, где-то ответственен за то, что она разрушена. Они также повинны в потере вашего глубоководного аппарата, вашего базового корабля и его команды. Вот в чем состоит ситуация. Ну, а если говорить обо мне, то я намерен выбраться из этого дерьма, даже если мне придется кишки вырвать из этой машины, подняться на поверхность целым и невредимым, найти этих подонков, которые стоят за всеми этими несчастьями, и запихнуть им в глотки их собственные зубы.

Затем он повернулся и пустил гусеницы продираться через нагромождения ила и камней. Странно вихляя, огромная машина вгрызлась траками в грунт и продвинулась вперед на метр, затем еще на метр.

Планкетт сидел, как пень, не на шутку напуганный, но тем не менее вполне убежденный этим гневным обещанием. Клянусь Богом, подумал он, мне думается, этот парень может чертовски неплохо проделать это!

А в это время на другом конце Земли, на расстоянии более восьми тысяч километров, в глубокой шахте, вырубленной в вулканической породе, бригада проходчиков отошла в сторону, освободив проход, и два человека шагнули вперед, заглянув в проломленную брешь в бетонной стене. Удушливым смрадом потянуло из отверстия, и сердца двадцати шахтеров сжались от страха перед неизвестным.

Прожекторы, освещавшие узкий штрек, отбрасывали причудливо искаженные тени на стены открывшейся полости. Она выглядела как широкий туннель, проходивший за бетонной стеной метровой толщины. Внутри можно было разглядеть старый проржавевший грузовик, окруженный со всех сторон толстым слоем валявшихся на полу туннеля серо-коричневых щепок — так, во всяком случае, это выглядело.

Несмотря на прохладный влажный воздух, здесь, глубоко под изрытыми снарядами склонами острова Коррегидор у входа в манильскую гавань, эти двое, заглянувшие в отверстие, обливались потом. После многих лет исследований они, наконец, стояли на пороге обнаружения части огромного собрания военных трофеев второй мировой войны, известного как «золото Ямасита». Клад был назван по имени генерала Ямасита Томоюки, командующего японскими вооруженными силами на Филиппинах начиная с октября 1944 года.

Огромные сокровища были захвачены японцами в ходе войны. Они свозились из Китая, стран Юго-Восточной Азии, голландской Вест-Индии и Филиппин и состояли из тысяч тонн редких камней и драгоценностей, слитков золота и серебра, статуй Будды и католических алтарей, инкрустированных бесценными камнями и окованных массивным золотом.

Манила была местом сбора сокровищ перед предстоящей отправкой на кораблях в Японию, но из-за больших потерь судов на поздних стадиях войны, когда американские подлодки господствовали в этой акватории, менее чем двадцать процентов сокровищ действительно удалось доставить в Токио. Не имея возможности отступить, ожидая неминуемого вторжения американцев, готовых отомстить за все свои потери, японские хранители сокровищ оказались перед трудной проблемой. Им вовсе не хотелось возвращать ценности странам и народам, которые они ограбили. Единственное, что им оставалось, — это спрятать огромное богатство в сотне разных мест на острове Лусон и поблизости от него, надеясь вернуться после войны и тайно вывезти его к себе домой.

Скромные оценки похищенных сокровищ в текущих ценах финансовых рынков колебались между 450 и 500 миллиардами долларов.

Раскопки на этом конкретном месте острова Коррегидор, на несколько сотен метров к западу и на добрый километр глубже бокового туннеля, в котором располагался штаб генерала Макартура до его эвакуации в Австралию, продолжались уже четыре месяца. Используя копии старых японских секретных карт, недавно обнаруженные в архивах ЦРУ в Лэнгли, американские и филиппинские агенты секретных служб работали совместно, руководя раскопками. Работа была крайне утомительной и продвигалась черепашьими темпами.