— Вы могли бы сделать мне одну любезность.

— Да?

Сума кивком указал на агента службы безопасности. стоявшего у двери, и его напарника, подававшего еду.

— Ваши друзья не позволяют мне повидать повара. Он очень хорош. Мне хотелось бы передать ему мои комплименты.

— Она стажируется в одном из лучших японских ресторанов Нью-Йорка. Ее зовут Натали, и в настоящее время она выполняет специальные заказы правительства. Сожалею, но вы не можете быть представлены ей.

Джордан внимательно изучал лицо Сумы. На нем не было видно ни враждебности, ни чувства разочарования или безысходности от того, что его изолировании и подвергли заточению в тщательно охраняемом помещении, — ничего, кроме крайнего самодовольства. По его виду трудно было поверять, что его систематически обрабатывали наркотиками и затем заставляли долгие часы отвечать на вопросы в течение более чем четырех недель. Его глаза по-прежнему смотрели твердо, как оникс, из-под челки седеющих волос. Но так оно и должно было быть. Благодаря постгипнотическому внушению, которому его подвергали подчиненные Джордану специалисты по допросам, Сума не помнил и не понимал, что он ежедневно поставляет группе весьма заинтригованных ученых и инженеров массу технических данных. Его память изучалась и тщательно обшаривалась, так осторожно и тонко, словно этим занимались профессиональные воры, которые, обыскав дом, оставляют все вещи точно там, где они их нашли.

Должно быть, подумал Джордан, это один из тех немногих случаев, когда американская разведка действительно получала иностранные промышленные секреты, которые могли оказаться полезными.

— Какая жалость. — Сума пожал плечами. — Мне бы хотелось нанять ее, когда я уеду отсюда.

— Это невозможно, — честно сказал Джордан.

Сума покончил с супом и отставил чашку в сторону.

— Вы не можете продолжать, задерживать меня.. как обычного преступника. Я не какой-то крестьянин, которого вы арестовали, вытащив из сточной канавы. Я полагаю, что вы будете достаточно благоразумны, чтобы освободить меня без дальнейших проволочек.

Никаких жестких требований, всего лишь завуалированная угроза от человека, которому не сообщили, что вся его невероятная власть полностью исчезла после того, как по всей Японии было объявлено о его смерти. Были совершены соответствующие церемонии, и его дух уже был причислен к сонму героев, которым поклонялись у храма Ясукуни. Сума не имел ни малейшего представления, что для внешнего мира он уже не существовал. Ему также ничего не сообщили о смерти Цубои и Ёсису и уничтожении центра «Дракон». Как он считал, заминированные автомобили Проекта «Кайтен» все еще были надежно спрятаны.

— После всего, что вы пытались совершить, — холодно ответил Джордан, — вам еще повезло, что вы не предстали перед международным трибуналом по обвинению в преступлениях против человечества.

— У меня есть божественное право защищать Японию. — Тихий, повелительный голос донесся до Джордана, словно Сума вещал с церковной кафедры.

У Джордана от раздражения выступили розовые пятна на висках.

— Кроме того, что ваше общество самое замкнутое и изолированное на свете, главная проблема, которая осложняет отношения Японии с остальным миром, что у лидеров вашего делового мира нет никакой этики, никаких принципов честной игры, как их понимают на Западе. Вы и ваши высокопоставленные администраторы верят, что они вправе поступать в отношении других стран так, как они никому бы не позволили действовать в отношении Японии.

Сума взял чашку чая и выпил ее.

— Честь высоко ценится в японском обществе. Наши чувства долга и преданности имеют очень глубокие корни.

— Да, конечно, преданности самим себе, за счет остальных, скажем, иностранцев.

— Мы не видим каких-либо принципиальных отличий между экономической войной и настоящими боевыми операциями, — вежливо ответил Сума. — Мы рассматриваем индустриальные страны как наших противников на огромном поле боя, где нет никаких правил поведения, никаких торговых соглашений, которым можно было бы доверять.

Безумие, звучавшее в этих словах, вместе с холодной реальностью ситуации, вдруг показалось Джордану удивительно нелепым. Он понял, что было бы бесполезно пытаться сбить с Сумы спесь. Возможно, этот сумасшедший был в чем-то прав. Америка в конце концов действительно может распасться на отдельные страны, в каждой из которых будет править та или иная раса. Он выбросил из головы эту неприятную мысль и встал из-за стола.

— Мне нужно идти, — сухо сказал он.

Сума смотрел на него.

— Когда я смогу вернуться в Эдо-Сити?

Джордан с минуту задумчиво смотрел на него.

— Завтра.

— Я буду рад этому, — сказал Сума. — Проследите, пожалуйста, чтобы один из моих частных самолетов ждал меня в аэропорту имени Даллеса.

Какой наглец, подумал Джордан.

— Я свяжусь с нашим посольством, чтобы они обеспечили самолет.

— Удачного дня, мистер Джордан.

— Удачного дня, мистер Сума. Я надеюсь, вы простите меня за все причиненные неудобства.

Губы Сумы искривились в тонкую зловещую линию, и он взглянул на Джордана из-под прищуренных век.

— Нет, мистер Джордан, я не прощу вас. Не сомневайтесь, вы заплатите жестокую цену за мое похищение. — Затем Сума, казалось, вообще забыл о существовании Джордана и налил себе вторую чашку чая.

Керн ждал, пока Джордан пройдет через бронированные двери, отделявшие прихожую от жилой комнаты.

— Приятно позавтракали?

— Еда была неплоха, вот только компания паршивая. А вы?

— Я слушал вашу беседу, пока перекусил на кухне. Натали сделала мне гамбургер.

— Вам повезло.

— Как насчет нашего приятеля?

— Я сказал ему, что его выпустят завтра.

— Я слышал. Он не забудет собрать вещи?

Джордан улыбнулся.

— Эта мысль будет стерта во время сеанса допроса сегодня вечером.

Керн медленно кивнул.

— Как долго, вы полагаете, мы сможем держать его в таком состоянии?

— Пока мы не будем знать все, что знает он, пока мы не откроем каждый секрет, каждое воспоминание, хранящееся в его мозгу.

— На это может уйти год или два.

— Ну и что?

— А после того, как мы высосем его досуха, тогда что?

— Что вы имеете в виду?

— Мы не можем вечно держать его спрятанным ото всего мира. И мы просто перережем собственные глотки. если выпустим его на свободу и позволим ему вернуться в Японию.

Джордан посмотрел на Керна, и в его лице не дрогнул ни один мускул.

— Когда у Сумы не останется ничего, что бы он мог нам еще поведать, Натали просто добавит чего-нибудь сверх обычного в его лапшу.

Я сожалею, господин президент, но, как принято говорить у вас на Западе, мои руки связаны.

Президент посмотрел через стол переговоров в своем кабинете на улыбающегося маленького человека с коротко остриженными седыми волосами и вызывающими карими глазами. Он был больше похож на командира крутого пехотного батальона, чем на политического лидера Японии.

Премьер-министр Дзюнсиро, прибывший в Вашингтон с официальным государственным визитом, сидел, окруженный с обеих сторон двумя министрами его кабинета и пятеркой штатных помощников. Президент сидел напротив один, если не считать переводчика.

— Я тоже сожалею, господин премьер-министр, но если вы надеетесь, что вам удастся просто проигнорировать трагедии последних нескольких недель, то вы глубоко ошибаетесь.

— Мое правительство не несет ответственности за те действия, в которых вы обвиняете Хидеки Суму, Ичиро Цубои и Корори Ёсису. Если. как вы утверждаете, они и в самом деле имели какое-то отношение к ядерным бомбам, взорвавшимся в вашем штате Вайоминг и далеко в море, то они действовали в своих собственных целях втайне от нашего правительства.

Эта встреча на высшем уровне не обещала быть приятной. Дзюнсиро и его правительство заблокировали все предложения о расследовании инцидентов и реагировали с возмущением, будто сами западные разведки сфабриковали всю эту трагедию.