Но, сворачивая за угол довольно узкой улицы, он столкнулся с каким-то человеком, который так торопился, что едва не сбил его с ног. К счастью, дон Лотарио успел ухватиться за стену дома и удержался от падения.

— Черт побери! Впредь не спешите так, когда поворачиваете за угол! — воскликнул испанец, поправляя шляпу, съехавшую набок от столкновения с запоздалым пешеходом.

— Охотно последовал бы вашему совету, сударь, если бы мог видеть, что происходит за углом! — ответил незнакомец. — Тем не менее прошу меня извинить — я очень тороплюсь! Скажите, что это за улица?

— Не имею представления, — ответил Лотарио. — Могу только сказать, что мы находимся поблизости от Люксембургского дворца.

— Вы не здешний? — продолжал расспрашивать незнакомец. — В таком случае, сударь, возможно, у вас более сострадательное сердце, чем у парижан?

— Может быть — да, а может быть — нет, — ответил, смеясь, испанец, которого позабавило такое предположение.

— И вам не покажется странным, если незнакомый человек попросит приютить его на несколько часов?

— Хм! — замялся дон Лотарио, разглядывая ночного собеседника. — Это совсем другое дело. Все зависит от дополнительных обстоятельств. Почему вы меня об этом просите?

— Почему? Потому что я, к несчастью, оказался в положении, когда приходится уповать на подобное великодушие, — ответил неизвестный. — Выслушайте меня, сударь! Вчера вечером дела застали меня в этом районе, и я задержался до сих пор. А живу я вблизи Монмартра. Завтра в восемь утра я снова должен быть здесь. Может быть, мне и следовало отправиться прямо домой, но тогда пришлось бы вскоре возвращаться назад, почти не сомкнув глаз. Так что вы совершили бы благое дело, взяв меня с собой. Для ночлега мне вполне подойдет прихожая или комната прислуги.

Испанец еще пристальнее вгляделся в неизвестного. Однако рядом не было ни одного фонаря. Дон Лотарио заметил только, что на незнакомце добротные сюртук и шляпа, а остальная одежда находилась в совершенно неудовлетворительном состоянии; взъерошенная борода также выглядела весьма непривлекательно.

— Однако, что вам мешает найти временное приспь нище в пансионе или гостинице? — спросил испанец.

— Сущая безделица — у меня в карманах ни одного су, — ответил загадочный проситель.

— Да, в таком случае выбирать не приходится! — рассмеялся дон Лотарио. — Ну что же, во мне вы не ошиблись — у меня в самом деле доброе сердце. По крайней мере мне так кажется. Ступайте вперед, к Люксембургскому дворцу!

Незнакомец огляделся и зашагал в указанном ему направлении. Дон Лотарио внимательно наблюдал за ним. Неизвестный оказался рослым человеком крепкого сложения. Сюртук был немного тесноват ему в плечах, тем более что он застегнул его на все пуговицы. Шел он неторопливой, тяжелой походкой рабочего. Между тем дону Лотарио стало ясно, что он имеет дело вовсе не с каким-то франтом, но отступаться от данного однажды слова было не в его правилах.

— Вы шли из тех мест, где, кажется, горит дом, — сказал испанец. — Что, большой был пожар?

— Это горит тюрьма, — холодно ответил незнакомец. — Я тоже имел глупость там задержаться.

— Боже мой, тюрьма! — воскликнул Лотарио, полный сострадания. — Должно быть, это ужасно! Если опоздаешь открыть камеры, заключенные задохнутся или сгорят заживо! Вы ничего такого не слышали?

— Поговаривали, что сгорело что-то около полудюжины заключенных, — невозмутимо ответил неизвестный. — Впрочем, это ничего не меняет. По большинству тех, кто там сидит, плачет виселица или гильотина. Умрут ли они несколькими днями раньше и каким именно образом — это в конце концов безразлично. Правда, скулили они довольно жалобно.

— А вы, похоже, не так сострадательны, как я, — укоризненно заметил испанец. — Однако вот мы и пришли!

Незнакомец поднял глаза и бегло осмотрел дом, большой и красивый — из числа тех фешенебельных домов, какие частями или целиком сдают состоятельным иностранцам.

Дон Лотарио позвонил и вошел в подъезд, сопровождаемый своим ночным спутником. Оба начали подниматься по лестнице.

— Мой слуга спит, не будем его будить, — заметил молодой испанец. — Пойдемте в мою комнату.

Он отпер дверь. Прихожая скудно освещалась одной-единственной лампой, готовой вот-вот погаснуть. В первой же комнате испанец зажег свет и теперь увидел своего гостя при полном освещении.

Дону Лотарио стоило немалого труда скрыть охватившее его изумление. Эти всклокоченные волосы, взъерошенная борода, болезненно-одутловатое лицо, мрачная, злобная мина, эти серые в черную полоску штаны, грубые башмаки — все указывало на то, что перед ним бродяга, вор, а может быть, и убийца. Испанцу даже показалось, что волосы и борода неизвестного слегка опалены, а лицо почернело от дыма.

— Все ясно, сударь! — Дон Лотарио отступил на шаг, пораженный внезапной мыслью. — Вы бежали из горящей тюрьмы, а шляпу и сюртук украли по дороге!

— Будь вы следственным судьей, сударь, подобные предположения сделали бы вам честь, — ответил незнакомец, насмешливо улыбаясь. — Однако вы заблуждаетесь. Разве обязательно быть преступником и убийцей, если облачен в плохое платье?

— Может быть, я нарушаю закон, оставляя у себя этого человека, — сказал Лотарио, обращаясь скорее к самому себе, нежели к ночному гостю. — Покиньте мой дом! Будем считать, что я вас не видел.

— Это и есть ваше милосердие? — с издевкой спросил неизвестный. — И почему вы так заявляете? Ваши догадки по меньшей мере преждевременны. Эти штаны и башмаки я надеваю во время работы, а по профессии я — каменщик. Сюртук и шляпу ношу на улице. Ну а борода — это, надеюсь, мое личное дело. Так что, сударь, разрешите мне отдохнуть у вас до семи утра.

— А вы не боитесь, что я позову полицию? — спросил испанец.

— Отнюдь, — засмеялся незнакомец. — Во-первых, вы этого не сделаете, а во-вторых, я вам в этом помешаю. Всегда неприятно иметь дело с полицией.

Он быстро повернулся, запер дверь, ведущую в прихожую, а ключ сунул в карман.

— Позвольте, сударь! — воскликнул дон Лотарио, не столько испуганный, сколько удивленный. — Вы пользуетесь моей добротой — и осмеливаетесь так вести себя в моем доме?! Имейте в виду, я принял меры против подобных посягательств!

Он быстро подошел к письменному столу, вытащил шкатулку и направил на неизвестного пистолет, зловеще блеснувший при свете свечей.

— Вздор, — заметил бежавший заключенный, потому что он и был таинственным гостем дона Лотарио, — вздор! Во-первых, очень сомнительно, чтобы эта штука была заряжена, а во-вторых, у меня и в мыслях не было доставить вам хоть малейшее беспокойство. Укажите мне софу или кровать, и я буду вполне доволен, а ровно в семь утра тихо вас покину. Не думайте, что я недооцениваю вашу любезность. Вы оказали мне огромную услугу. А теперь я намерен всего-навсего не дать вам нарушить ваше же собственное обещание.

Дон Лотарио согласился, что слова ночного гостя не лишены здравого смысла. В крайнем случае — какое ему дело, что это за тип. Он не связан никакими обязательствами с французской полицией, чтобы помогать ей ловить преступников. Для него важно только обезопасить самого себя от возможного нападения этого человека. А тот, похоже, только и умеет хватать других за горло и опустошать их карманы. Наш испанец уже успел немного успокоиться и трезво обдумал свое положение.

— Тогда отправляйтесь в соседнюю комнату, — сказал он, — там вы найдете удобную софу. Даю вам слово, что не пошлю за полицией.

— Полагаюсь на ваше обещание! — невозмутимо ответил незнакомец. — Позвольте мне зажечь свет. Доброй ночи!

С зажженной свечой в руке он прошел в указанную ему комнату и запер за собой дверь.

Другая дверь вела из большой комнаты, где только что находились оба собеседника, в спальню дона Лотарио. Молодой испанец предался размышлениям, может ли он, очутившись в таких обстоятельствах, воспользоваться тем сладостным даром природы, которого жаждало его утомленное тело. Он чувствовал себя довольно уверенно, ибо обладал двумя достоинствами: чутким сном и заряженным пистолетом. К тому же он мог запереть дверь в свою спальню. Устал он порядком, да и что в том предосудительного, если на одну ночь приютишь у себя подозрительную личность! Он забрал с собой шкатулку с пистолетом и, не раздеваясь, бросился на постель. Через несколько минут он уже спал…