С севера послышался грохот приближающегося поезда.
Джулия взяла руки супруга в свои, посмотрела ему в глаза и сказала:
— Я люблю тебя. Я люблю тебя больше, чем жизнь.
Ник с тревогой взглянул на нее, беспокоясь, что ей придется ехать одной.
— Со мной ничего не случится, — повторила Джулия, ободряюще сжимая его руки, так же как когда-то в детстве делала ее мать. — Будь осторожен.
— Буду. Я просто хочу, чтобы ты была подальше отсюда, прежде чем я со всем не разберусь.
— Ты приедешь и заберешь меня. Нам о многом надо поговорить, о нашей дальнейшей жизни.
— Увидимся вечером, не позже десяти, обещаю. Но сомневаюсь, что мы будем сегодня ужинать с Мюллерами.
— Ты ведь специально все так и спланировал, да? — улыбнулась Джулия. — У меня есть что тебе сказать, когда ты меня заберешь, так что не опаздывай.
Поезд вынырнул из-за поворота, подъезжая к станции.
— Не опоздаю, — сказал Ник, поднимаясь вместе с ней на платформу.
— Наверное, тебе стоит это взять, — сказала Джулия, доставая из сумочки КПК и отдавая его мужу.
— Спасибо, — ответил Ник, убирая маленький компьютер в карман.
— Помни, о чем ты обещал! — крикнула она Маркусу. — Никаких глупостей.
Подошел поезд, заскрежетав тормозами. С шипением открылись автоматические двери.
— В десять часов, — сказала Джулия.
Ник привлек ее к себе и крепко, страстно поцеловал. Наконец отпустил, когда уже раздался звонок, предупреждающий о закрытии дверей.
— В десять часов. Не позже, — кивнул Ник.
Джулия шагнула в вагон, и дверь закрылась между ними.
— Я люблю тебя, — неслышно проговорила Джулия с другой стороны двери.
Поезд тронулся.
— Защищать вратаря, — сказал Маркус, подходя к нему. — Это моя работа.
— Ты идиот.
— Может быть, — пожал плечами Маркус, поправляя галстук и белую рубашку. — Но в данный момент — я твой идиот.
Хорасу Рэндоллу оставалось полгода до ухода в отставку. Двадцать пять лет службы в полиции. Он прослужил пять лишних лет, надеясь отложить достаточно денег на жизнь после отставки, но, как это порой бывает, уже растратил свой пенсионный фонд, и ему предстояло в декабре покинуть департамент без единого цента на счету.
Он пришел в полицию в возрасте двадцати восьми лет, полный энергии и альтруистических взглядов на справедливость. Однако годы общения с системой, в которой отсутствовало четкое разделение на черное и белое, зато хватало серых областей политической целесообразности, сломили его дух. Последние десять лет он занимался лишь тем, что перекладывал бумажки и пил пиво.
Хорас ни разу не выстрелил из пистолета по долгу службы, никогда не преследовал подозреваемого, никогда не жил жизнью идеализированного полицейского. И это вполне его устраивало.
Он стал наставником поступившего на службу десять лет назад Итана Дэнса, взяв его под свое крыло и наблюдая, как тот быстро делает карьеру детектива. Он хорошо знал о внеслужебной деятельности Дэнса, но пока это никак не касалось Рэндолла, оно его нисколько не волновало; к тому же хоть он и не был образцовым полицейским, но отношения с коллегами у него всегда оставались хорошими.
Рэндолл весил около двухсот сорока фунтов. За последние восемь лет он прибавлял в среднем по десять фунтов в год, и от его тридцатидвухдюймовой талии остались лишь воспоминания. Его очки в роговой оправе в стиле ретро порой вызывали зависть у некоторых молодых патрульных, но на самом деле он носил точно такую же оправу с пятнадцати лет.
Дэнс знал ситуацию Рэндолла и предложил ему вариант, который должен был принести ему солидную сумму на банковском счете, достаточную до конца жизни.
Задача Хораса Рэндолла заключалась в том, чтобы найти Джулию Куинн. Хотя они предполагали застать ее вечером дома, Дэнс неизвестно по какой причине неожиданно поменял планы. Все было бы куда проще, если бы они придерживались первоначального замысла.
Несмотря на то что Рэндолла считали лентяем, многие не понимали, что лень порождает находчивость; если необходимость являлась матерью изобретений, то лень — их отцом. Рэндолл не собирался ездить повсюду в поисках Джулии Куинн, ибо для этого вполне достаточно нескольких нажатий на клавиши.
Хотя жизнь в Байрам-Хиллс будто бы замерла, людям все же требовалось совершать покупки, что-то есть, заправляться бензином. Жизнь продолжалась, несмотря на трагедию. Рэндолл разослал фотографию Джулии, как пропавшей без вести в связи с авиакатастрофой, по электронной почте и факсу в соседние полицейские участки, на железнодорожные станции, а также в рестораны и на бензоколонки ближайших городков.
Она была прекрасной женщиной, и фото с водительского удостоверения нисколько не преуменьшало ее красоты. Несомненно, она привлекла бы внимание любого, к кому бы он обратился; он лишь не ожидал, что ему позвонят столь быстро. Но тем не менее приятно сознавать, что даже в нынешние времена жители округа способны по-настоящему сплотиться, когда речь идет о чьей-то жизни.
Вагон экспресса был почти пуст. В середине дня мало кто путешествовал, в отличие от часа пик, когда порой нельзя найти свободного места. В вагоне, кроме Джулии, сидели лишь двое — пожилая женщина, уткнувшаяся в роман с безвкусной обложкой, и молодой человек во врачебном комбинезоне, который пытался не заснуть, читая газету.
Джулия редко ездила в поезде, считая его неудобным и тесным и предпочитая собственную машину, где имела возможность, никому не мешая, послушать радио или поговорить по мобильному.
Откинувшись на спинку кресла, она до сих пор не могла поверить, что сидела в самолете рейса 502, уже пристегнутая, готовая взлететь. А теперь катилась в поезде, пытаясь от кого-то скрыться. Ощущение, что она спаслась, вырвалась из объятий смерти, длилось слишком недолго.
Джулия никогда не могла понять, о чем думают те, кто причиняет боль и страдания другим и как они вообще могут поступать так с людьми. Прежде она никогда не боялась за собственную жизнь, никогда не думала о смерти, но теперь, меньше чем за два часа, успела взглянуть на все под разными углами, каждый из которых заставлял ценить жизнь.
И Маркус, и Ник говорили ей, что беспокоиться не о чем — из-за чего она волновалась еще сильнее. Джулия понятия не имела, чего так боится муж, но за шестнадцать лет, что они провели вместе, он ни к чему не испытывал страха, кроме полетов и молний. Она полностью доверилась мужу. Его никак нельзя считать глупцом. Если кто-то и мог спасти ее, если кто-то мог восстановить прежний порядок вещей, то это только Ник.
Джулия провела ладонью по животу. Хотя тот все еще оставался плоским, она ощущала жизнь внутри матки, растущую и развивающуюся, завершение ее союза с Ником, воистину дитя любви, которое свяжет их воедино навеки, сочетание лучших черт обоих. Она подумала о том, каким станет результат случайной игры генов. Будет ли ребенок похож на Ника, или на нее, или же на что-то среднее между ними? Светлые волосы, каштановые, может быть, рыжие, какие бывали в семьях у обоих? Зеленые глаза или голубые? Несомненно, у ребенка будут склонности к атлетизму, как и у его родителей… а может быть, и нет. Что, если ребенок будет ненавидеть занятия спортом? Но кем бы ни стал новорожденный, она счастлива, ибо это будет их ребенок, новое средоточие их жизни, которое поменяет все приоритеты.
Джулия собиралась все рассказать Нику, как только увидит его — отбросив прочь все грандиозные планы насчет сюрприза и ультразвуковых снимков, — но вместе с Ником появился Маркус, так что новостям предстояло подождать до более подходящего момента, когда они окажутся наедине.
Неожиданно поезд замедлил ход и остановился. Джулия посмотрела в окно, и сердце ее внезапно забилось сильнее. Они стояли в чистом поле, в безлюдном пространстве между станциями. Хотя это был экспресс, со следующей остановкой на вокзале Гранд-Сентрал, прямо посреди Манхэттена.
Джулия окинула взглядом узкий проход и стеклянные двери между вагонами, но ничего не увидела. Молясь о том, чтобы эта остановка никак ее не касалась, и надеясь, что это лишь совпадение, она снова откинулась на спинку кресла. Не было никакого объявления от машиниста, никакой информации, кондуктор тоже не появлялся, и никого, похоже, это не волновало, кроме Джулии.
