Это была весна!..

Удивительная весна, не походившая ни на одну из тех, что уже двадцать раз являлись Крамугасу.

По такому случаю радость его наполняла сногсшибательная, и он, распластавшись в стареньком, видавшем виды кресле своего одноместного звездолетного номера, горланил песню: как всегда, фальшиво, но — самозабвенно:

— Мне хорошо, тара-ра-рам, как никогда, тарам-ту-рум, и сил во мне хоть отбавляй, турум-тум-тум, и голова моя ясна, ах, тата-рам-та-тарара, и все мне нынче — нипочем, тарам-та-рара-рара-ра!..

А как светило, пригревая, солнце, как пахли набухавшие почки на деревьях, как томно шелестели ветерки!.. Восторг, да и только!

В особенности ощущалась весна здесь — средь пустоты, в открытом космосе.

Уже хотя бы потому, что здесь ее не было вовсе, в то время как там, на покинутой родной планете, все готовилось вот-вот расцвести и заблагоухать — умопомрачительно!

Крамугас стартовал весною и память о ней, как самый главный свой багаж, с почетом и благоговением принес с собой на звездолет.

Поскольку улетал надолго — может, навсегда. И память о весне была ему необходима.

Она была как талисман. Как верный знак того, что впредь все будет хорошо.

Тем более что за провоз воспоминаний в таможне пошлин не взимали.

Это он тоже учел — правда, задним числом.

Он явился на свет и ровным счетом двадцать лет прожил на планете Бетис-0,5, где обитало шумное и жизнерадостное племя ванделиков-каллаиков.

Крамугас любил своих соотечественников и в душе неустанно гордился ими.

И было отчего!

Во-первых, о такой планете мало кто слыхивал.

Это было несомненным плюсом, потому что все другие, более известные и по такой причине популярные, миры наводняли толпы туристов — там повсюду, что и привлекало славных обывателей, мозолили глаза аттракционы, фабрики, заводы, фабриканты, заводчане, пляжи, отели, мотели, бордели, учреждения весьма значительные и учреждения попечительные, учреждения жуткие и учреждения, пускающие утки, простиздеськи и проститамы, депутье и разное рванье, судьбодои и судьбодавы, мудрофобы знатные и мудрофилы платные, космодромы и конодромы, панорамы всякие: круговые и квадратные, закрытые и завсегда прокатные; там дымили трубы и трубки, разгуливали все неглиже или в тулупах, воевали, заселяли, исправляли, выявляли, брали, драли, крали, с раннего утра прыгали туда-сюда, смешивали все и вся, с чем попало и как попало, где пропало и куда пропало, — короче, иные (по уверению толковых справочников) цивилизованно-знаменитые миры были затоптаны и изгажены донельзя, ими восторгались и их же проклинали, на них с усердием молились (в переносном смысле, разумеется, ибо давным-давно религии в Галактике были решительно отделены от дома и семьи и взяты на вооружение спецпропедевтикой для всех начальных школ с особенным уклоном — как некий вариант внеклассных тихих игр на свежем воздухе) и в то же время всячески от них бежали, едва лишь подворачивался подходящий случай.

Таким образом, в отличие от прочих буйно процветающих планетных островов, в рекламных призывалках именуемых, как под копирку, цитаделями непроходимой человеческой премудрости, Бетис-0,5 смиренно сохранял свою первозданную чистоту и свое исконно-вернославно-передовое великолепие.

В такой неброскости для остальных, вне всякого сомнения, была немалая заслуга славных поселян, которые витиеватых слухов о своей планете никогда, нигде и ни при ком не распускали.

Правду — говорили, но — исключительно промеж себя и шепотком, поскольку держались давней и проверенной стократно установки: лучше иметь правду за пазухой, чем фигу в кармане, особенно ежели фига чужая, а правда — своя, кровная, добытая по случаю, хотя и с превеликими трудами.

В общем, жили себе потихоньку — и были довольны.

Во-вторых, — и это уже касается сугубо внутренних дел Бетиса-0,5 (потому что другим мирам, с их чванливостью, помпезностью и дутым блеском, на такие детали отменно начхать) — на планете было пять городов, шестнадцать огородов, семь деревень столичного типа, одиннадцать пристроенных бань совместного подмыва, шесть маяков, один космодром с тринадцатью ракетами канатной тяги на восьми приколах, сто двадцать пять трехэтажных домов и один раскладной небоскреб, полтора телефонных узла на восемнадцать абонентов по секрету, две лодочных станции, один универсам и сразу три экспресс-универвама (впрочем, что это такое, никто в точности не знал), а также девяносто девять плазмо-керогазных станций холодного режима и тысяча двести шесть полуиндивидуальных искрохронов на запученном пространстве; кроме того, там были два университета для малолетних и триста семь начальных школ для престарелых ценных кадров, деньгами никто не сорил, благо неведомо было, куда их девать вообще, вместо денег совали все друг другу пуговицы и говорили «цок!», о войнах давно уже позабыли, ели и пили, сколько душа пожелает, иными словами, прорву, любовью занимались в меру, иными словами, постоянно, пели хором, ходили гуськом под барабан, играли в салочки и в прятки, в отпевания и святки, мальчикам давали женские имена, а девочек не называли никак, стариков и старух сплавляли на Пифей-Плодородный резвиться (на Курсы повышения квалификации ядреных ветеранов, например), работой себя не утруждали, плодили гениев не более ста с половиной в год (без исключенья — кротких и незамутненных бюрократов с творческим запором), говорили по-бетисски, по-фильдисски, по-кумысски, по-метисски, по-этрусски, на новейшем греческом, который полагали раз и навсегда древнейшим, на языке глухонемых, который почитали самым благозвучным, и на всегалактическом эсперанто с заметным грузинским акцентом, чему всякий раз удивлялись; и всего населения на планете было шестьдесят тысяч с некоторым остатком, сохраненным про запас (на случай недорода или если надо подвиг совершить).

Конечно же (и эта мысль даже обсуждению нигде не подлежала!) такую блистательную цивилизацию при столь малом числе коренных поселян мог создать лишь исключительный по своей бдительности и единовзглядию народ.

Между прочим, эдакая самобытность также неназойливо, но исключительно уверенно и твердо отгораживала Бетис-0,5 от пагубного и тлетворного влияния иных, густо-фешенебельных цивилизаций обозримой Вселенной.

Ведь не случайно, надо думать, все педальные гоп-звездолеты, по причине их сомнительной передовитости, оставили врагам — мол, зажирайтесь сами! — а у себя о них таинственно молчали, равно как и о компьютерах на паровом приводе. А о том, что есть еще компьютеры совсем передовые, на приводе клизмо-дизельном, и не узнали вовсе никогда. Из звездолетов же оставили себе лишь те, что на канатной тяге…

Истинно: потребность — вторая натура.

Ну, а ежели натура — скромная, пытливая, потливая, живущая крылатою мечтой?

Опять же — лучше иметь мечту за пазухой, чем фигу в кармане.

Ибо мечта — всегда своя, кровная; тогда как фига, порожденная прогрессом, всегда, в сущности, ничья, но может до того обидно подкузьмить, если, раззявив рот, будешь глазеть по сторонам да знаки разные командные слать в пустоту, что мало не покажется!..

Так что понятно: Крамугасу воистину было чем и кем гордиться. Однако же — нисколечко себя при том не утомляя, что особенно ценилось.

Да, когда-то и Бетис-0,5, подобно прочим многочисленным мирам, был лишь одним из рядовых поселений Земли, великой Праматери Цивилизаций.

Но мало-помалу все эти поселения обособились, завели самобытные, местные традиции, наладили собственные хозяйства и стали относиться к Земле уже не как угодливые сателлиты к несгибаемому центру власти, а — на равных.

Земля поначалу куражилась, сопротивлялась, даже гневалась, но, увидав тщету своих потуг, махнула на обнаглевшие миры рукой.