Миднайт бросился за ней, грубо схватил и оттащил под карниз. Крепко прижав ее к груди, он согрел ее своим теплом, и она перестала дрожать.

Она слышала, как бьется его сердце. Чувствовала жар его тела. Чувствовала, как он успокаивается. Как беспокоится – о ней.

– Ты что, с ума сошла? Что это сегодня с тобой? Бог ты мой, да у тебя платье совсем прозрачное.

Ей нравилась эта хрипотца в его голосе. Нравилось, как чернели его и без того черные глаза, когда он старался не смотреть на ее соски, выпирающие сквозь мокрую ткань. Она затаила дыхание. И он тоже.

В этой влажной серебристой тьме между ними росло неодолимое притяжение, они словно запутались в невидимой паутине, разорвать которую было выше их сил. Она понимала, что надо вырваться из нее и бежать куда глаза глядят. Джонни отпустил бы ее. Бежать! Но она не могла и пальцем пошевелить.

– Люби меня, Джонни. Пожалуйста, люби меня – всегда. – Она снова поцеловала его, и в этом поцелуе слились невинность и смелость.

– Всегда, – как клятву прошептал он.

Его язык раздвинул ее губы и коснулся нёба; все ее тело запылало. Не говоря ни слова, Джонни втащил ее в комнату, захлопнул дверь и толкнул на кровать. Его жесткие руки грубо шарили по ее нежному мокрому телу. Платье порвалось. Но ее это совсем не трогало. Она пьянела от запаха возбужденного мужского тела и хотела большего.

Его язык снова коснулся ее языка, губы их слились в долгом поцелуе, и он был глубже, интимнее и возбуждал с какой-то особой утонченностью, которой она раньше не знала, словно разом прорвалась запруда долго сдерживаемой страсти и их уносило бешеным потоком.

Он задрал вверх платье и, несмотря на то что теперь им управляло только непреодолимое мужское желание, не забыл предохраниться.

За окном вспыхнула молния, но буря, неистовавшая за занавесом из дождевых капель, сбегающих по стеклу, не могла сравниться с бурей, клокотавшей в них.

Долго сдерживаемая страсть прорвалась с такой безудержной силой, что Джонни взорвался очень быстро. Но, даже несмотря на краткость происшедшего, Лейси была потрясена: настолько неистово и искренне было его желание, словно он умер бы здесь и сейчас, если бы не овладел ею. И при этом, когда она закричала, он остановился и держал ее в объятиях, пока она не привыкла к его телу и не поцеловала его сквозь слезы, умоляя не останавливаться. И тогда он перестал сдерживаться, и она упивалась его дикой, неизъяснимой радостью, которую, содрогаясь, он обрел в ее теле. Потом у нее все болело и было даже немножко забавно от всего этого, и в то же время, несмотря на резь, она чувствовала, что ей хочется чего-то еще большего, но она тихо лежала, прижавшись к нему и поглаживая его по мокрым волосам. Все ее тело покалывало и жгло изнутри. Он попросил у нее прощения, и она не поняла за что, пока он не овладел ею во второй раз.

Теперь он, не спеша, раздел ее, гладя своими широкими ладонями ее тело и лаская ее груди губами. Затем губы его двинулись вниз, целуя живот, пупок; ниже, ниже, пока она не стала стыдливо сопротивляться. Тогда он обхватил ее руками и, нашептывая всякие ласковые слова и нежно целуя, уговорил не сопротивляться. Губы Джонни снова двинулись к низу живота и проникли между бедрами; поцелуи его становились все горячее, ласки – настойчивее: он инстинктивно находил каждое сокровенное местечко, жаждущее воспламениться от его губ.

Потом ее пальцы вцепились в его волосы и потянули его темное пылающее лицо к своим губам; она чувствовала, что уже не может сдерживаться и что последние остатки стыда испарились, но теперь ей до этого не было дела – она упивалась своим бесстыдством.

– Раздень меня, – повелительно приказал Джонни низким голосом, отчего она почувствовала еще большее возбуждение.

Вся трепеща словно от озноба, она села на кровати и долго и неуклюже расстегивала пуговицы на его рубашке, а затем стянула ее с его плеч. Она стала водить пальцами по его широкой груди и мускулистому животу, и Джонни тяжело задышал.

– Поцелуй меня – как я целовал тебя, – велел он.

Глаза у него горели, и внезапно Лейси поняла, что сама жаждет сделать то, чего он от нее требует. И это было столь же потрясающе, как то, что он делал с ней. Потому что она любила его. И он любил ее.

Содрогаясь от сладкой пытки, Джонни опустился на нее, крепко прижал к себе и вновь ввел свой меч в ее ножны.. Какое-то время он оставался неподвижным, всем своим телом ощущая нежность ее плоти. Лейси первая очнулась и задвигала бедрами, и Джонни заработал как поршень, дыхание его все учащалось, от его страсти все ее тело стало корчиться, словно в судорогах. Руки его обхватили ее железной хваткой, раскаленные губы прожигали ее горло, его сильное тело двигалось во все убыстряющемся темпе. Они одновременно достигли кульминации, и она, взрываясь словно молния, выгнулась под ним, крича, и этот взрыв вторил его мощному завершению.

Потом они лежали в мерцающей темноте, держа друг друга в объятиях. И каждый следующий раз, когда он брал ее, в ней все меньше оставалось от ее девической стыдливости, и она любила его все сильнее, хотела все яростнее, пока не рухнули последние барьеры скромности и смущения, выстроенные условностями. Стоило ему только бросить на нее взгляд, дотронуться до нее, и она инстинктивно знала, чего он хочет от нее и как ублажить его. И никакого значения не имело то, что до этого она ничего не знала о физической стороне любви, – потому что с ней был Джонни.

Ни в ее книжках, ни даже в романтическом воображении не было ничего такого, что как-то могло бы подготовить ее к познанию неведомых глубин ее женской природы и к экстазам Джонни, сексуальность которого была сродни ее собственной. Лейси ничуть не сомневалась, что в этой ее чрезмерной чувственности нет ничего дурного, раз благодаря ей она становится ближе к Джонни, что душа ее сливается с его душой точно так же, как их тела, что он любит ее и любовь эта продлится до скончания века и нет такой силы, которая могла бы оторвать их друг от друга. Когда они на рассвете вернулись на свою улицу, о вчерашней буре напоминали только резкие порывы ветра, проносящиеся вдоль домов, вырисовывающихся в полутьме. Джонни довел Лейси до дверей ее дома, и они оба только немного удивились, увидев тревожное оранжевое зарево в небе над магазином, в котором дежурили этой ночью их отцы. И даже когда до них донесся вой сирен и они бросились бежать в ту сторону, ни одному из них не пришла в голову мысль о том, что беда может коснуться кого-то из их близких.

Вскоре после того, как отец Лейси заступил на дежурство, в магазине Сэма Дугласа вспыхнул пожар и быстро охватил все здание. В огне погибли ее отец и Камелла Дуглас, которая украшала в это время верхний этаж для своего очередного званого вечера. Отец Джонни получил тяжелые ожоги и скончался в страшных мучениях через месяц.

Судя по всему, огонь вспыхнул сразу в трех местах.

Дугласы утверждали, что пожар устроил злой на весь мир отец Джонни. Когда Джонни стал оспаривать эту версию и обвинил в несчастье самих Дугласов, Сэм Дуглас лишил его работы. В то же время прославленный сенатор открыл двери своего дома осиротевшей дочери другого ночного сторожа.

А когда Лейси переехала к Дугласам, Джонни отвернулся от нее. Он упорно стоял на своем и знать ничего не желал, кроме своей обиды. Лейси тяжело переживала все это, чувствуя себя покинутой и нелюбимой. И от этого она еще больше потянулась к Дугласам. Так Джонни собственными руками привел в действие механизм, который погубил их любовь.

Лейси Дуглас вернулась к самому началу своего нынешнего плачевного состояния. Та невинная девочка, которая верила в принцев и героев, которая душой и телом безоглядно отдалась Джонни Миднайту, потому что он показался ей добрым и великодушным, умерла навсегда. Теперь вместо нее была ослепительно красивая женщина, воплощение девичьих грез о принцессах, которая жила в мире, казавшемся окружающим воплощенной мечтой. Но для нее это вообще была не жизнь.