Длинношерстные животные участвовали во многих экспериментах и жили в специально оборудованной комнате. Особенная близость Люсиль с кошками вызвала немало насмешек, однако всем пришлось придержать языки, когда она установила настоящий телепатический, а потом и творческий контакт с одним котенком. Последний и надлежало сегодня проверить в экспериментальных условиях.

— Мину-у-у, девочка моя! — вслух ворковала Люсиль, а про себя внушала своей любимице: Повтори еще раз, хорошо, малышка. Поработаем вместе!

Кошечка навострила уши, раздула ноздри и зачарованно уставилась на стеклянный колпак Люсиль поняла, что животное схватило ее умственный образ и готово сотрудничать.

— Мину, Мину-у-у! — тихонько напевала она.

Кошка абиссинской породы выжидательно прищурилась. Усы ее топорщились, хвост с черным кончиком возбужденно дрожал, из глотки вырвался негромкий охотничий клич. Ни дать ни взять пума в миниатюре, если б не относительно большие уши и глаза.

— Мину-у, Мин-у. (Вот она, вот она, видишь?..)

Хищный кошачий азарт.

В центре керамической подставки образовался неясный сгусток, постепенно приобретавший овальную форму яйца, спереди заостренную, сзади приплюснутую.

— Мину-у-у!

(ПРЫЖОК!)

Мину прыгнула и наткнулась на стеклянный колпак. На миг женщина и кошка разорвали телепатическую связь, но тут же воссоединились, отчего психокреативный образ стал еще отчетливее.

— Ах, Мину, озорница! (Хорошая девочка, хорошая, сиди смирно, работай со мной, помоги мне ее СЛЕПИТЬ, потерпи, ОНА скоро будет здесь, будь умницей, работай.)

(Мышь!)

Да.

(МЫШЬ!)

Прозрачная форма находилась на том раннем этапе материализации, который Вигдис Скаугстад называла «эктоплазменное тесто», но очертания мыши с каждой секундой прояснялись. Длинный змеевидный хвост. Глазки-бусинки. Крошечные ушки и усики пока еще расплывчаты, но все на своих местах. (Сколько часов проторчала Люсиль у вольера грызунов Джилмановского биомедицинского центра, запечатлевая в памяти самые незначительные анатомические детали! Теперь она могла воспроизвести их в любое время дня и ночи…)

Образ стал матовым и шевелился на подставке под колпаком. Четыре лапки с когтями, шкурка, отливающая глянцем в ярком свете направленного луча.

(Тепло МЫШИ, запах МЫШИ, семенящий бег МЫШИ!)

Котенок изогнул спину и уперся на задние лапки, снова изготовившись к прыжку…

— Не-ет, Мину-у. (Рано, малышка, под стеклом ее не достанешь, уже скоро, скоро…)

Стрелка на шкале электроизмерителя подскочила с нуля до 0, 061. Мышь сверкнула глазками, принюхалась, беспокойно забегала по керамической подставке и, пройдя сквозь толстое стекло, бросилась к краю мраморной доски.

Мину отчаянно мяукнула.

(Ага, попалась!)

Но психокреативная мышка уже исчезла.

Люсиль Картье откинулась на спинку стула и вздохнула. Освещение вновь сделалось ровным и тусклым. Абиссинская кошка растерянно озиралась в поисках ускользнувшей добычи. Дверь камеры открылась; вошла сияющая Вигдис Скаугстад.

— Великолепно, Люсиль! Ты заметила увеличение массы?

— Да нет, не обратила внимания. Мне надо было заставить мышку пищать, Мину ведь не проведешь.

Люсиль порылась в кармане фланелевой юбки, вытащила маленький прозрачный шарик с колокольчиком внутри и бросила его котенку. Лицо у нее было усталое, в глазах и в уме туман.

Вигдис принялась освобождать ее от электродов. Мину мгновенно забыла про шарик и стала играть с проводами.

— Эй, киска! — строго сказала Вигдис. — Веди себя как следует, а то и тебя так же опутаю.

— Тогда Мину не станет работать, — возразила Люсиль, выдирая провода из крохотных коготков. — Ей забава нужна, а не ваши эксперименты. Я бы с удовольствием с ней поменялась!

— Что, тяжело было? — В фарфоровых глазах Вигдис отразилось удивление. — Но ведь ты говорила, что это развлечение для вас обеих. Твой сердечный ритм и дыхание лишь совсем чуть-чуть участились.

Люсиль пожала плечами.

— И все же это перестало быть игрой. Теперь моя мышка — объект научного эксперимента с записью данных для последующего анализа.

— Очень удачного эксперимента! — подчеркнула Вигдис. — И важна не столько материализация — хотя так хорошо она у тебя еще не выходила, — сколько сам факт метаконцерта! Первое экспериментальное подтверждение двух творческих умов, работающих в связке. ЭЭГ твоя и котенка звучали в унисон! Я напишу статью «Проявления ментальной синергии в психокреативном метаконцерте человека и животного».

— Метаконцерт?.. Это что, новый термин?

— Дени придумал. Гораздо изящнее, чем умственная связка, или мыслительный тандем, или психокомбинация, или прочие обожаемые американцами варваризмы. Не находишь?

Люсиль что-то пробурчала и, поднявшись, посадила кошечку к себе на плечо.

— Проведем серию подобных экспериментов… — мечтательно проговорила Вигдис. — А вскоре можно будет попробовать метаконцерт между тобой и сильным человеческим оперантом… типа Дени.

Люсиль, стоя уже у двери, круто обернулась.

— Ни за что на свете!

— Но он больше всех подходит… — с мягким укором сказала Вигдис.

— Нет! Кто угодно, только не он!

— О, дорогая! Ну как мне сломать твою безрассудную враждебность к Дени! Между вами явное недоразумение. Неужели ты все еще не поняла, что заблуждалась, когда думала, будто он пытался тебя принудить?

— Я глубоко уважаю профессора, — пробормотала Люсиль, выходя в коридор. — У него блестящий ум. Его новая книга — просто шедевр, а еще я очень ценю то, что у него хватает такта не приходить сюда, когда я работаю. На этом давай и остановимся… Теперь я отнесу Мину домой и пойду покупать рождественские подарки.

Люсиль направилась к кошачьему жилищу — хорошо оборудованной игровой комнате, где животные свободно бегали и резвились. Вигдис не отставала от нее ни на шаг.

— Извини, Люсиль, есть еще одно дело. Я не хотела тебя расстраивать перед опытом, но, прежде чем уедешь на каникулы, ты должна поговорить с Дени. Он ждет в баре.

— Вигдис!

— Это очень важно, Люсиль, пойми!

— Если он опять решил «по-дружески» предостеречь меня насчет Билла, то я так его отделаю, что он забудет Рождество встретить! — взорвалась Люсиль. — Мало мне дома нервотрепки, чтоб еще он в мои дела совался!

— Нет-нет, речь вовсе не о докторе Сампсоне. Это совсем по другому поводу.

— Ладно! — рявкнула Люсиль. Но, увидев обиженное выражение норвежки в ответ на свою резкость, бросилась извиняться: — Не обращай внимания, Вигдис, я все еще на взводе после опыта… Я говорила, что Билл хотел подарить мне на Рождество обручальное кольцо его покойной матери?.. Я отказалась. Пока я его пациентка, между нами не должно быть и намека на помолвку. Но курс почти закончен.

Она открыла дверь кошачьего домика и присела, чтобы впустить туда Мину. В комнате находились пять кошек енотовой породы, две сиамские и еще две абиссинки, как и Мину, — все длинношерстые, кроме сиамских, и все без исключения славятся метапсихической активностью. Животные разлеглись на устланных коврами скамейках, на ворсистых лежанках, устроились в корзинках; некоторые карабкались по гимнастическим снарядам, сделанным специально для кошек, или копошились среди общипанных комнатных растений. Мину, не удостоив взглядом кошачью компанию, направилась прямо к своей мисочке.

— Ты так нервничаешь, потому что твои родные не одобряют доктора Сампсона? — спросила Вигдис, почесав между ушек ластившуюся к ней сиамскую кошку.

— Ты себе не представляешь, какие они идиоты! Я думала, хотя бы мать будет счастлива, что Билл сделал мне предложение.

— Быть может, из чисто этических соображений… — пробормотала Вигдис. — Все-таки психиатр и его пациентка…

— Черта с два! Думаешь, это бесит моих дорогих родителей? Нет, они, видите ли, считают, что я не должна выходить замуж «абы за кого». У них на уме только их дурацкие страхи. Они говорят: раз Билл — доктор, он должен был излечить меня, сделать нормальной, такой, как они, а вместо этого он меня полюбил! Не могут смириться с тем, что меня, оказывается, можно полюбить, что они остались в дураках. Жалеют Билла, ненавидят и боятся меня, потому что я даю им почувствовать их ничтожность, заставляю сгорать со стыда, сгорать, сгорать, сгорать, СГОРАТЬ СО СТЫДА…