Она как-то раз прервала мужа на полуслове, когда тот, пытаясь произвести солидное впечатление, зачитывал для одного репортера определение политического деятеля, данное лордом Честерфилдом. «Единственное, что я слышала об этом лорде, — встряла в разговор Элизабет, — что его тело обладало удивительным запахом. Это был такой приятный аромат, что женщины наперебой пытались заполучить его старые рубашки, которые затем, скатав, прятали среди своего нижнего белья». Джон Уорнер буквально остолбенел. Репортер, который также растерялся, все-таки заметил: «Какой, однако, у вас стойкий интерес к политике!»

«Да нет, — возразила Элизабет, — к нижнему белью». Никакая другая жена политического деятеля не рискнула бы появиться в «Студии 54» — пользовавшейся скандальной репутацией дискотеке — в компании Хальстона и Энди Уорхолла. Эта пара на некоторых консерваторов наверняка производила сомнительное впечатление. Однако Элизабет это мало волновало. Она позволила Хальстону устроить в честь её дня рождения скандальное празднование, умолчав перед Уорнером о другом таком подобном торжестве, устроенном для Бьянки Джаггер, во время которого голый негритенок вел по залу белого пони, на котором восседала голенькая чернокожая девочка. Поскольку на праздновании должен был присутствовать. Джон, Элизабет предупредила Хальстона, что праздник должен быть более благопристойным, чем юбилей Бьянки Джаггер. Хальстон внял ее просьбе — в зал пробились тридцать вполне одетых девушек из кордебалета, чтобы вручить Элизабет праздничный шоколадный торт, изготовленный в форме ее тела, и весивший пятьсот фунтов.

«Элизабет задула свечи, отрезала правую грудь и вручила ее Хальстону, — вспоминал Энди Уорхолл. — И пока Хальстон ее ел, камеры тут же взяли его крупным планом. Затем они с Элизабет танцевали вальс. Джон Уорнер сбежал».

Большинство жен политических деятелей ни за что бы не рискнули высказать свое несогласие по какому бы то ни было поводу, а вот Элизабет частенько пеняла на людях Уорнеру за его отказ поддержать поправку о равных правах.

«Я работаю с десяти лет, — говорила она, — я всегда содержала семью сама, даже пару мужей. Я уверена, что наделена такими же самыми правами. Я это чувствую, уверена, что те женщины, которым не повезло так, как мне, давно нуждаются в подобной поддержке... Я обеими руками «за!»

Когда же Уорнер позволил себе усомниться, по силам ли женщинам взять на себя ответственность за внешнюю политику или обороноспособность страны, Элизабет гневно обрушилась на него: «Нет никакого основания полагать, что женщина не сумеет разобраться в обороне так, как мужчина. Совершенно никакого основания. Все дело в образовании». Почувствовав, что дело идет к публичному скандалу, Уорнер попытался утихомирить жену, но Элизабет не желала сдаваться.

«В отличие от твоих коров, я не собственность!» — отрезала она.

«Как бы не так, — возразил он, — ведь я вирджинский фермер до мозга костей, так что ты — моя собственность!»

Эти перепалки воспринимались вирджинцами довольно спокойно. Где бы Элизабет ни появлялась, она неизменно вызывала у своих поклонников бурю восторга, граничащую подчас с массовой истерией. В числе охотниц за автографами оказались даже убеленные сединами старушки из организации «Дочери Американской Революции». Каждое публичное появление Элизабет только подогревало всеобщий интерес и любопытство и собирало все новые толпы репортеров. Еще ни одна супруга не объявившего о своих намерениях кандидата не становилась объектом столь пристального внимания со стороны прессы. Элизабет удостоилась пространных статей в «Нью-Йорк Тайме», «Уолл-стрит джорнэл», «Лейдиз хоум джорнэл», «Макколлз», «Гуд Хаускипинг», «Эсквайре». Материалы, посвященные ей, публиковали такие агентства, как «Ассошиэйтед Пресс» и «ЮПИ», а Барбара Уолтерс даже посвятила ей отдельную телепередачу.

«Сумасбродная кинозвезда настолько покорила сердца избирателей «Библейского Пояса» Америки, — восторгалась Хелен Томас из «ЮПИ», — что женщины с радостью приняли ее в свои объятья! Ну кто бы мог подумать!»

«Роль супруги политика Лиз вытащила из забвения на передний план», — похвалялся Уорнер. Более того, она вытащила из забвения на передний план и его самого как серьезную политическую фигуру.

«Своим быстрым политическим взлетом мистер Уорнер в первую очередь обязан своей прославленной Супруге, — сообщалось в «Уолл-стрит Джорнэл», — потому что не только в Вирджинии, но и в высшем обществе соседнего Вашингтона Элизабет Тейлор произвела настоящий фурор...»

«Я безумно рада людским толпам, — призналась Элизабет. — И еще я чувствую себя польщенной. Так даже лучше, если это пойдет на пользу Джону».

«Меня не беспокоит, что Элизабет привлекает к себе столько внимания, — вторил ей Уорнер. — Я даже рад, что она способна наполнить счастьем сердца столь многих людей».

Многие женщины, стремившиеся во что бы то ни стало взглянуть на живую легенду, возвращались домой, испытав истинное удовольствие, ведь они имели возможность воочию убедиться, что женщина, о которой на весь мир трубили как о первой красавице, так располнела, что больше не в состоянии скрывать свои телеса под складками туник, кафтанов и накидок. Многотысячные толпы стекались на благотворительные базары и сельские ярмарки в надежде увидеть хотя бы след от стройной нимфы из «Нэшнл Велвет» или чувственной красавицы из «Баттерфилд-8», которая когда-то впивалась острым каблуком в ногу Харви Лоренсу. Увы, вместо этого их взгляду представала грузная матрона.

«Всю свою жизнь мы мечтали выглядеть как Элизабет Тейлор, и вот теперь, слава Богу, наша мечта сбылась», — вздохнула какая-то женщина средних лет.

Как результат — и не только в одной Вирджинии — по поводу полноты Тейлор возникла целая серия анекдотов.

«Каждый раз, когда Элизабет заходит в «Макдональдс», цены на вывеске снаружи начинают меняться, — щебетала Джоан Риверс. — Когда она поднимает глаза и видит цифру пять миллиардов, то наверняка думает, что это ее вес».

«У Лиз больше подбородков, чем страниц у гонконгского телефонного справочника».

«Ничего не поделаешь, девочки, приходится следить за весом, — вещала Дебби Рейнольдс во время своего последнего представления в Лас-Вегасе. — Я пыталась. И знаете, что мне помогло? Я приклеила на дверь холодильника фотографию Элизабет Тейлор».

«У Лиз на бампере приклеен теперь новый стакер, — шутила одна комедиантка из шоу «Сегодня вечером». — На нем написано: «Если у вас есть что-нибудь вкусненькое — сигнальте».

«В свои сорок пять Элизабет Тейлор напоминает мне эмблему тоддовского фильма «Вокруг света за восемьдесят дней», — а именно, воздушный шар», — замечал журнал «Эсквайр».Даже кинокритики, и те не упустили возможности ужалить Элизабет, причем некоторые даже высказывали надежду, что «Маленькая ночная серенада» станет ее последним фильмом.

«Ее появление на экране вызывает дрожь, — писал журнал «Нью-Вест». — Неужели никто не мог надоумить ее посидеть несколько недель на жидком протеине?»

«Нам всем стоило немалых усилий усидеть на своих местах, а не ринуться в испуге в проходы при виде тщетных попыток Элизабет втиснуть свои пышные формы в детские. размеры одежды, — писала «Дейли Миррор». — С ее мучительно затянутой талией, трещавшими по швам платьями и выпирающими, сами знаете чем, потребовалось лишь густо наложить на веки темно-синие тени — и вот вам готов окончательный образ престарелой мадам».

«Лиз Тейлор в роли актрисы Дезире Армфельд, с ее калориями, декольте и напыщенностью, производит весьма удручающее впечатление, — писал журнал «Кью». — Зрителю хочется от души рассмеяться тогда, когда ее возлюбленный напевает: «Будь она старушкой, будь она толста».

Элизабет пыталась отшутиться по поводу своих липших килограммов, делая вид, что не принимает насмешки близко к сердцу.

«Мой вес мне не в тягость, — уверяла она. — Я ем от души, потому что я счастлива».

«Ей не стоит никакого труда его сбросить», — вторил ей муж, в шутку прозвавший, жену «жирным цыпленочком» или же «телочкой».