Через несколько дней Элизабет объявила, что намерена в память о Монти учредить новый фонд в области исследования сердечных заболеваний, пожертвовав для этого один миллионов долларов — весь свой гонорар за «Отражение золотого глаза», то есть те самые деньги, которые когда-то пообещала в качестве страховки за своего друга. Этот фонд должен был находиться под эгидой Американской кардиологической ассоциации. Тем не менее, когда ассоциация решила осведомиться о деньгах, которые пообещала Элизабет, представитель актрисы заявил следующее:

«Все сделанные ею пожертвования останутся анонимными».

После того приснопамятного публичного заявления кардиологическая ассоциация так и не получила никаких денег от Элизабет в память о ее «дорогом друге».

«Насколько мне известно, это была не более чем идея, хотя и высказанная публично, — заявила биограф Монтгомери Клифта Патриция Босуорт. — Этот фонд остался мертворожденной затеей. Именно подобные казусы и заставляют усомниться в хваленом бескорыстии Элизабет».

Широко разрекламированные красивые жесты актрисы зачастую так и оставались лишь благими намерениями, особенно в тех случаях, когда дело касалось непосредственно денег.

«Ей проще появиться на публике во имя какой-нибудь благой цели или же ради сбора средств дать согласие на использование фильма с ее участием, нежели достать из собственного кармана, — заметил кто-то из знакомых в разговоре о ее частых появлениях на благотворительных акциях в пользу Израиля. — Но, скорее всего, вы не дождетесь от нее никаких анонимных пожертвований. И хотя сама она утверждает обратное, делается это главным образом ради саморекламы. Это как бы смягчает ее образ в глазах окружающих».

Бертоны любили прихвастнуть своими широкими жестами и нередко заявляли, будто каждый год делают пожертвований более чем на миллион долларов. После убийства в 1968 году Роберта Кеннеди, Элизабет истратила 50 тысяч долларов на целый разворот в «Нью-Йорк Таймс» с призывом к ужесточению контроля над огнестрельным оружием. Поздно! Бертон похвастался филантропическими начинамиями жены, утверждая, будто Элизабет в одиночку добивалась урегулирования положения в Биафре. Сама звезда настаивала на том, что ее благотворительная деятельность никоим образом не связана с желанием снизить для себя налоги. «Пожертвовании дарят мне приятное тепло в моих интимных органах, — заявила она. — К чему еще суетиться о каких-то налогах».

Большая часть этих пожертвований предназначалась британским благотворительным организациям. Делалось это в надежде на то, что королева Елизавета закроет глаза на ее отказ платить налоги и возведет Ричарда в благородное сословие. Несмотря на пожертвования Бертонов Оксфордскому университету и их публичное расшаркивание перед принцессой Маргаритой, самый прославленный из сынов Уэльса удостоился разве что почетного титула Командира британской империи.

Через своих адвокатов и бухгалтеров Бертоны основали для себя и своих детей трастовые фонды. Своим родственникам они оплачивали авиапутешествия первым классом по всему миру, чтобы те могли почтить своим присутствием премьеры фильмов с их участием. Каждая из сестер Ричарда и их дочери появлялись на этих премьерах в бывших платьях Элизабет. Ричард также дарил своим братьям и сестрам кому дом, кому машину, кому ежегодно чеки.

«Ему вечно хотелось кого-то облагодетельствовать, — вспоминал один из членов бертоновского окружения. — Но как мне кажется, разговоров было больше, чем дела. Я до сих пор помню, как Ричард искренне удивился, когда Сибил в 1965 году отказалась от баснословных алиментов, чтобы выйти замуж за Джорджа Кристофера, рок-музыканта, который был на двенадцать лет ее моложе. Ричард просто отказывался в это верить. Впоследствии, когда он купил Элизабет в Англии дом на те деньги, которые сэкономил благодаря второму замужеству Сибил, Элизабет так и прозвала этот дом — «Причуда Сибил».

«Каждый из них был щедрой натурой, однако Дик Хенли говорил, что тем ближе вы находитесь к Элизабет, тем меньше вам достанется. Если вы ей — совершенно посторонний человек, ну, скажем, случайный знакомый, то не исключительно, что вам обломится норковая шуба или же какое-нибудь по-настоящему дорогое украшение».

Миссис Харви Оркин вспоминала, как впервые встретила Элизабет, и та предложила ей шубу. «Она сказала мне, что ей подарили прекрасную норковую шубу с капюшоном, но у нее и без того много шуб, так что еще одна ей просто ни к чему, ну а поскольку у меня своей шубы нет, то не надо стесняться. Я тогда отказалась, а жаль. А еще она предложила мне, чтобы меня причесывал Александр, ее парижский парикмахер».

Элизабет любила делать пожертвования не официальным организациям, а, скорее, конкретным людям, своим друзьям, которые, например, нуждались в дорогостоящем лечении. Когда в Риме серьезно заболела жена Боба Уилсона, костюмера Ричарда, Элизабет распорядилась, чтобы ей была оказана самая лучшая медицинская помощь, а позднее выхлопотала для нее место в пресвитерианском госпитале «Коламбия» и заплатила за весь курс лечения. Она также заплатила за десять билетов первого класса, чтобы миссис Уилсон смогла совершить перелет из Рима в Нью-Йорк с наибольшим комфортом.

«Самый верный ключик к сердцам Бертонов — это несчастье, — заметил как-то режиссер Питер Гленвилл. — Во время съемок «Бекета» у меня был ассистент. Так вот, в один прекрасный день его навестила жена с ребенком. Мальчик был от рождения калекой. Когда Элизабет — а она, как обычно, находилась на съемочной площадке, наблюдая за тем, как играет Ричард, — заметила ребенка, то не удержалась и полюбопытствовала, отчего он хромает. По секрету от посторонних она договорилась встретиться с его матерью на следующий день в Лондоне. Элизабет отвезла их прямо в Оксфорд. В конечном итоге один из лучших английских хирургов произвел на конечности ребенка крайне сложную операцию, можно сказать, поставил его на ноги. Все расходы Элизабет взяла на себя, даже словом не обмолвившись об этом. Я узнал обо всем позднее от моего ассистента».

И, тем не менее, та же самая женщина, которая собирала тысячи долларов в поддержку Израиля и раздавала случайным знакомым норковые шубы, а также оплачивала друзьям дорогостоящие операции, — та же самая женщина ожидала и для себя от других дорогих подношений.

«Она постоянно пыталась «расколоть» Эрни Лемана на дорогой подарок, — вспоминает один из участников съемочной группы «Вирджинии Вульф», — она нарочно выставляла напоказ бриллианты, подаренные ей Марти Рансохофером во время съемок «Кулика», приговаривая при этом: «Эрни, ты только взгляни, что мне подарил Марти. Ну разве не прелесть?» Она пришла в бешенство, когда Джек Уорнер отказался подарить ей брошь за восемьдесят тысяч, которая так приглянулась ей».

К тому времени, как фильм «Кто боится Вирджинии Вульф» вышел в прокат в июне 1966 года, он успел стать самой дорогой черно-белой кинокартиной. Затраты на его съемки составили семь с половиной миллионов долларов. Кроме того, эта лента стала самой шокирующей — ибо буквально все называлось в ней своими именами, — а значит, не оставила камня на камне от предписаний «морального Кодекса» тридцатишестилетней давности. Во избежание неприятностей со стороны католической церкви с ее жесткой цензурой, Джек Уорнер дал указание прокатчикам пропускать несовершеннолетних вкинозал только в сопровождении взрослых. Каково же было его удивление, когда католики не стали требовать изъятия ни единого эпизода. С экрана было позволено пролиться целому потоку богохульств, и для Голливуда наступила новая эра.

«Это значит, что мы наконец-то принимаем в наших фильмах тот современный язык, которым мы пользуемся в повседневной жизни», — заявил кто-то из кинобоссов.

Одержав верх над цензорами, эта полная противоречий картина стала главным претендентом на награду киноакадемии. Элизабет осыпали похвалами за «лучшую игру за всю ее кинокарьеру», а Майк Николс удостоился лестных отзывов за участие в создании фильма. Однако именно Ричард, создавший убедительный образ затюканного мужа, удостоился наивысших почестей, а его работа в фильме была названа «учебником для каждого верного своей профессии актера».