В этом конкретном случае партнершей Ричарда по фильму была Клэр Блюм, которая, как Элизабет было известно, в свое время не на шутку вскружила ему голову. И хотя со времени их романа прошло тринадцать лет, Элизабет все еще терзалась ревностью.«Умом я понимаю, что все это лишь эмоции, что все это глупо, что я сама себя мучаю, — признавалась она. — Когда я вижу эту женщину, у меня внутри что-то переворачивается».

Тем не менее, она не выпускала Ричарда из поля зрения и не слишком жаловала его партнершу по фильму.

«Они оба держались со мной довольно холодно, — вспоминала Клэр Блюм. — Сказать по правде, за все те несколько месяцев, что мы снимались в Ирландии, Бертоны ни разу не пригласили меня в гости».

Надо сказать, что сама актриса не выказывала совершенно никакого интереса к своему бывшему возлюбленному.

«Он совсем не изменился, — заметила она. — По-прежнему пил, по-прежнему хвастался, опаздывал, читал те же самые стихи и рассказывал все те же самые истории, что и в двадцать три года... Когда-то он был интересен, сейчас же я находила его занудой».

Джули Эндрюс, партнерша Бертона по «Камелоту», была того же самого мнения.

«Он может развлекать вас своими разговорами на протяжении трех недель, но когда наступет четвертая — начинает повторяться».

К 1963 году Бертоны наконец пробились в десятку самых популярных звезд в Америке, оказавшись в той же компании, что и Дорис Дей, Джек Леммон, Рок Хадсон, Джон Уэйн, Кэри Грант, Элвис Пресли, Ширли Маклейн, Анн-Маргарет и Пол Ньюмен. Элизабет следовала за ним под номером одиннадцать — место, о котором он не позволял ей забыть. Поскольку публика все еще пережевывала «Le Scandale», комбинация из них обоих неизменно положительно отражалась на кассовых сборах.

«Когда я увидел растянувшиеся на целый квартал очереди желающих на «Ночь Игуаны» — фильм, в котором снялся один Бертон, то подумал про себя: «Интересно, а что будет, если они начнут играть вместе — не иначе как все города будут опоясаны очередями», — вспоминал продюсер Эрнст Леман, сделавший вывод, что лучших актеров для ленты «Кто боится Вирджинии Вульф» просто не найти.

Написав по мотивам пьесы Эдварда Олби сценарий, Леман отослал его Элизабет для ознакомления. Леман хотел, что бы она сыграла роль Марты — грубой, беспардонной жены бесхребетного профессора Джорджа.

«Я видел, что в ней есть многое от Марты», — признавался продюсер — ему в память живо врезалась сцена, происшедшая в лондонском аэропорту, когда Элизабет истошно вопила на Майка Тодда. Тем не менее, в то время мало кто согласился бы с Леманом. Более того, его намерение отдать роль растолстевшей неряхи и грубиянки признанной красавице Голливуда вызывало у многих презрительную усмешку.

Прочитав сценарий, Элизабет решила, что роль Марты для нее равносильна роли Гамлета. Ей не терпелось поскорее взяться за работу. Когда же Ричард сказал ей, что эта роль не для нее, то это еще больше ее распалило.

«Мне кажется, что для Марты ты еще недостаточно стара, — сказал он. — Во-вторых, тебе не хватает страсти или напористости. Правда, ты могла бы сыграть ее для того, чтобы больше никто на тебя не позарился».

Агенту Элизабет нелегко было держать в тайне от продюсера и студии «Уорнер Бразерс» сумму, которую она хотела получить за эту роль. Элизабет потребовала миллион и сто тысяч долларов (последние в качестве оплаты обычных для нее «текущих расходов») плюс десять процентов от кассовых сборов, а также право выбора режиссера, партнера по фильму, оператора, парикмахера и художника по костюмам.

«Она разразилась хохотом, когда мы сдались и уступили всем ее требованиям, — вспоминал представитель студии. — Она могла бы сыграть эту роль даром».

История строится вокруг жестокости взаимоотношений немолодой пары и их более юных знакомых — преподавателей одного из университетских городков Новой Англии. Язык пьесы груб до неприличия, а сексуальные сцены построены резко и контрастно. Но именно через эту обжигающую непристойность четверо людей постигают нелицеприятные для себя истины. Продюсер выбрал Джорджа Сигала на роль честолюбивого преподавателя биологии, которого оседлала и которым нещадно помыкает вечно всем недовольная женушка, роль которой блестяще исполнила Сэнди Дэннис, знаменитая бродвейская актриса. Найти достойного претендента на роль Джорджа, средненького университетского преподавателя, женатого на дочери главы колледжа Марте, оказалось более трудным делом.

Джек Леммон и Гленн Форд сразу отклонили предложение студии, Роберт Редфорд вообще отказался обсуждать эту тему.

«Эту роль я бы не стал играть ни за какие деньги», — заявил он продюсеру.

«А как насчет вот этого толстячка? Нашего старого как-его-там?» — сказала Элизабет и ткнула Бертона в бок.

«Он слишком силен для Джорджа», — возразил продюсер.

«Ладно, милая, если ты не найдешь того, кто тебе нужен, можешь рассчитывать на меня», — заметил Бертон.

Понимая, что присутствие Ричарда в картине положительно скажется на Элизабет, продюсер написал Джону Уорнеру записку, в которой рекомендовал на эту роль Бертона. Уорнер ответил согласием и предложил ему семьсот пятьдесят тысяч. Элизабет не стала делиться с мужем, целиком оставив себе процент с кассовых сборов и первую строчку в афишах.

«У нас не было ни малейших сомнений насчет того, кто играет в картине первую скрипку, — вспоминал один из членов съемочной группы. — Элизабет не только загребла себе все деньги и перетащила на себя все действие фильма, она также заняла самую лучшую, самую просторную гримерную. Когда Ричард это увидел, то велел нарисовать на двери огромную, сразу бросающуюся в глаза звезду. Кроме того, мне запомнилось, что у Элизабет в гримерной имелся запас шампанского долларов на восемьсот, в то время как Ричарду полагалась лишь двадцатидолларовая бутылка виски.

Джордж Сигал и Сэнди Дэннис удостоились чего-то вроде «Либфраумильх» за два девяносто пять».

Когда роль Джорджа была у него, можно сказать в кармане, Бертона начали одолевать сомнения.

«И как я буду разговаривать с американским акцентом, — пожаловался он. — Не знаю, этот парень слабак, под каблуком у своей бабы».

«Ну, дорогой, — заметила Элизабет. — В «Кулике» ты тоже, надо сказать, играл недоделка».

Продюсер вылетел в Париж, чтобы обсудить с Бертонами следующий шаг — подбор режиссера.

«Как насчет Фреда Циннемана?» — предложил он.

«Классно!»

«Не хочу я никакого Циммермана» — возразил Бертон.

«Циннеман, олух. А не Циммерман», — не церемонясь, поправила его Элизабет.

«Какая мне разница. Я его не знаю и знать не хочу!»

Через несколько часов продюсер затронул такую тему, как выбор оператора, и предложил Хаскелла Векслера.

«Господи, только не он! — завопил Бертон, чьим самым больным местом было оспины на лице. — Да он так снимет меня, что мое лицо будет смотреться как луна в кратерах». Наконец Бертоны остановили свой выбор на Майке Николсе, их хорошем приятеле.

Кстати, это был в высшей мере смелый выбор. Николе, тридцатичетырехлетний комик, имел опыт режиссерской работы на Бродвее, но еще ни разу — в кино.

«Но все равно наш выбор оказался удачен — ведь только он один мог совладать со всеми ними, несмотря на все их поползновения раздавить его или съесть заживо, — рассказывал продюсер. — Бертоны могли испугать кого угодно, и поэтому нам позарез нужен был такой гений, как Майк Николе, чтобы противостоять им. В то время из него ключом била энергия, а то обстоятельство, что в титрах стояло eго имя, не только придавало картине дополнительный престиж, но и уберегло ее от превращения в очередную бертоновскую поделку. А это было для нас весьма важно, поскольку наша репутация напрямую зависела от успеха данного проекта».

После трех напряженных недель репетиций в Голливуде начались съемки. Чтобы сыграть Марту, Элизабет поправилась на целых десять килограммов. Она ужасно стеснялась этой своей вынужденной полноты и поэтому запретила доступ на съемочную площадку всем посторонним лицам. «Никакой прессы» — на площадке твердо придерживались этого правила, и путь репортерам преграждали вооруженные охранники.