«Боюсь, что дети попросту насмехались над Эдди, — говорит Пол Нешамкин. — Они обычно ставили его пластинку «О, мой папа», которая по чистой случайности оказалась в их шале в Гштааде, и принимались кривляться и строить рожи. Они, в общем, хорошо относились к Ричарду, но видели его столь редко, что иногда забывали его имя. Мне запомнилось, как после очередного посещения Ричард сказал мне: «Дети постоянно называют меня Полом. Скажи, а тебя случайно они не называют Ричардом?» Я заверил его, что такого никогда еще не было».

В тот раз в Париже к Бертонам прямо в вестибюле отеля «Ланкастер» пристали немецкие журналисты, притащившие вместе с собой родителей Марии — те осмелились потребовать от Элизабет денег за свою дочь.

«Сцена была удручающей, просто удручающей, — вспоминал учитель. — Ричард и Элизабет были вынуждены заплатить этим людям, лишь бы только избавиться от них. На Элизабет это произвело убийственное впечатление, совершенно убийственное.

Мне еще ни разу не доводилось видеть ее такой. По её мнению, эти люди попросту были недостойны своего ребенка. Они не пожелали оставить девочку у себя, потому что она была калекой, и вот теперь требовали одного — денег, то есть пытались нажиться на собственном ребенке».

После того, как Аарон Фрош уладил формальности, Элизабет заплатила родителям Марии, и Бертон удочерил девочку, дав ей свое имя.

К этому времени Элизабет Тейлор превратилась в поистине богатую женщину. Ей по-прежнему принадлежали 40% дохода от проката ленты «Вокруг света за 80 дней», а ее доход от «Клеопатры» достиг почти семи с половиной миллионов долларов. Из-за судебного иска, поданного на нее студией «XX век — Фокс», она на два года осталась без новых контрактов, пока студия «МГМ» не предложила ей сниматься в ленте «Кулик». Студия согласилась заплатить ей миллион плюс десять процентов с проката, а также четыре тысячи долларов в неделю на текущие расходы.

Выдвинутые актрисой требования включали пятидневную рабочую неделю, причем съемки должны были начинаться не ранее 10 утра и заканчиваться не позднее шести вечера. Элизабет отказывалась работать по субботам, воскресеньям и вечерам. А также, как и раньше, в первые два дня месячных.

Элизабет потребовала, чтобы рабочий день у нее и у Бертона начинался одновременно, и чтобы ее не задерживали, если Ричард уже отснялся. Кроме того, она сама назначала себе парикмахера, гримера и художника по костюмам. Ей также хотелось сказать свое веское слово в выборе режиссера. Ее имя должно было стоять первым, затем имя Ричарда, причем и то и другое — выше названия фильма и шрифтом такого же размера.

Элизабет проходила в афишах как Элизабет Тейлор, хотя контракты подписывала как Элизабет Тейлор-Бертон. В ежедневной ведомости выхода на работу, по ее требованию, она значилась как миссис Ричард Бертон. Супруги также потребовали, чтобы 1 марта — день Святого Давида — считался для них выходным, чтобы Элизабет могла сопровождать Ричарда, который имел привычку в этот день упиваться до бесчувствия, празднуя именины святого - покровителя Уэльса. Вдобавок к своим гонорарам, оба потребовали отдельное вознаграждение за фотографирование и использование своих имен в рекламных целях.

Гонорары адвокатов при составлении контрактов для них обоих составили 30 тысяч долларов, причем эти расходы «МГМ» также взяла на себя, заплатив 15 тысяч долларов Вейсбергу и Фрошу, и еще пятнадцать тысяч адвокатской конторе «Ганг, Тайр, Рудин и Браун».

Поскольку им в руки шли хорошие деньги, Элизабет учредила корпорацию «Интерпланет Продакшн», а Бертон — «Атлантик Програмс Лимитед». Это были лишь две из нескольких корпораций, основанных ими в течение ряда лет. Поскольку британские граждане, живущие за пределами страны, пользовались куда большими налоговыми льготами, нежели живущие за границей американцы, Элизабет решила отказаться от американского гражданства и целиком перейти в британское подданство. Этот шаг потребовал бы от нее публичного отречения от верности Соединенным Штатам. Элизабет настаивала на том, чтобы ей было позволено осуществить эту процедуру приватно, а не заявлять об этом во всеуслышанье, как того требовал Госдепартамент.

«Если мне память не изменяет, США теряли в налогах что-то около двух миллионов долларов, — рассказывал Пол Нешамкин. — Однако Элизабет отказалась публично отречься от американского гражданства, поскольку это повлекло бы за собой крупный скандал».

Элизабет отказалась лично явиться в американское посольство и подписала документы об экспатриации у себя в номере парижского отеля. Она заявила, что становится подданной британской короны исключительно как супруга Ричарда Бертона.

«Неправда, что я меньше люблю Америку, просто я больше люблю мужа, — сказала она. — Я не скрываю, что хочу отказаться от американского подданства и целиком перейти в британское. Мне больше всего на свете хочется стать британкой. Больше всего на свете я люблю британцев».

На протяжении последующих нескольких лет Элизабет зарабатывала по миллиону долларов за каждый фильм, а также 10% с кассовых сборов плюс четыре тысячи долларов в неделю на текущие расходы. Гонорары Бертона варьировались от пятисот до семисот пятидесяти тысяч долларов за картину плюс две тысячи долларов в неделю на текущие расходы. Всего они вместе снялись в одиннадцати фильмах — в девяти из них как муж и жена — и стали обладателями состояния в 50 миллионов долларов. Большую часть этих денег они разместили в Швейцарии, стране их официального проживания, тем самым оградив свои капиталы от американского подоходного налога.

Ричард не делал секрета из того, что его наиглавнейшая цель в жизни — стать богатым.

«Деньги для меня — самое главное, — признался он одному приятелю. — У меня их никогда не было, а вот теперь появились, и я хотел бы, ну, я, конечно, не знаю, как ты представляешь себе богатство, но я хотел бы его иметь».

«Он только об этом и говорил, — рассказывал Пол Нешамкин. — Он признался мне, что ему не достает одного — быть таким же богатым, как и Элизабет. Он сказал, что просто обязан зарабатывать за картину столько же, сколько и она. По его утверждению, кроме денег ему ничего не нужно. Когда же я спрашивал его, а как же искусство, он кричал: «К черту искусство, я хочу быть богатым, богатым, богатым».

Во время съемок «Кулика», первой их совместной работы в статусе мужа и жены, Ричард препирался с Винсентом Миннелли из-за одного из режиссеров.

«Но ведь это же абсурд, — говорил он. — Были бы деньги, а мы уж спляшем».

После того как фильм вышел в прокат, кинокритик Джудит Крайст так отзывалась об этой «пляске»:

«Элизабет Тейлор и Ричард Бертон получили за участие в съемках миллион семьсот пятьдесят тысяч долларов. На вашем месте, я бы потребовала для себя денег не меньше за то, чтобы на них посмотреть».

Но Бертоны отмахнулись от критики. «Время от времени приходится делать халтуру», — заметил Ричард. «Мы с самого начала понимали, что шедевра из этого не получится», — поддакнула Элизабет.

Отхватив у продюсера в качестве вознаграждения за свое участие в картине пригоршню бриллиантов, Элизабет и все ее окружение отбыло вслед за Ричардом в Дублин, где у него начались съемки фильма «Шпион, который пришел с холода». Элизабет дала Ричарду то же самое обещание, что и Майку Тодду и Эдди Фишеру до него, — то есть никогда не оставлять его одного. В случае с Ричардом Бертоном, которого, между прочим, режиссер Мартин Ритж как-то назвал «величайшим фаллическим символом в мире», на то имелись и другие причины, кроме любви, и пятый муж этого нисколько не отрицал.

«Во время съемок, когда актерам приходится играть любовников — даже если в реальной жизни каждый из них имеет собственную семью, — происходит странные метаморфозы, — говорил Бертон. — Я вовсе не пытаюсь их объяснять, но, поверьте мне, так обычно и происходит. И после этого ваш собственный брак уже не тот, что раньше — независимо от того, хорош он или плох — да и с какой стати? Я вовсе не желаю, чтобы с нами случилось то же самое. Элизабет — замечательная женщина. Она никакая не вертихвостка. Она верная и преданная жена. И я хочу, чтобы мы всегда были вместе. Вот почему, когда я работаю, она всегда со мной, а когда она — то с ней я. Именно так».