Примерно в 1972 году Эккехард Редлин, редактор издательства «Дас Нойе Берлин», собирал рассказы для первой антологии научной фантастики ГДР. На его предложение включить в этот сборник рассказ «Предание о неземных пришельцах» Анны Зегерс самой знаменитой среди всех живших тогда писателей и писательниц ГДР— из ее издательства «Ауфбау-ферлаг» с явным недоумением, даже раздражением ответили, что этот рассказ не годится в сборник фантастики, ибо научная фантастика и высокохудожественные произведения Анны Зегерс— вещи абсолютно несопоставимые. Надеюсь, предлагаемый нами сборник фантастики ГДР докажет обратное.

Правда, общая картина научной фантастики ГДР в 50-е и 60-е годы (если не знать мировую фантастику) вполне могла привести к подобным предрассудкам. Нечто сравнимое с подъемом советской фантастики конца 50-х — начала 60-х годов в ГДР произошло лишь в начале 70-х. Жанр, в котором до тех пор преобладало приключенче- ско-развлекательное, поучительное и прямолинейно- воспитательное начало, стал развиваться количественно и качественно, стал осваивать, продолжать и преобразовывать тематическое, идейное и стилистическое многообразие мировой фантастики.

Я подразумеваю здесь именно научную фантастику, которая, как всякий литературный жанр, обладает своей спецификой и у которой есть свои «специалисты» как среди авторов, так и среди читателей. Большая литература на такую специализацию смотрит скептически и немножко надменно, сравнивая свои лучшие достижения не с самым высоким, а со средним уровнем жанра; хотя что касается, например, детективного жанра, то, несмотря на огромную разницу индивидуальных стилей и художественных целей, уже мало кто сомневается, что там рядом с кровавым Эдгаром Уоллесом, сочинительницей остроумных головоломок Агатой Кристи и тонким психологом Жоржем Сименоном работали такие мастера литературы, как Чехов, Умберто Эко и даже Достоевский. Жанр же научной фантастики тоже определяется весьма общими и формальными приметами. На самом деле из науки и современной техники научная фантастика берет только определенный набор образов, проникших в общественное сознание, да еще некоторые темы и (уже весьма редко и в художественном преломлении) пару приемов для построения моделей действительности. Но тем не менее она, как и просто фантастика (не «научная»), неотделима от потока всей литературы; прилагательное «научная» тут не качественное, а относительное: научная фантастика научная в том же смысле, в каком золотым является золотое сечение, а не золотые монеты.

Развитие фантастики в ГДР — еще одно доказательство тесной связи между научной фантастикой и литературой вообще, ибо в то же время, когда фантасты- «специалисты» открылись влияниям и мировой фантастики, и современных тенденций в литературе ГДР, к жанру фантастики стали обращаться такие известные писатели ГДР, как Анна Зегерс, Криста Вольф, Франц Фюман, Гюнтер Де Бройн и Стефан Хайм. Некоторые из них при этом пользовались приемами и сюжетами именно научной фантастики, будь то в одной-единственной небольшой повести, как у Анны Зегерс, или в целой книге, как у Франца Фюмана. Свой цикл рассказов, начатый в 1974 году, он прямо так и назвал «Сайенс фикчен», то есть «Научная фантастика». Только написал он это английское название жанра (science fiction) гак, как прочел бы немец, совсем не знающий английского языка: Saians- Fiktschen. В предисловии к этому циклу, вышедшему книгой в 1981 году, автор объяснил сей странный способ написания. После журнальной публикации в 1976 году рассказа «Обморок» один читатель упрекал его за то, что он якобы недостаточно хорошо изобразил физическую проблему; вот Фюман и переиначил название жанра, дабы подчеркнуть, что научной фантастикой он пользуется как приемом для осмысления привычной действительности в иной плоскости, а не для обсуждения научных вопросов.

С его точкой зрения в основном согласились бы и все представленные тут писатели, для которых фантастика является главной областью их творчества, такие, как Ангела и Карлхайнц Штайнмюллер, Йоханна и Гюнтер Браун, Герт Прокоп и Клаус Мёккель, которые стали известными фантастами в 70-е годы, но успешно продолжают и более давнюю свою работу в других жанрах. Авторы, пишущие преимущественно научную фантастику, часто берут за основу взятую из науки идею (иногда уже ставшую традиционной в мировой фантастике), но важна для них не сама идея, а ее социальные, моральные и философские аспекты и последствия.

Разумеется, в научной фантастике ГДР существуют рассказы и романы, в которых главное — именно умелая умственная игра вокруг идеи или же захватывающее приключение, и среди них тоже бывают очень удачные произведения. Но невозможно объять необъятное, поэтому в центре предлагаемой антологии — именно фантастика с социальной и психологической тематикой. Правда, основная направленность на человеческие и общественные конфликты не мешает А. Зегерс, В. Коберу, О. Крону изображать оригинальные и убедительные картины встречи с чужими цивилизациями, а А. и К. Штайнмюллер — богатую деталями фантастическую технологию в рассказах «Никогда Не Плачущий Глаз», «Облака нежнее, чем дыханье». Пожалуй, элемент умственной игры присутствует и в структуре моего рассказа «Омм», который должен быть одновременно и самостоятельным произведением, и зеркальным отображением известного рассказа Мопассана.

Ограничивая диапазон этой антологии тематически, я старался представить как можно большее разнообразие стилей и подходов: от традиционной научной фантастики Вольфрама Кобера до чисто условной в рассказе «Канат над городом» Ирмтрауд Моргнер. Между этими полюсами лежит рассказ Петры Вернер, где присутствует мотив сказочной фантастики, и «Опыт на себе» Кристы Вольф, где фантастически-научный эксперимент играет роль чисто сюжетной предпосылки. В изданной в 1975 году антологии «Гром среди ясного неба», посвященной взаимоотношениям полов, рассказ Кристы Вольф стоял рядом с другими текстами писателей ГДР, например с «Превращением пола» Гюнтера Де Бройна, где такой же феномен происходит просто так, по канонам «чистой фантастики». «Синдром Ваксмута» Стефана Хайма был, очевидно, тоже написан в связи с той антологией, но опубликован в ГДР только в 1988 году.

Очертив свой тематический и жанровый подход при выборе собранных здесь рассказов, я заканчиваю вступительное слово. Ведь мне самому тоже не хочется читать предисловия, где мне объясняют, как следует понимать и ценить тот или иной текст. В литературе, во всех ее жанрах, это дело самих автора и читателя.

Октябрь 1989 года.

Эрик Симон

Самое трудное осталось для него позади; во всяком случае, он думал, будто самое трудное уже сделано. Вначале всегда так думаешь. Хотя на деле преодолена только первая трудность, предвестница тех, которые еще ожидают.

Он вздохнул полной грудью. Он приземлился точно в заданном месте, внутри городских стен. Он без труда управлял аппаратурой, вмонтированной в его костюм, как управлял своими десятью пальцами. Одно движение — и он свяжется с друзьями, они ответят ему, а если понадобится, придут на помощь.

Убежденный, что все удается как нельзя лучше, он совсем не испытывал страха. На прощанье друзья сказали ему: «Если все удастся, ты станешь первым. А если не удастся, мы узнаем, что именно не сработало, и сделаем то, чего не сделал ты. Обещаем тебе…»

Друзья полагали, будто эти слова вдохновят его. Так оно и было. Хотя во втором случае ему, разумеется, не пришлось бы дожить до следующей, до удачной попытки. Но, предвкушая триумф, он просто не допускал, что может никогда больше не жить, ничего больше не переживать.

Он шел открыто и бесстрашно, словно ему не требовалось больше ни мер предосторожности, ни связи с друзьями. Сперва он шел вдоль берега, потом вверх по склону. Долина, окруженная невысокими горами, напоминала гнездо, в центре ее высился одинокий, довольно крутой холм. Вокруг холма раскинулся маленький город. Городские стены впускали извилистую речушку, затем снова выпускали, и она убегала вдаль по равнине.