— Да ладно, кури — только в форточку! Свет выключи — не нарушай светомаскировку! И рассказывай, как съездил и что «накопал» в Сосновке!
Миронов, с удовольствием затянувшись у окна, выпустил струю дыма в ночную темноту и удовлетворительно произнес:
— Кое-что «накопали», Юрий Иванович!
…Еще вчера утром по райотделам милиции, военным комендатурам, органам контрразведки и госбезопасности Смоленска и области была разослана первая ориентировка по розыску сбежавшего немецкого агента. Вечером того же дня, как только Калныньш начал давать показания и сообщил приметы разыскиваемого, разослали вторую. Начала раскручиваться гигантская машина розыска, заработали колесики и шестеренки огромной Системы, в которой были задействованы тысячи людей: военные, спецслужбы и даже простые граждане. Именно мирное население, которому было вменено в обязанность сообщать «куда надо» о всех чужаках, подозрительных лицах и фактах, частенько играло решающую роль в подобных разыскных мероприятиях.
Вот и в данном случае: сигнал поступил сегодня утром, из деревни Сосновка, что в ста восьмидесяти километрах от Смоленска, недалеко от крупной узловой железнодорожной станции. Две женщины-колхозницы, собиравшие в лесу хворост и сучья вчера днем, заметили проходившего по лесной тропинке военного: в шинели и фуражке, с вещмешком за спиной. Он их не заметил, да и они видели его издали, можно сказать, мельком и со спины. Тем не менее утром следующего дня, когда в Сосновку заехал на мотоцикле их участковый, лейтенант Ковригин, — женщины рассказали ему о вчерашней встрече в лесу. Милиционер сразу сообщил об этом по телефону в райотдел милиции, оттуда доложили в Смоленск — в областное Управление НКВД, далее по цепочке — в отдел контрразведки «Смерш», подполковнику Горобцу. В Сосновку немедленно выехала группа оперативников-разыскников во главе с Мироновым: сейчас он как раз прибыл из этой поездки и собирался доложить результаты. Горобец выслушал его, почти не перебивая, — рассказ заместителя получился крайне интересным и содержательным…
Майор Миронов.
В Сосновку мы выехали на маленьком, юрком «Виллисе»: за рулем капитан Горячев, рядом с ним я, позади расположился лейтенант Горохов. Кстати, он был явно не в духе и всю дорогу молчал. Не требовалось иметь талант Шерлока Холмса, чтобы догадаться о причинах плохого настроения Сынка: время приближалось к обеду, Горохов уже предвкушал встречу в столовой НКВД со своей очаровательной Юленькой… А тут — на тебе: срочный выезд в какую-то Сосновку, да еще на голодный желудок! Впрочем, у всех с утра маковой росинки во рту не было.
К трем часам дня прибыли в Сосновку: небольшую деревеньку дворов на шестьдесят-семьдесят. Участкового милиционера предупредили по телефону, чтобы дожидался нас с женщинами-свидетельницами в доме у председателя колхоза. Сам председатель уехал по делам в райцентр, зато обе пожилые колхозницы — в одинаковых телогрейках, кирзовых сапогах и темных шерстяных платках — терпеливо ожидали на лавочке во дворе. Тут же находился участковый: немолодой и заметно прихрамывающий на правую ногу лейтенант милиции. Мне как старшему по званию, предварительно заглянув в мое удостоверение (небольшого формата книжечку с красными «корочками» и грозной надписью «Контрразведка Смерш» на обложке), он по-военному четко доложил:
— Товарищ майор, лейтенант милиции Ковригин и вверенные мне свидетели, согласно указаниям начальника райотдела, поступают в ваше распоряжение для дальнейших следственных мероприятий!
— Хорошо, лейтенант, вы можете быть свободны, — отпустил я его и добавил: — Спасибо, вы нам очень помогли!
Участковый молча козырнул и, прихрамывая, направился к стоящему у забора мотоциклу. Я же занялся свидетельницами.
Обе робко представились: одну звали Мария Степановна, вторую — Ульяна Петровна. Ничего нового сверх того, что рассказали участковому, они не вспомнили — да мы на это особенно не рассчитывали. Нас интересовало другое: посадив женщин в наш «Виллис», мы прямо по скошенному лугу поехали к опушке леса, ближе к тому месту, где им повстречался незнакомец. Там мы оставили машину на опушке и углубились в чащу метров на сто, не более.
— Вона, там он шедши, — указала рукой Мария Степановна в глубь леса, — а мы с товаркой, аккурат, туточки стояли!
Подруга ее, Ульяна Петровна, все больше молчала и только согласно кивала головой. Уточнив, насколько это было возможно, маршрут движения неизвестного на этом участке леса, я попросил женщин подождать нас у автомашины и обратился к своим подчиненным:
— Итак, товарищи офицеры, надеюсь — всем все ясно?
— Что же тут неясного, — откликнулся опытный в такого рода делах капитан, — ищем следы!
— Вот именно, наша задача — отыскать отпечатки обуви на земле, которые не мог не оставить прошедший здесь вчера человек.
Все это я говорил исключительно для Горохова, которого еще долго надо учить и «натаскивать», чтобы сделать из него настоящего оперативника-разыскника. Мы разбили пространство предстоящего поиска на секторы и направились осматривать каждый свой участок леса — вдоль почти заросшей травой лесной тропки, по которой, как уверяли колхозницы, вчера прошел незнакомый военный. Надежда была на то, что удастся обнаружить хотя бы один его след-отпечаток на земле. (Показания свидетельниц нам конкретно ничего не давали: «…В шинели и фуражке, с вещмешком за плечами, невысокий, но и не маленького роста…» — вот и все, что они увидели издалека. Из таких военнослужащих — «в шинели и с вещмешком» — практически состояла вся Красная Армия, даже рост («невысокий, но и не маленький») женщины определили весьма приблизительно.)
К счастью, погода нам благоприятствовала: день выдался солнечный, без дождя — иначе никаких следов отыскать бы не удалось, их просто-напросто смыло бы за истекшие сутки, В том месте, где прошел незнакомец, судя по всему, местные жители ходили редко, и никаких отпечатков обуви не просматривалось: все поросло травой. Мы надеялись, что где-то на тропинке или около нее могли оказаться небольшие участки глины или мокрого песка — и не ошиблись! Минут через двадцать, с расстояния примерно в полкилометра, я услышал свист. Сложив пальцы у рта, я засвистел в ответ: такими условными сигналами мы обычно обменивались в лесу — чтобы не демаскировать себя громкими криками. Сейчас нам вряд ли грозила опасность, но оперативник никогда не должен терять бдительность и расслабляться на выездах — даже в подобной, на первый взгляд мирной обстановке. Потому что самая спокойная и мирная обстановка могла в любую секунду превратиться в боевую: о чем я всегда помнил. Этому было множество примеров — посему я не забыл прихватить с собой в лес немецкий автомат «МП-40», на солдатском жаргоне именуемый «шмайссером». Так уж получилось, что из многих моделей автоматического оружия мне полюбился именно этот: компактный, с откидным прикладом и небольшой по весу — он был очень удобен и даже незаменим как раз для нашего брата-оперативника. К тому же «шмайссер» имеет относительно низкий темп стрельбы, что благоприятно сказывается на меткости. Правда, эффективен он только на ближних дистанциях — до двухсот метров. Но в реальных условиях мне чаще приходилось вступать в огневой контакт именно с близкого расстояния — так что мой «немец» меня вполне устраивал.
Идя по тропинке на условный сигнал, я не забывал внимательно смотреть под ноги — в смоленских лесах оставалось много всякого военного «мусора», в том числе мин, Пусть этот участок леса на первый взгляд не был засорен войной, только я хорошо помнил: полгода назад на моих глазах, буквально в аналогичной обстановке, погиб мой сослуживец — капитан Грачев. Тогда мы занимались поиском вещдоков в таком же милом лесочке, который война вроде бы тоже обошла стороной. Капитан вовремя не заметил в густой траве тоненькую стальную проволоку — «растяжку» немецкой противопехотной мины… Когда ехали сюда, я прочитал Сынку целую лекцию на эту тему. Вскоре я его увидел: Горохов, сидя на корточках, что-то разглядывал на земле, рядом стоял капитан Горячев — в руке он держал лист бумаги.
