Матвеич остался недоволен разговором. Его опять отправили восвояси. На этот раз до завтра.
Никитин так и сказал:
– Если что умное в голову придет, приходи завтра.
Дураки менты. Им помощь предлагаешь, а они рыло воротят. Потом стонут по телику – население, мол, нам не помогает. Матвеич со злостью плюнул под ноги на асфальтовую площадку перед ГУВД и поднялся со скамейки.
– Стоять, гражданин! Вы чего как верблюд харкаете в общественном месте?
Перед слесарем стоял старшина полиции одного с ним возраста.
– Я не в общественном… – пролепетал слесарь.
– Пойдемте со мной, уважаемый. – Матвеич почувствовал, как его взяли под локоток. – У меня тут, в подсобке, метла лишняя завалялась. Где паспорт, гражданин?
Когда Никитин и Черников зашли в кабинет, им пришлось замереть на пороге. Картина и на самом деле была необычной. Стариков и Саморуков сидели нормально, на стульях, а на столе Никитина расположился Русенков. Все трое пили чай с булочками. Больной Русенков закатал рукава пижамы до локтя, чтобы было удобнее, и черпал столовой ложкой смородиновое варенье прямо из банки. Он смотрел на Никитина смеющимися глазами и болтал одной ногой.
– Знаешь, что было самое трудное все эти три месяца? – спросил он, обращаясь к Александру. – Не угадаешь. Не курить! А под блаженного молотить – это два пальца об асфальт. У меня по актерскому мастерству всегда «отлично» было. Как-никак четыре года в Ленинградском институте театра, музыки и кино. А это не шутка.
– Что здесь происходит? – обалдело спросил Черников.
Русенков облизал ложку, соскользнул со стола, подошел к руководителю убойного отдела ГУВД и заявил:
– Ну вы и чудаки.
– Не понял?! – взревел Черников, шагая к Русенкову. – Это ты кому?! Я в этом кабинете только одного чудака вижу!..
Русенков вернулся к столу и вынул из пачки Старикова сигарету.
– Три месяца коту под хвост! «Нам бы обвенчаться». «Марианна, любовь моя!» Тьфу, блин! Четыре экспертизы на невменяемость прошел, два курса шоковой терапии, мать-перемать! Я понял, что все рухнет в один момент, когда первый раз увидел ваши физиономии в ЦПЛ! Такие горячие парни, как ты, Никитин, получив один раз по носу, обязательно полезут туда же во второй раз!
– Что здесь происходит? – Черников изо всех сил старался сохранять спокойствие и поглаживал свой огромный кулак.
Если бы в кабинете сейчас не было Никитина, почему-то совершенно спокойного, то псих после первого же удара замертво упал бы на пол.
– Кто ты и откуда? – спросил Саша, не дожидаясь ответа на вопрос Черникова.
– Зотов Антон Владиславович, – представился человек в пижаме. – Российское отделение Интерпола. А вы, наверное, Мурманск, задрали как хорек курицу, своими запросами, да? Кто такой бывший мент по фамилии Русенков?
– Точно, – подтвердил Стариков, поднимая со стола распечатанный конверт. – Ответ пришел. Был у них такой сотрудник уголовного розыска.
– У вас есть какая-нибудь одежда? – Зотов потрепал за воротник свою пижаму. – Я, понимаете, не надеялся на столь быстрое выздоровление, поэтому не запасся подходящими вещами.
– Найдем, – пообещал Никитин. – Так чем же заинтересовал Интерпол гражданин Шостак? Я смотрю, он просто нарасхват.
Через полчаса Зотов, Никитин и Черников сидели в небольшом кафе у ГУВД и потягивали пиво из высоких стаканов.
– Господи, три месяца без сигарет и пива! – периодически восклицал Зотов, прерывая свой рассказ.
В данном случае, после выяснения личности экс-больного через отделение Интерпола, соблюдение режима секретности не имело смысла. Разговор шел так, как будто эти трое были знакомы полвека. За Зотовым отправили транспорт из УФСБ, и для обмена мнениями оставалось еще что-то около часа.
– Три месяца назад из Германии поступила информация, что в частную клинику некоего Штилике, расположенную в Бремене, поступают из России человеческие органы и ткани. Проверка немецких сыскарей показала, что единственной документацией, подтверждающей данный товарооборот, являются лишь чеки, выписанные на имя Шостака. В течение последних трех лет сумма на счету Шостака в некоем банке, находящемся во Франкфурте-на-Майне, возросла с пяти тысяч до одного миллиона четырехсот тысяч евро. Немецкие коллеги провели оперативный эксперимент и внедрили в штат клиники Штилике своего человека. За полтора месяца им удалось вычислить лишь факт поставки органов из России. Все. Дорога привела в тупик. Решили идти от источника. Так появился сумасшедший Русенков. В УВД Мурманска изготовили нужные документы, и дело отправили в архив. Теперь, если вдруг кто-то из окружения Шостака стал бы пробивать через свои каналы Русенкова в Мурманске, то ничего не подозревающий сотрудник информационного центра поднял бы его дело из архива и подтвердил, мол, был такой.
– А зачем было создавать легенду именно полицейского? – спросил Черников. – Слишком сложно.
Никитин ответил за Зотова:
– Затем, что Русенкову пришлось бы совать свой нос в ЦПЛ туда, куда не нужно. Рано или поздно он обязательно на чем-нибудь проколется, и будет проще объяснить. Дескать, бывший сыщик привык заниматься деятельностью подобного рода. Даже у сумасшедшего срабатывает подкорка.
– Все правильно. – Зотов мотнул головой. – За три месяца я скормил больным около трех сотен таблеток и порций микстур, лечился на самых современных аппаратах, периодически беседовал с психологом, тупым как молоток. Горд тем, что специалисты самой высокой пробы меня не раскололи. – Зотов рассмеялся. – Я понял одну вещь. Чтобы ты в клинике выглядел больным, нужно вести себя совершенно раскованно и обыкновенно. Как дома с женой. Весь смысл только в том, чтобы постоянно акцентировать тему своего пребывания. Нам бы обвенчаться, – неожиданно промямлил он, и Никитин с Черниковым почувствовали, как у них екнуло где-то под сердцем. – Что, звякнуло под ложечкой?! – Зотов расхохотался. – Мужики, я был самым перспективным студентом ЛГИТМиКа!
– Пошел ты!.. – в сердцах проговорил Черников и приложился к стакану.
– Вот то-то и оно, что я пошел и забрел уже настолько далеко, что оставалась еще неделя, и можно было всю эту клинику Шостака ломать как источник незаконной поставки за рубеж человеческих тканей. Если я не ошибаюсь, доктор специализировался на глазках.
– У беды глаза зеленые.
– Там всякие были. И зеленые, и карие. Мне удалось проникнуть в холодильник. Санитары чуть не спалили. Так вот, я уже поздравлял себя с успешно проведенной операцией, как появился вот этот кадр. – Зотов показал пальцем на Старикова. – В принципе, я сам виноват. Жаба задавила, думал, кто-то решил, не надевая пижамы, увести у меня дело из-под носа. Пошел на разведку и через минуту понял, что Игорьку здесь ловить нечего. Пусть уж простит меня. Но вместо покоя пришла тревога. Почувствовал, что Шостак взял меня на карандаш. Вот тут началось самое тяжелое. Вы знаете, что такое шоковая терапия? После второго сеанса я почти сутки выходил из анабиоза, был как растение. Шостак ведь спец довольно высокого класса. Он заинтересовался моей персоной. Третий сеанс. Я отлично понимал, что лекарь просто лишал меня разума. Было бы еще лучше, если бы я вообще в морг переехал. Только было Шостак отстал от меня, тут ты, Саша, появляешься как нарисованный. Со всей своей братвой. Кстати, метагексоэпам проверил? – Зотов расхохотался. – Ты не обижайся, Саша, я просто не хотел, чтобы ты мне мешал. Этот идиот ведь мог меня просто убить. Ему это ничего не стоило. А что касаемо этого метагексоэпама – нет такой хреновины в природе! Думал так: сейчас заглотит мужик тему и начнет ее обсасывать со всех сторон! А когда выяснит, что псих его самого дураком выставил, плюнет и больше здесь не появится! – Зотов сделал пару глотков и посмотрел на Никитина как на безнадежного. – Но тут я ошибся. Хотя понять мне это нужно было еще тогда, в наше первое знакомство. Расколол ты меня, коллега, профессиональнее любого психиатра. Это я по взгляду твоему понял. Не веришь никому по жизни, да? Ну и ладно. На следующий день уже знакомый мне Стариков с четырьмя гуманоидами в форме СОБРа вломились в лечебницу. Не знаю, как сейчас чувствуют себя больные, но как выглядят шестеро охранников, отважно вступивших в схватку, я предполагать могу. Досмотреть это сражение до конца мне не дал все тот же Стариков, который с успокаивающим криком: «Русенков, не бойтесь, мы вас обвенчаем!» – схватил меня в охапку и поволок к выходу. Наверное, спасал. Потом мне долго пришлось твоим парням объяснять, что я никакой не сумасшедший. Кстати, ты бы провел со своими подчиненными занятия, Никитин. А то они меня решили проэкзаменовать, и в ходе этого мероприятия я стал сомневаться в их профпригодности. Ты им скажи, что Вторая мировая началась не двадцать второго июня, а первого сентября, и не сорок первого, а тридцать девятого. Короче говоря, изгадили вы мне, братцы, все дело, – заявил Зотов. – Послезавтра Шостак должен был заключить очередную сделку с клиникой Штилике. Вот тогда и нужно было его хавать. Могли бы вы и подождать пару дней, черт вас побери. А апельсин мы поделили бы пополам.
