Джерси, 8 августа 1852

Думаю, дорогой господин Таррид, что «Наполеон Малый» уже вышел в свет, и, надеюсь, без помех. С нетерпением жду от вас вестей об этом. По пути в Лондон я виделся с г-ном Джеффсом. Он согласен поставить свое имя на обложке, но письмо писать не хочет, — я не мог его убедить никакими силами, что это совершенно для него безопасно. Вы, должно быть, уже получили мое письмо из Лондона по этому поводу. Вы можете все-таки воспользоваться его именем.

В Джерси ко мне отнеслись с огромным сочувствием: весь остров встречал меня на набережной, я был глубоко тронут приветствиями эмигрантов и местных жителей. Эмигранты уверяют меня, что только на одном острове можно будет продать тысячу или полторы тысячи экземпляров «Наполеона Малого». Как бы там ни было, вы можете позондировать почву, прислав сюда двести или двести пятьдесят экземпляров; я уверен, что их тотчас же раскупят. Говорят, что во Францию очень легко переправиться на рыбачьем судне, — они постоянно снуют взад и вперед, и никто их не обыскивает.

Джерси, воскресенье, 8 августа 1852

Дорогой коллега, я прибыл сюда в четверг, но до сего дня не писал вам, потому что пакетбот в Лондон отправляется только завтра. Я провел в Лондоне три дня и повидался с Луи Бланом, Шельшером и Мадзини; Ледрю-Роллен был за городом. Я указал Мадзини на все невыгоды вооруженного восстания в Италии или Венгрии без участия Франции; я сказал, что мы в Бельгии единодушны в этом вопросе; что попытка восстания при участии Франции в настоящее время пока еще невыполнима, а без Франции она несомненно провалится; что это даст в руки европейскому деспотизму предлог, которого он ищет, и, конечно, приведет к еще большему усилению гнета, к окончательной отмене свободы, или того, что от нее осталось, в Бельгии, в Швейцарии, в Пьемонте и в Испании, к уничтожению всех наших возможностей пропаганды во Франции через эти четыре, пока еще полуоткрытые, границы, наконец вызовет отголосок всего этого в самой Англии, и т. д. Короче говоря, положение ухудшится во всех отношениях. Мадзини меня как будто понял; он меня заверил, что разделяет общее наше мнение, но что он выбился из сил, что, в частности, Ломбардия твердо решила начать восстание, что целых два месяца он только и делает, что старается удержать и остановить ее, но ему грозят обойтись и без него, что, таким образом, у него связаны руки; однако, выслушав наши соображения, он обещал сделать все возможное, чтобы добиться новой отсрочки. Оканчивая нашу двухчасовую беседу, я сказал, что для нас, вне зависимости от какого бы то ни было духа узкого национализма, будущее больше чем когда-либо связано с Францией, что основная задача — свержение Бонапарта, что европейская революция будет ее решением и торопить это неминуемое будущее — значит отодвигать его; что это — огромная ответственность, которая в случае преждевременного и неудачного выступления ляжет на него и Кошута. Мы разошлись, пообещав писать друг другу. Сообщите эти подробности всем нашим друзьям и располагайте мною без стеснения. Джерсийская встреча напомнила мне антверпенские проводы, не хватало только вашей великолепной, блестящей речи. Все наши здешние друзья ожидали меня на набережной, вместе с жителями города Сент-Элье, питающими горячее сочувствие к изгнанникам республики. Мне оказали очень сердечный, очень радушный прием. «Наполеон Малый», вероятно, уже вышел в свет. Посылаю вам обещанные две страницы. Кланяйтесь от меня г-же Мадье де Монжо.

С самым теплым чувством жму вашу руку.

Виктор Г.

Я думаю, что нетрудно будет объединить джерсийских изгнанников в группу наподобие бельгийской. Если вы приедете сюда, все пойдет отлично. Пожмите за меня руки всем нашим друзьям.

Брюссель, Бельгия

Джерси, 29 августа 1852

В Брюсселе ли вы, дорогой коллега? Говорят, что нет. Говорят, вы в Голландии. Пишу вам наугад. Мое письмо — привет, который полетит вам навстречу, где бы вы ни были.

Если бы существовали прекрасные места изгнания, то Джерси — очаровательное место. Это дикость, сочетающаяся с красотой среди океана, на зеленом ложе в восемь квадратных лье величиной. Я поселился здесь в белой хижине на берегу моря. Из моего окна я вижу Францию. С той стороны восходит солнце. Добрый знак.

Говорят, моя книжечка просачивается во Францию и, капля за каплей, бьет по Бонапарту. Быть может, в конце концов она продолбит в нем дыру. Страница об Эно ходит по Сент-Антуанскому предместью и потихоньку разжигает страсти. Пусть это начнется с пощечины Эно, лишь бы кончилось пинком в зад Бонапарту.

Как только я сюда приехал, в Сен-Мало в мою честь утроили количество таможенников, жандармов и шпиков. Этот дуралей велел выстроить целый лес штыков, чтобы помешать высадиться на берег одной книге.

Вероятно, вы уже получили свой экземпляр? Посылаю вам первую страничку, велите вшить ее в книгу на память обо мне. Я едва удержался, чтобы не написать на этой странице: Главнокомандующему будущей республики.

Таково ваше назначение. Возможно, вы и вправду единственный человек, способный вернуться победителем и миротворцем.

Будем же верить в это, дорогой друг. Я питаю надежду, что нам с вами еще доведется заседать бок о бок в парламенте Соединенных Штатов Европы. Мы снова окажемся с вами рядом, но не увидим больше перед собой ни Тьеров, ни Монталамберов, ни Дюпенов.

Жму вашу руку. До скорого свидания.

Виктор Г.

Джерси, 29 августа 1852

Пишу вам с берегов дивного моря, которое дышит сейчас безмятежным спокойствием, а завтра придет в ярость и сокрушит все; оно похоже на народ. Я смотрю на его зеркальную, словно политую маслом гладь и думаю: стоит подуть ветру, и это затишье превратится в бурю, пену и бешенство. Дорогой друг, давайте постараемся, чтобы подул ветер.

Постарайтесь же приехать в Джерси с вашей достойной, очаровательной женой. Клянусь, что вам здесь понравится: моя жена обнимет вашу, а по вечерам мы будем беседовать на моей террасе у самого моря, оттуда можно увидеть Францию на горизонте и республику — в грядущем. Мы позволим себе устремиться душой к этим двум нашим отчизнам.

Все идет хорошо. В Сен-Мало тучи жандармов и шпиков; приезжих обыскивают с головы до ног, гранвильские рыбаки недоумевают, почему так тщательно осматривают их корзины, начальник округа рычит, всякому, кто провезет «Наполеона Малого, грозят тюрьмой: тут испытывают невероятный страх перед этой маленькой книгой. Но ее нет еще в Джерси. На прошлой неделе из Гранвиля приехали сюда в увеселительную прогулку триста туристов (французов). Наш товарищ по изгнанию Мезез спросил одного из них: «Зачем вы сюда приехали?» — «Купить «Наполеона Малого». Это горячее желание — добрый знак.

В Лондоне продолжаются раздоры, зато здесь установилось согласие. Неизвестно почему, разъединенные (как это всегда бывает), изгнанники ничего другого и не желали, как найти общий язык и объединиться. Правда, постарайтесь приехать. Вы ведь знаете, что здесь мы на свободе. Препоручаю это доброе дело хорошеньким ручкам г-жи Мадье де Монжо. Почтительно ее приветствую. Мы с Шарлем обнимаем вас, как 1 августа, и повторяем: до скорого свидания.

Виктор Г.

Когда вы увидите наших дорогих друзей — г-на и г-жу Бурсон, г-на и г-жу Пеан, расскажите им о нас. Я скоро напишу г-же Бурсон.

2 сентября 1852