В 23.30 началось предполетное заседание Госкомиссии. Главные конструкторы коротко подтвердили: ракета, космический корабль «Союз-1», его оборудование, все службы подготовлены к пуску. Космонавт В. Комаров прошел все медицинские обследования, спал шесть часов и приступил к подготовке к полету.
В третьем часу ночи Николай Каманин приехал в гостиницу космонавтов. Наклейка датчиков и все медпроверки закончены, Комаров готов к отъезду на старт. На вопрос руководителя отряда, как спал, Владимир ответил: «Лег рановато, около часа не мог заснуть, а потом заснул крепко; чувствую себя хорошо».
Вся подготовка пуска проходила при свете прожекторов. Ровно в три часа Комаров прибыл на старт. Короткий доклад председателю Госкомиссии Керимову: «Товарищ председатель Государственной комиссии, космонавт Комаров к старту готов!»
К лифту его провожали Мишин, Гагарин и Каманин. Гагарин вместе с Комаровым поднялся к кораблю и был там до закрытия люка.
Подготовка пуска проходила точно по графику; все параметры ракеты и корабля в норме; температура в корабле плюс пятнадцать.
Пуск состоялся в назначенное время; ракета поднималась устойчиво. Все три ступени ракеты отработали отлично, и через 540 секунд после старта космический корабль «Союз-1» вышел на орбиту. На земле поздравляли друг друга с успехом.
На втором витке Комаров доложил: «Самочувствие хорошее, параметры кабины в норме, но не открылась левая солнечная батарея, зарядный ток только 13—14 ампер, не работает КВ-связь. Попытка закрутить (ориентировать. — И.М.) корабль на Солнце не прошла, закрутку пытался осуществить вручную…»
Космонавт получил команду с земли: обязательно закрутить корабль на Солнце, экономить энергию.
На третьем витке Комаров доложил: «Давление в кабине 760, зарядка 14. Солнечная батарея не раскрылась, закрутка на Солнце не прошла». Он понял, что нелепая случайность может сорвать программу полета, и не скрывал огорчения. Пружинный механизм, откидывающий солнечные крылья корабля, довольно прост. Конструкция надежно работала в барокамере, при различных нагрузках, искусственно создаваемых помехах — и вдруг закапризничала. Комаров даже стукнул ногой в то место, за которым находился злополучный механизм, но освободиться от стопора не удалось. «Союз-1» переходил на скудный энергетический паек, что создавало проблемы в отношении стыковки с «Союзом-2».
Земля предлагала свои варианты устранения неисправности, но панель так и не раскрылась. Создалась реальная угроза, что не удастся посадить корабль.
Государственная комиссия приняла решение: старт второго корабля отменить, баллистикам просчитать подходящий виток для посадки Комарова…
Быковский воспринял эту новость спокойно: он, как и Комаров, уже успел побывать в космосе; Елисеев с Хруновым не летали и очень кипятились, кричали, что в Госкомиссии перестраховщики, вот Королев взял бы на себя, Королев рискнул бы… А между тем это решение спасло им жизнь…
Прошли сутки; Комаров пробовал выполнять маневры, контролировал работу бортовых систем, часто выходил на связь, давая квалифицированную оценку технических характеристик нового корабля. Он еще не знал решения Госкомиссии, но понимал: возникшие осложнения заставят свернуть программу.
Вспоминает подполковник Валентин Светлов:
«Я во время полета Владимира Комарова Через смену дежурил на связи в Евпатории, в Центре управления полетом. Примерно в половине второго ночи 24 апреля в ЦУПе возникло замешательство после поступившего из Москвы указания руководству полетом: „Всем быть на связи, в готовности к немедленному замыканию на борт „Союза-1“!“
И действительно, через несколько минут в динамиках что-то зашуршало, защелкало, и властный мужской голос произнес: «Говорите, корабль — на связи!»
И все мы, сидящие и стоящие в зале ЦУПа, услышали голос (председателя Совета Министров СССР. — И.М.) Алексея Николаевича Косыгина:
— Товарищ Комаров, здравствуйте. Как слышите меня?
— Здравствуйте. Слышу вас нормально.
Косыгин продолжал:
— Мы внимательно следим за вашим полетом. Мы знаем о том, что вы столкнулись с трудностями, и принимаем все меры для их устранения…
На эту фразу Комаров не прореагировал. Возникла неловкая, тягостная пауза.
Потом Косыгин произнес еще одну, последнюю в этом разговоре фразу:
— Что мы можем для вас сделать?
Комаров изменившимся голосом ответил:
— Позаботьтесь о моей семье!..»
На «Союзе-1» три различные системы ориентации корабля. Астроориентация отказала из-за нераскрытия левой солнечной батареи. Ионная ориентация в предутренние часы ненадежна (ионные ямы). Ручная ориентация на корабле работала, но при посадке корабля, в 5.30 по местному времени, участок ориентации приходится на тень, а в тени корабль трудно ориентировать вручную.
После долгих консультаций решили сажать «Союз-1» на 17-м витке, с ионной ориентацией. На 15-м и 16-м витках Комарову сообщили все посадочные данные на 17-й, 18-й и 19-й витки.
Посадка на 17-м витке не состоялась из-за плохой работы датчиков ионной ориентации. Комарову передали распоряжение садиться на 19-м витке, в районе Орска; для ориентации предложили использовать не предусмотренный инструкциями способ: ориентировать корабль вручную по посадочному в светлой части орбиты; для сохранения устойчивости корабля в полете в тени использовать гироскопы, а при выходе из тени подправить ориентацию вручную. Все вместе — труднейшая задача.
В подмосковном координационно-вычислительном центре находился космонавт Павел Беляев, за два года до этого вручную осуществивший посадку «Восхода-2». Его срочно вызвали по телефону из Евпаторийского ЦУПа и спросили, можно ли сориентировать корабль ночью, при свете полной Луны? Ответ Беляев дал вполне определенный: да, можно. К такому варианту посадки космонавты не готовились, но Комаров понял задание, заверил Госкомиссию — посадит корабль.
Утром 24 апреля на восемнадцатом витке, через 26 часов 45 минут после запуска, космонавт сориентировал корабль. Тормозная двигательная установка включилась где-то над Африкой, двигатель отработал расчетное время; несколько позже, у юго-западных границ страны, корабль вошел в зону радиовидимости наземных станций слежения. После этого связь с «Союзом» вдруг резко прервалась. Нараставшее напряжение прервал спокойный голос Комарова, доложившего, что все в порядке. Журналисты отреагировали на это бурным восторгом, начался оживленный обмен мнениями.
Однако веселый настрой прервало сообщение из района приземления: «Космонавту требуется срочная врачебная помощь в полевых условиях». В тот момент никто на Земле, кроме спасателей, не мог поверить в трагедию, но она уже произошла. Спасатели из группы поиска световыми ракетами сразу сообщили о ЧП. Среди обусловленных кодов сигнала о гибели не было; самый тревожный содержал требование о скорой врачебной помощи, его и передали.
Трагедия произошла во время спуска аппарата. Крышка парашютного контейнера отстрелилась вместе с маленьким вытяжным парашютиком — его вытащил тормозной парашют. Далее тормозному предстояло вытащить самый большой, основной купол, но этого не произошло. Корабль падал, вращаясь вокруг своей оси; автоматика сработала и открыла запасной парашют. Но из-за вращения корабля стропы его свились и «задушили» оба купола. «Союз-1» ударился о землю на скорости около 60 м/сек. Корабль лопнул, в нем возник пожар.
«Идя на посадку в Орске, — писал в дневнике Н. Каманин, — я считал, что встречу Комарова уже на аэродроме. Между посадкой „Союза-1“ (6.24) и посадкой нашего Ил-18 (8.25) прошло уже более двух часов. Я внимательно искал признаки оживления на аэродроме и не находил их. В сердце закрадывалась тревога. Когда самолет выключил двигатели, к нам подъехал автобус, из автобуса вышли несколько сотрудников службы поиска. Доложили: „Союз-1“ приземлился в 6.24, в 65 км восточнее Орска, корабль горит, космонавт не обнаружен.
Надежды на встречу с живым Комаровым померкли, для меня было ясно, что космонавт погиб, но где-то в глубине души еще теплилась слабая надежда. В это время неожиданно получили сообщение по телефону, что раненый космонавт находится в больнице населенного пункта Карабутак, в трех километрах от места посадки.
