– Нет, Ленок, это твои проблемы, я еще не созрел для таких отношений. Да и никогда не созрею. Ты же меня знаешь – я человек полигамный, с одной женщиной жить не смогу, это же ясная арифметика.

– А кто тебя заставляет? И я с одним мужиком не смогу.

– Нет, такого уговора не было. Жениться я не буду, нам с тобой и так неплохо.

– Не будешь? Ну и черт с тобой, не звони мне тогда больше! Ишь, нашел дуру, как только ему нужно: «Лена, ко мне!»

– Можно подумать, что тебе не нужно, – засмеялся он.

– Я люблю тебя… – неожиданно грустно сказала Лена.

Пашка вытянулся на кровати, заложил руки за голову и начал философствовать:

– Что ты называешь любовью? Любовь – это только взаимное сексуальное влечение, именно то, что происходит между нами… Не понимаю, зачем сюда приплетать что-то еще, все эти бредни о родстве душ и прочее… А разговоры о браке – это и вовсе из области чисто меркантильных интересов.

– Так для тебя любовь – только физическое влечение?

– Только не ври мне, что для тебя это что-то еще. Я в эту галиматью о неземных чувствах не верю. Все в итоге сводится к постели, и чем раньше это происходит, тем быстрее заканчивается любовь, а у человека появляется новый интерес.

– Есть же однолюбы…

– Я этого не могу понять, это так скучно… А может быть, у них с потенцией проблемы? Потому и боятся рисковать с разными девушками…

– Если я правильно тебя поняла, ты меня никогда не любил, было только сексуальное влечение. И поскольку ты не веришь в настоящую любовь и никогда ее не испытывал, то рассчитывать на взаимность мне вообще нечего?

– Умница, ты все точно сформулировала, просто, как арифметика.

– Не звони мне больше. Надоела твоя арифметика. Жаль, что я столько времени потратила на тебя…

Лена обиделась, ушла, хлопнув дверью. Пожалуй, надо было раньше расстаться, протянул с ней дольше, чем следовало. Хотя нет, ему ведь послезавтра выезжать в Бостон, так что сейчас не время завязывать новые знакомства, а с остальными его пассиями отношения и так сошли на нет. Вернется – тогда подумает, стоит ли возобновлять отношения с Леной.

Девушки сняли квартиру поближе к работе. Ресторан был японским, назывался «Котацу». Чтобы устроиться в него, русской Тане пришлось перекрасить волосы в черный цвет, а глаза у нее были подходящие, карие, стрелочки только подвела, и они стали выглядеть раскосыми. Нафисе и вовсе не потребовалось гримироваться, у нее лицо восточного типа, хотя глаза большие, но разрез не совсем европейский. Волосы черные, уже отрасли, и перед выходом на работу в ресторан она впервые за время жизни в Москве сходила в парикмахерскую. Новая прическа – каре – сильно изменила ее внешность, и Фиска с удовольствием поглядывала на себя в многочисленные ресторанные зеркала. Жаль, Павел не видит ее такой…

Нафиса ожидала, что им придется ходить в японских кимоно, но хозяину не нравилась дешевая стилизация, он решил одеть официанток в европейскую одежду, довольно строго: короткая черная юбка, белая блузка, кружевной фартучек и обязательно туфли на высоких шпильках. К внешности девушек он подходил очень требовательно: они должны принадлежать к монголоидной расе или походить на таковую и сложение иметь хрупкое, быть худенькими, невысокими. Такими ему представлялись идеальные японки. И Нафиса, и Таня подошли по всем статьям. Принимал их на работу сам хозяин ресторана, он же отвел их к старшему официанту – метрдотелю Хамиду.

Ресторан понравился Нафисе, у оформителя явно были вкус и чувство меры. Вход через круто изогнутый деревянный мостик, чтобы нечистая сила не вошла, – японцы верят, что злые духи ходят только по прямой. Счастливые, от нашей нечисти никакие мостики не спасут… Напротив входа на стене иероглифы, рядом та же надпись в английской транскрипции: «Okaerinasai». И перевод на русский: «Добро пожаловать». Меж окон – светильники, стилизованные под японские хижины, на полочках – японские неваляшки дарума-нингё, безрукие куклы с глазами без зрачков – для русского человека довольно жутковатое зрелище. По стенам развешаны картины, разумеется, с изображением горы Фудзи, копии работ разных японских художников. А на свободном пятачке для танцев – в полу под толстым стеклом подсвеченная картина: вид сверху все на ту же гору.

Колонны украшены табличками со стихами о Фудзияме. Написаны они были по-русски, непривычным, угловатым шрифтом, словно это не кириллица, а японские иероглифы. Читать их было трудно, буквы узнавались с трудом, но Нафиса разобрала:

Лишь вершину Фудзи Под собой не погребли Молодые листья.

Смогла прочитать только потому, что эти строки помнила со школы – она любила японскую поэзию и дома у нее остался сборник стихов.

Узбек Хамид, крупный, толстый мужик, выглядел очень представительно. Как Нафиса потом поняла, его габариты помогали в работе: в присутствиитакого большого человека самые буйные посетители стихали. Хамид выглядел, как сама Фудзияма: величественный, невозмутимый и недоступный. Нафиса совсем оробела. Но как только он заговорил, все изменилось – этот толстяк оказался добродушным и терпеливым. Метрдотель провел с ними краткий инструктаж, повторил уже слышанные от директора требования:

– На работу, девчонки, всегда приходить накрашенными, прическа должна быть свежей, туфли только на шпильках. Сейчас пойдите примерьте форменную одежду, если надо – перешейте, все расходы вам будут компенсированы. С посетителями разговаривайте вежливо, не забывайте говорить «спасибо», «пожалуйста», улыбайтесь почаще. Валюша, проследи за ними.

Валюша, русская девушка, так же с макияжем под японку, взяла над ними шефство. Ресторан был небольшой, раньше там управлялись три официантки – Валя Степанова, кореянка Люда Ким и калмычка Баира Бадмаева, но теперь открыли еще один зал и потому потребовались дополнительно две девушки.

– Работали в ресторанах?

– Нет…

– Ну хотя бы бывали?.. Ясно… Ничего, научитесь.

– А что означает «Котацу»? – не выдержала Нафиса.

– Любопытная… Вон, читай… – Валя махнула рукой в угол.

Там на стене Нафиса увидела рисунок тушью: семья японцев вокруг низкого столика, ноги у всех прикрыты одеялом, свисающим с него, и небольшой текст:

«В Японии принято для обогрева использовать котацу – электрическое одеяло. Прародителем нынешнего электрического котацу был небольшой очаг, над ним ставили низкий столик, который, как скатертью, накрывали толстым одеялом, а чтобы было удобно (и вообще возможно) ставить на него посуду и другие предметы, поверх одеяла клали толстую деревянную доску под размер столешницы. Вся семья садилась за стол, просовывали ноги под одеяло и подтыкали его за поясницу, чтобы тепло никуда не уходило. Таким образом японцы наслаждались теплом как физическим – от жаровни, так и духовным, – от единения с близкими. Котацу – якорь в гавани семейного спокойствия и тёплых во всех смыслах отношений».

– Понятно? Печка, короче, только японская. … За той дверью маленький залик, и в нем такие столики японские, с грелками. Есть у нас такие любители, приходят, сидят там, яйца свои греют. – Нафиса вытаращила глаза: послышалось ей, что ли? – Ну, увидите сами. Пошли, все вам покажу. Вот это ваш буфет, отсюда берете фужеры, рюмки, стаканы.

Валя объясняла спокойно, вела себя со своими подопечными по-дружески. Еще с неделю она держалась поближе к новеньким, продолжая следить за ними, всегда оказывалась рядом в трудную минуту, подсказывала, как накрывать стол, как подавать тарелки. Сразу продемонстрировала, как надо носить поднос на одной руке, куда его ставить и с какой стороны подходить к клиенту. Все вроде бы просто, но у Нафисы долго не получалось так ловко обращаться с подносом, первое время ей казалось, что этому вообще нельзя научиться. Она и двумя-то руками еле-еле его удерживала. Шла, не отрывая глаз от тарелок, боялась, что они соскользнут на пол. А еще Нафиса все время подходила к клиенту слева, но Валя тут же за руку незаметно оттаскивала ее и подталкивала в другую сторону.