– Билет мне купили…

– А… Ну да, конечно…

Мог бы и сам сообразить. Ну что же, отправит ее на следующий день. Завтра утром ему обязательно надо быть на работе, а вечером он съездит на вокзал, купит ей билет и отправит восвояси.

Фиска снова отвернулась к стене. Потом она устала так лежать, повернулась на другой бок и молча таращилась в окно, изредка боязливо поглядывая вниз на своего «мужа». Она проголодалась, но боялась спуститься. Наконец не выдержала и предложила ему поесть, но Пашку замутило при одной только мысли о еде. Фиска одна неловко пожевала свои домашние припасы. Угощать попутчиков, видно, побоялась, покосилась только на Пашку. К ночи поезд прибыл в Москву. Из-под нижней полки девушка достала большую дорожную сумку, и Пашка, вздохнув, потащил ее. «Похоже, Фиска собралась капитально, наверно, все, что у нее есть, забрала с собой…». Не прощаясь с попутчиками, Паша первым вышел из купе, а Фиска украдкой кивнула им и, как побитая собачонка, побежала вслед за своим хозяином.

Дома Павел достал комплект постельного белья, бросил его на диван, кивнув при этом Фиске, мол, это тебе, и пошел в ванную. После контрастного душа ему стало немного легче. А утром, как следует выбрившись и приняв ванну, он снова почувствовал себя человеком. Если бы еще не эта замухрышка, спавшая на диване… Фиска проснулась, но лежала молча, явно боялась рот открыть, только поглядывала на него своими черными глазками. И правильно делала, что молчала.

– Вечером поедешь домой, я куплю тебе билет на десять часов.

– Нет, – твердо заявила она, – я домой не поеду, нельзя. Смеяться будут, вышла замуж, а муж домой отправил. Нет, не поеду.

– Ты не вышла замуж, это была просто пьянка. Как хочешь, но со мной тебе оставаться нельзя, у меня есть девушка.

Фискины глаза наполнились слезами. Пашка плюнул и не стал больше спорить.

– Будешь уходить, дверь захлопнешь, – он надеялся, что ей хватит ума найти себе какое-нибудь жилье, уйти и больше никогда не возвращаться сюда, но все же швырнул ключи на стол и ушел на работу.

После работы зашел в магазин, надо же заполнить холодильник, утром ему есть еще не хотелось, а обедать сегодня было некогда, много дел скопилось, и он к вечеру здорово проголодался. Как всегда, набрал всякой всячины на две недели, чтобы не думать об этом каждый день. Прихватил пару килограммов бананов (он из всех фруктов любил только эти) и коробку мороженого. Обычно мужики берут пиво и крабовые палочки, а он получает удовольствие от мороженого… Напевая, открыл свою дверь, сразу прошел на кухню и остолбенел, увидев Фиску. Почему-то он был уверен, что вечером ее здесь не будет.

– Ты еще здесь? О, Господи…

Он принялся разбирать пакеты с продуктами.

– Да ты вообще выходила сегодня?

– Нет…

– Я же тебе сказал – ищи себе жилье, со мной ты жить не будешь.

– Я не знаю, как… И у меня нет денег, – Фиска вспыхнула.

– Вот черт… Что, совсем нет?

– Совсем… – от смущения она не поднимала головы.

– А ты что-нибудь ела сегодня? – вдруг спохватился он.

– Да там оставалось немного домашней еды, мясо только пропало. Ничего, мне хватило, я привыкла, это мальчикам надо много есть. А я могу потерпеть…

«Ну да, если мальчика плохо кормить – он умрет, а если девочку – то она вырастет вот таким заморышем», – вспомнил Павел.

– Давай, ставь чайник, будем ужинать. Разбирай пакеты… – и, оставив ее одну на кухне, пошел в ванную.

– Павлик, иди ужинать, – вскоре позвала его Фиска.

Прямо как жена…

– Что это у тебя за имя такое смешное?

– Татарское, Нафиса, – Фиска, обрадовалась, что он с ней заговорил.

– Красиво…Не то что Фиска.

– Привыкла, все так зовут.

– Так денег нет вообще? – вспомнил Павел.

– Нету, – поспешно кивнула она.

– Ни копейки? – все не верилось ему, такое он и представить себе не мог.

Она опять кивнула.

Вот овца, не спроси он, так и сидела бы молча… Павел бросил на стол несколько купюр:

– Вот, если надо, бери…

– Спасибо.

– Фиска, а ты что же мороженое не убрала в морозилку? Растает ведь. Давай сразу его съедим, доставай креманки. Соскучился я за неделю без мороженого.

Фиска растерянно стояла перед открытым шкафом.

– Креманки – это маленькие вазочки на ножках, или скорее большие бокалы. Вот эти. Поняла? Любишь мороженое?

– Наверное… Я его редко ела…

– Почему? Не нравится?

– Дорого.

– Да?! А я его каждый день ем. Ну давай, наверстывай упущенное.

Фиска робко ела свою порцию.

– Ты чего так вяло?

– Столько денег на меня тратишь…

– Каких денег? – удивился Пашка, обычно его подружки не стеснялись в своих запросах.

– Ну вот, на мороженое…

– Святая простота…

Попозже позвонила Лена:

– Павлуха, скотина, ты куда пропал? Я что, должна сама тебе звонить?

– Привет, Ленуся, ласковая моя. Я уезжал, вчера только вернулся.

– И со вчерашнего дня молчишь? Тебе нет прощения, я же говорю – скотина. Но все равно я тебя люблю. Я сейчас приеду.

– Давай. А, стой, нет, ко мне сейчас нельзя.

– В смысле?!

– Да у меня тут родственница приехала…

– И сколько ей лет?

– Какая разница? Ты что, ревнуешь?

– Что, я тебя не знаю, что ли? Ты же врешь, как всегда. Небось, там у тебя очередная мадонна сидит?

– Какое гнусное подозрение, ты же у меня единственная – таких ног в городе больше нет… Давай встретимся в твоей любимой «Шоколаднице». Кофейку попьем. Потом что-нибудь придумаем.

Вернулся Павел поздно – встреча с Ленкой прошла отлично. Фиса уже спала, съежилась под тонким одеяльцем, как мышонок. Он с насмешкой посмотрел на нее: надо же, недоросток, хотела его женить на себе…

С удовольствием растянулся на кровати: наконец-то снова почувствовал себя здоровым, последние пары спиртного выветрились. Фиска тихо посапывала на диване.

Она поняла, за что он ее стукнул в поезде: не за то, что хихикала с попутчиками, а за то, что пьяную болтовню о свадьбе хочет сделать правдой, за то, что поехала с ним. Она заранее знала, что так будет, но не было сил отказаться от миража счастья, на минуту приоткрывшегося ей.

Там, на сватовстве, как только Пашка вошел в душную, набитую людьми комнату, она сразу поняла – вот он, тот единственный, за которым можно и в огонь, и в воду. Ее сердце мгновенно наполнилось болью: она подумала, что это и есть жених Оли. А потом обрадовалась, поняв, что ошиблась, смотрела, не отрываясь на этого незнакомого парня. Как принц из сказки, именно такой, о котором она мечтала… Он был словно из другого мира, из того, где не было жуткой нищеты, вечно пьяного отца, где люди учатся в институтах, покупают дорогие костюмы, ходят в кино и ездят в поезде в купе, а не плацкартой. Такой милый и смешной: волновался, видно, все время приглаживал волосы на макушке. Он сел рядом, и она обалдела от счастья, сидела, тихонько втягивая носом аромат его парфюма. Подружка что-то шептала ей, а она не хотела отвечать, ее поглотило блаженное ощущение его близости. Не хотелось отвлекаться ни на какие разговоры, ведь он скоро уедет…

А когда дядя Коля заговорил о ней и Пашка не стал отказываться, признав, что она нравится ему, Фиска и правда поверила в свое счастье. А почему бы нет? Вот она же влюбилась в него в первую минуту, нет, в первую секунду, почему бы и ему не влюбиться так же в нее? Ах, ну зачем она обрезала волосы?! Из-за какой-то дуры чуть все не испортила… Никто не знал, что она так стриглась из-за учительницы русского и литературы, поначалу ее самой любимой учительницы. Нафиса обожала литературу, с удовольствием и много читала, вдохновенно писала школьные сочинения и, открыв рот, слушала Галину Анатольевну. Та столько знала о писателях, об их произведениях… Но однажды, уже в десятом классе, Фиска пришла в школу с распущенными волосами: густые, черные, они гладкой волной колыхались чуть ниже плеч. Ее поклонник с первого класса, конопатый Петька, не удержался и робко коснулся ее волос. Да и другие мальчишки явно любовались ими. Прозвенел звонок, в класс вошла учительница и мимоходом отметила внешний вид отдельных учеников: у кого-то мятая рубашка, кому-то не мешало бы постричься. «Да и девочкам тоже надо привести себя в порядок, а то некоторые напоминают сказочных героинь…» – повернулась она к Фиске. Петька сразу закричал: «Ага, русалочку…». «Нет, – твердо заявила Галина Анатольевна, – ведьму…». Все засмеялись. В тот же вечер Фиска сама себя постригла, обкромсала. Как могла. А на следующий день, успокоившись немного, с ужасом поняла, что так ходить невозможно. Пришлось идти в парикмахерскую, ровнять, получилась мальчишеская стрижка. И с тех пор, вот уже три года, она так и стрижется, непонятно, кому назло… И в Литературный институт не стала поступать, все равно, у матери денег не было ее учить. А Петька совсем спился, пропал парень…