Однако то, что Франс крепко связал свою деятельность с рабочим движением, что он решительно вышел из своего гуманистического одиночества, не могло не сказаться и на общем направлении его творчества — прежде всего на новом обращении писателя к теме революции.
Эта тема была властно подсказана ему самой жизнью. Русская революция 1905 года и активизация французских рабочих, рост стачечного движения во Франции (1905–1906) — все это нашло непосредственный отклик не только в публицистике, но и в художественных произведениях Франса.
В 1905 году Франс выступал в печати как друг русского революционного народа. Сама его дружба с Горьким характеризовалась прежде всего тем, что в лице Горького он чтил революционный русский народ, письма его к Горькому неопровержимо свидетельствуют, что он любил и уважал его прежде всего как революционера. Когда в 1905 году Горький был заключен в Петропавловскую крепость за свое воззвание по поводу кровавых событий 9 Января, газета «Юманите» обнародовала протест против расправы с русским писателем, и одною из первых под этим протестом стояла подпись Анатоля Франса. Он не уставал призывать французов к тому, чтобы они присоединили свои голоса к голосам всех передовых людей, возмущенных арестом Горького.
Выражая веру в то, что русская революция восторжествует, что благородная кровь русских революционеров, «дымящаяся на мостовых и призывающая к справедливости и свободе», была пролита не напрасно, Франс агитирует против займа, предоставляемого французскими капиталистами царскому правительству, — «правительству палачей, мучающему великодушный русский народ». Он основывает «Общество друзей русского народа», на митингах, организуемых этим «Обществом», он многократно выступает в защиту русской революции, и в его речах скептическая ирония уступает место гражданскому пафосу.
Еще за несколько лет до того, в «Современной истории», Анатоль Франс вкладывает в уста своего любимого героя Бержере весьма скептическое высказывание по поводу исторической роли народных масс: «Герои бывают; не бывает народов-героев, не бывает армий-героев». А в 1905 году Франс от имени «Общества друзей русского народа», от имени передовой Франции предлагает дружескую поддержку «мужественному, храброму, великодушному русскому народу».
Мы видели, что к теме народа и к теме революции Франс был подведен всем внутренним развитием своего художественного творчества. Знаменательно, что с 1904 года Франс начинает собирать воедино в виде двух томов, озаглавленных «Жизнь Жанны д'Арк», свои этюды, посвященные народной героине Франции и публиковавшиеся в различных журналах и газетах еще с 1876 года. Франс крепкой традицией связан с Вольтером, но «Жизнь Жанны д'Арк», быть может, больше, чем какое-либо другое произведение Франса, свидетельствует о том, что если он был продолжателем Вольтера, как защитник свободной и смелой человеческой мысли в ее борьбе с мракобесием, то перед ним возникали и такие проблемы, от которых Вольтер по всему складу своего мышления и в условиях своего времени был очень далек. Одна из таких проблем — историческая роль народа. Жанна д'Арк в трактовке Франса — народная героиня, она сильна именно своей связью с народом.
Франс не раз в предшествующих своих книгах обращался к прошлому человечества, но прошлое это даже в произведениях, воскрешающих, казалось бы, далекие времена в своих сюжетах и образах, не занимало в замысле писателя центрального места. Вспомним «Таис», где историчность отнюдь не на первом плане. Вспомним и книги о Куаньяре, где исторические образы и мотивы служат прежде всего для обострения франсовской сатиры на современность. В «Жизни Жанны д'Арк» история приобретает самостоятельное, важнейшее значение для Франса, ибо книга посвящена народной героине. В надписи, сделанной на рукописном отрывке из «Жизни Жанны д'Арк», хранящемся в Национальной библиотеке, Франс говорит о том, что «писал эту работу со всей тщательностью, на какую только был способен, и с полным сознанием обязанностей историка». В наброске авторского предисловия к 28-му изданию книги говорится о том, что «автор не отступал ни от одного из правил, обычно соблюдаемых при поисках исторической правды».
Если в «Кренкебиле» простой человек из народа изображен как робкая жертва неправого суда, то в «Жизни Жанны д'Арк» неправый суд творится как бы над всем народом, ибо Жанна, погибшая на костре, воплощает в себе народный героизм. Свою Жанну д'Арк Франс противопоставлял вольтеровской Девственнице, недаром один из черновиков в своей книге он, в особой надписи, называет «наброском Паралипоменона» к поэме Вольтера «Орлеанская девственница»: ведь «Паралипоменон» — название двух исторических книг библии, буквально означающее «то, что пропущено».
Оба тома «Жизни Жанны д'Арк» вышли в 1908 году. В том же году выпустил Франс и «Остров пингвинов», свой новый роман. Написанный совсем в другом стиле, чем историческая книга о народной героине Франции, этот роман, однако, на свой лад тоже историчен, только история воспроизведена здесь в гротескном, окарикатуренном виде. В предисловии к «Острову пингвинов» Франс рассказывает, что некоторые лица спрашивали Жако-философа, зачем он вышучивает историю и какую выгоду получит от этого его родина. Философ же объяснил, что, увидев свои поступки лишенными всяких прикрас, пингвины, быть может, станут благоразумнее.
Роман Франса и есть такое снятие «всяких прикрас» с истории. Следует обратить внимание на то, что в «Острове пингвинов» пародируется не только история Франции, как это принято считать, — в сущности здесь пародируется история всего человечества, ведь и сам автор замечает в предисловии, что в книге представлены «человеческие деяния», к которым лишь примешано «много черт» из жизни «родной страны». Да и само пародирование французской истории в конечном счете направлено на цивилизованное человечество вообще. В «Острове пингвинов» дан очень грустный по существу обзор всех основ цивилизации. Характер повествования несколько раз меняется в романе, то имитируя наивность средневековой легенды, то воспроизводя стиль исторической хроники, то, наконец, переходя на язык современного историка. Но неизменным остается гротескно-пародийный стиль книги, так как неизменной остается тенденция Франса — показать веками складывавшуюся цивилизацию в резком свете трезвого упрощения, свободного от всяких иллюзий. В стиле Франса, при всем наличии тонкой иронии, свойственной сатирику издавна, появляется и новое начало, появляется нечто, близкое к разоблачительной простоте плаката. Над отдельными темами, перенесенными в роман из других произведений писателя, доминирует одна тема, один вопрос: да есть ли какой-либо смысл во всей истории человеческой цивилизации? «Остров пингвинов» — не историческое дополнение к «Современной истории». Уже не нелепость войн, религии, лжедемократии, а обоснование этих нелепостей всей природой капиталистической цивилизации составляет тему франсовских саркастических разоблачений. Так, например, Франс и раньше создал немало жестких и ядовитых парадоксов по поводу захватнических войн своего времени, но только в «Острове пингвинов» со всей резкостью он поставил вопрос о неразрывной связи войн с основами капиталистической цивилизации, с горечью предлагая читателю парадоксальный термин «промышленные войны». Под цветами парламентского красноречия Франс обнаруживает первобытную дубинку, символизирующую право сильного.
В сатире «Острова пингвинов» чувствуется большая близость франсовского стиля к Рабле. Остров, который святой Маэль перевозит поближе к своей стране на самодельном шнурке; орден Почетного легиона, прикрепленный прямо к волосатой обезьяньей груди одного из полководцев; открытый автомобиль принца Крюшо, в котором монах Гриб разъезжает с двумя легкомысленными дамами; бесчисленные выписки, обрушившиеся лавиной на Фульгенция Тапира и погребающие под собой ученого мужа, — все эти образы, относящиеся к различным эпохам пингвинской истории, созданы в духе гротескно-сказочных образов «Гаргантюа и Пантагрюэля». Они в особенности придают стилю «Острова Пингвинов» характер острой сатирической плакатности.
