– Ты не возражаешь, если мы с мамой спустимся ненадолго вниз и поговорим? – спросил Ричард. – Сможешь немного поскучать?

Уил согласно кивнул.

– Думаю, мне лучше остаться здесь, – быстро сказала Элисса.

– А вот я так не думаю! – прорычал Ричард, как он имел обыкновение рычать на репетициях на актеров, когда они начинали упрямиться или противоречить ему.

И, подобно его актерам, Элисса тоже не решилась в этот миг ему противоречить.

Но и подчиниться, не сделав попытки продемонстрировать свое «я», она тоже не хотела.

Вздернув подбородок, она величественно, как королева, выплыла из комнаты Уила.

– Мы побеседуем у меня в кабинете, – уронила она, выходя.

Ричард понял, что сегодня заниматься любовью они не будут.

Когда они вошли в кабинет, Элисса повернулась к Ричарду.

– Как ты мог пойти на такой риск?

– Я не видел в этой затее ничего рискованного, – ответил Ричард, стараясь говорить по возможности спокойно.

Ричард очень надеялся, что Элисса не придаст этому инциденту большого значения. Уил никаких страданий не испытывал, если, разумеется, не считать страданием муки неудовлетворенного тщеславия – уж слишком ему хотелось демонстрировать им с Элиссой свой «боевой» шрам.

Ричард присел на край письменного стола и, пожав плечами, продолжил:

– Говорю же, я признаю свою вину, но вся моя вина заключается в лености и, если хочешь, в недостатке выдержки. Уж очень долго и настойчиво Уил меня уговаривал, и я не выдержал, сдался. Обещаю, что в следующий раз буду предусмотрительнее.

– Но ты заменил палки настоящими рапирами! – Элисса скрестила на груди руки и посмотрела на него в упор. – Неужели твое богатое воображение не подсказало тебе возможность трагического исхода?

– Рапиры имели на остриях специальные насадки вроде пуговок. То, что одна из них сорвалась, – не более чем случайность.

– Когда имеешь дело с детьми, такого рода случайности происходят постоянно. Стоит только ненадолго выпустить из рук вожжи – и жди неприятностей. А между тем ты не только смотрел на некоторые проделки Уила сквозь пальцы, ты его к этому подстрекал! К примеру, ты подбивал его залезть на дерево…

– Между прочим, залезть на дерево ему разрешила ты, – запротестовал Ричард.

– Я бы никогда не позволила ему фехтовать настоящими рапирами, – заявила Элисса. – Но быть может, я предъявляю к твоему воображению непомерно высокие требования?

В конце концов, своих детей у тебя нет. Тем не менее твоя беспечность меня все равно поражает.

– Я не ребенок, Элисса. Не надо говорить со мной в таком тоне.

– Ты ведешь себя немногим лучше ребенка.

Выражение лица Ричарда стало жестким, даже суровым – Я не вел себя как ребенок с восьмилетнего возраста, потому что меня лишили этой привилегии. Говорю же тебе, я совершил ошибку. Больше такого не повторится. Вот и все, что я хочу сказать по этому поводу.

Если я не правильно веду себя с тобой и ты ставишь мне это в вину, как ты смеешь обвинять меня в том, что я проявляю, по твоему мнению, излишнюю заботу о своем сыне? Я его мать!

– Детей у меня, конечно, нет, это вы, миледи, верно заметили. Но неужели вы не заметили и другого – того, что ваши детские перепады настроения, неожиданные переходы от сладенького сюсюканья к грозному тону обижают и дезориентируют мальчика?

Элисса почувствовала укол совести и поняла, что Ричард во многом прав. Но ведь не в его правде дело! Он не в состоянии понять материнское сердце – и в этом-то вся суть! И по этой причине он не смеет говорить с ней таким авторитетным, покровительственным тоном!

– Так куда же ты все-таки ходишь по ночам? – спросила она ледяным тоном.

Ричард, удивившись тому, как быстро она сменила тему, прищурившись, пристально на нее посмотрел.

– С какой стати ты меня об этом спрашиваешь?

– А почему бы мне тебя об этом и не спросить? Я имею полное право знать, где ты бываешь в столь неурочный час и на что изводишь чернила, перья и бумагу? Я-то думала, что с писательством покончено навсегда. Или ты вместо пьес стал теперь писать зашифрованные письма?

– И кому же, по-твоему, я пишу такие письма?

– Это ты мне должен сказать кому, поскольку используешь письменные принадлежности, купленные на мои деньги.

– Я, миледи, не привык к тому, чтобы меня допрашивали как преступника.

– Я задаю тебе этот вопрос, потому что ты шныряешь ночью по дому, забираешься ко мне в кабинет и берешь без спросу мои вещи – короче, ведешь себя как преступник или, в лучшем случае, как неверный муж.

Ричарду показалось, что его захлестнула волна раскаленной вулканической лавы. Он испытывал сильнейший гнев и отчаяние одновременно.

Подумать только, она обвинила его в мелком воровстве и непорядочности – и это после всех тех нежных слов, которые он ей говорил!

Впервые в жизни он поверил женщине, впервые испытал к особе противоположного пола подлинные чувства, которые не ограничивались одним только вожделением или желанием над ней властвовать. К чему лукавить перед собой? Впервые в жизни он полюбил…

Ирония судьбы!

Он, Ричард Блайт, скептически смотревший на мир автор пьес, в которых высмеивал так называемые нежные чувства, сам оказался вдруг в плену чувства, сильнее которого не было ничего в мире. Он влюбился в женщину, но вместо нежных признаний в ответном чувстве услышал от нее обвинения в нечестности, непорядочности и даже в мелком мошенничестве!

Ужас!

Это ли не подтверждение того, что она его не любит!

Стук колес подъезжавшего к дому экипажа заставил Элиссу и Ричарда одновременно повернуть головы к окну.

– Кого-нибудь ждешь? – осведомился Ричард. – Доброго соседа мистера Седжмора? Торговца шерстью с неприличной фамилией Эсси? Или, быть может, бессердечного сутягу Хардинга?

– Никого я не жду, – бросила она и подошла к окну.

Ричард встал за ее спиной и выглянул во двор.

И сразу узнал изображенный на дверце подъехавшей кареты герб.

– Три тысячи чертей! – воскликнул он. – Так это же Невилл! Не пойму только, какого черта ему здесь надо?

– Ты опять начал ругаться! Хорошо же на тебя действуют лондонские знакомые. Насколько я понимаю, приехавший к нам джентльмен – твой друг?

– Это лорд Фаррингтон, мой лучший друг после Фоса.

Быть может, по той причине, что к нам приехал гость, мы прекратим ссориться – хотя бы на время?

«Было бы куда лучше, если бы мы никогда не ссорились, но об этом остается только мечтать», – подумал Ричард, выбегая из кабинета Элиссы.

– Невилл! – вскричал он, выбежав навстречу своему приятелю, вылезавшему из кареты.

– Стоять смирно! Деревенский сквайр идет! – задорно откликнулся на приветствие Ричарда Невилл, лорд Фаррингтон, после чего отвесил Ричарду церемонный поклон.

Путешествие по сельской местности до Блайт-Холла оказало благотворное воздействие на молодого лорда. Щеки у него порозовели, а глаза весело горели. Ричард, который считал Невилла бледным порождением большого города, не узнавал своего приятеля.

Как и Ричард, Невилл не носил парика, зато одет был не в пример богаче.

– Ну, негодник, что привело тебя в наш медвежий угол? спросил Ричард.

– Ты ведь знаешь: в прекрасных ручках моей супруги я подобен воску и ни в чем не могу ей отказать, – сказал Невилл.

– Как, Арабелла тоже приехала?

В следующее мгновение он получил ответ и на этот вопрос – беременная жена Невилла с помощью мужа выбралась из кареты.

– Извини, Ричард, но мы так и не дождались от тебя приглашения и решили нагрянуть в Блайт-Холл как снег на голову, – сказала она с улыбкой. – Я, видишь ли, в положении и долго ездить в карете не могу. Ну а от нашего поместья до Блайт-Холла рукой подать.

– Я ужасно рад, что вы приехали! – воскликнул Ричард, целуя Арабеллу в обе щеки. – Прошу прощения за то, что не догадался пригласить вас к себе. Я был… хм… очень занят.

– И я даже знаю чем, – со значением произнес Невилл, устремляя взгляд поверх головы Ричарда на некий объект у него за спиной.