– Но ты-то ведь внутри.

– Только когда я сюда вошел, я понял, в каком ужасном состоянии здесь полы, – объяснил Ричард и стал приводить в порядок свою одежду. – Кстати, ты не знаешь, который сейчас час?

– Сейчас время завтрака. Я, к примеру, уже поел, – сказал Уил, после чего обвел рукой облупленные стены павильона и спросил:

– Ты что же – здесь ночевал?

– Да. Зашел сюда и заснул. Случайно, – вынужден был признаться Ричард.

– Правда? – с волнением в голосе произнес Уил. – Я тоже всегда хотел; здесь переночевать. Хотя бы разик. Но маца мне не разрешила. Она даже не позволяет мне… – Он замолчал, опустил глаза и покраснел.

– Все ясно. Она не позволяет Тебе даже заходить сюда, потому что здесь опасно. Я правильно говорю?

– Правильно, – пробормотал Уил.

Ричард пригладил волосы.

– Значит, говоришь, ты уже позавтракал?

– Позавтракал.

– А мама?

– Не знаю.

– Надеюсь, мое отсутствие не слишком ее обеспокоило?

Ричарду не хотелось использовать Уила в качестве источника информации, но делать было нечего. Ему просто необходимо было знать, в каком настроении находится Элисса.

– Я не знаю.

– Слушай, может быть, ты позавтракаешь еще раз – со мной за компанию? – предложил Ричард. – Я умираю с голоду. А за это я расскажу тебе о пиратах, которых мне довелось увидеть в Лондоне.

– Ты вправду их видел?

– Уж ты мне поверь. Такие кровожадные на вид парни, что просто ужас.

– Я бы их не испугался…

Ричард взял со стола портрет и как бы между прочим сказал:

– Вот, нашел вчера вечером. Ума не приложу, кто мог его здесь оставить. Уж не твоя ли матушка?

Он снова посмотрел на портрет, потом перевел взгляд на мальчика и едва не выронил картину из рук. Когда в Лондоне Уил узнал, что Ричард не солдат, а всего-навсего сочинитель, у него на лице проступило точь-в-точь такое же презрительное выражение, какое было запечатлено на лице мужчины на портрете. Ричард понял, что на холсте изображен Уильям Лонгберн собственной персоной.

Стиснув портрет покойного отца Уила с такой силой, что у него побелели костяшки пальцев, Ричард спросил:

– Ты знаешь, кто это такой?

– Понятия не имею.

Почему, интересно знать, Элисса спрятала портрет покойного мужа именно в павильоне? Уж не по той ли причине, что ее первый муж встречался здесь с любовницами, а она об этом узнала? А если узнала – то от кого? Не сам же Уильям Лонгберн рассказал ей об этом?

Ричард до такой степени ушел в свои мысли, что на минуту забыл об Уиле. Вернувшись к реальности, он посмотрел на мальчика и сказал:

– Если этот портрет спрятала здесь твоя мать, значит, у нее были для этого причины. Поэтому я положу его туда, где он лежал. – Ричард отнес, портрет к дивану и затолкал в щель между стеной и диванной спинкой. – Вот и все. Ну а теперь пойдем завтракать.

Когда они вышли из павильона, Уил ткнул пальцем в сторону лужайки, которая отделяла павильон от дома.

– А вот и мама идет! – заявил он, а потом, понизив голос, заговорщицким шепотом добавил:

– Думаю, это она нас ищет.

Увидев Элиссу, которая направлялась к ним по лужайке, Ричард, ни разу в жизни не поворачивавшийся к неприятелю спиной, ощутил вдруг сильнейшее желание удрать.

И вдруг свершилось чудо.

Элисса ему улыбнулась. Ричард испытал при этом такое удивительное облегчение, что у него ослабли ноги и он едва не опустился на траву.

Чтобы окончательно успокоиться и избавиться от лежавшего у него на сердце тяжкого груза, Ричарду было необходимо убедиться, что на портрете, который он обнаружил в павильоне, и в самом деле запечатлен не кто иной, как Уильям Лонгберн. Кроме того, ему хотелось узнать, каким образом портрет оказался в павильоне, и, самое главное, выяснить, что Элисса узнала о его родителях.

– Вот вы где! Это Уил тебя нашел? – сказала она, взглянув на сына.

– Я вчера очень поздно вернулся из города и не захотел никого будить. Поэтому заночевал в павильоне, – отрапортовал Ричард.

Несмотря на улыбку, которой встретила его Элисса, Ричарду казалось, что, начиная с ней разговор, он ступает на весьма зыбкую почву, где один неверный шаг может завести в трясину.

– Ты, должно быть, проголодался?

– Голоден как волк. Заранее упросил Уила составить мне за столом компанию, чтобы не есть в одиночестве. Быть может, ты к нам тоже присоединишься? – предложил Ричард.

– Присоединюсь, – негромко ответила Элисса.

Уил вложил одну ладошку в руку Ричарда, а другую – в руку матери. Ричард же поверх головы Уила посмотрел на жену, и на мгновение их глаза встретились.

Блайт решил, что не стоит слишком уж радоваться перемене в настроении жены, прежде следует выяснить, чему он этой перемене обязан. Элисса имела полное право на него гневаться за то, что он не пришел домой ночевать, но этим правом не воспользовалась, и это настораживало.

Когда они вошли в дом и остановились на минутку в холле, Ричард оглядел свою запыленную, измятую одежду.

– Мне следует привести себя в порядок, в противном случае слуги решат, что их новый хозяин ничем не лучше бродяги.

– Уил, будь добр, сходи к кухарке и скажи, чтобы она принесла завтрак твоему отчиму в столовую. Мы спустимся туда через несколько минут. Не сомневаюсь, что он велит кухарке подать завтрак и для себя тоже, – заметила Элисса, поворачиваясь к мужу.

Когда они поднимались по лестнице на второй этаж, Ричард сказал:

– Между прочим, я вчера не обедал. Говорю это на тот случай, если ты думаешь, что я был у кого-то в гостях.

– Я ничего такого не думаю, но, признаюсь, хотела бы знать, где ты находишься. Я о тебе беспокоилась.

Никто и никогда не беспокоился о Ричарде за всю его жизнь.

– Я был в «Голове лошади», – с покаянным видом сказал он. – Могу ли я надеяться, что ты извинишь меня за поведение, которое больше пристало разобидевшемуся юнцу?

Она остановилась и внимательно на него посмотрела.

– Я на тебя не сержусь. Признаю, что и сама вела себя вчера слишком… хм… импульсивно.

– По-моему, вчера твое недовольство мной было вполне оправдано. Но еще больше тебе следовало разозлиться на меня сегодня – за то, что я не пришел ночевать, – заявил Ричард, когда они вошли в спальню.

– Вчера я была с тобой излишне сурова, а ведь ты мой муж и господин. Я переусердствовала. Извини.

Ричард подошел к ней и положил руки ей на плечи.

– А ты извини меня сразу за две провинности: за мои вечные исчезновения и за то беспокойство, которое я тебе этим причинил. Я постараюсь свыкнуться с мыслью, что теперь я человек семейный и мне негоже уподобляться раненому медведю и искать спасения в бегстве при дурном настроении.

На его губах заиграла Чувственная улыбка, а глаза потемнели от страсти.

– Какой-то я все-таки непутевый муж. Всю ночь мерз в заброшенном павильоне, а прийти к тебе и попросить у тебя прошения за свои прегрешения не догадался. Но лучше поздно, чем никогда. Скажи, Элисса, ты меня прощаешь?

– Да, – промурлыкала она.

Ричард нагнулся и поцеловал ее. Его поцелуй был нежен и легок, как прикосновение лепестка. Но в нем был и огонь, который мог в любое время разжечь костер чувственности, если бы они дали ей волю.

Элисса была рада, что Ричард вернулся. Кроме того, ее радовало, что теперь она знает кое-что о его прошлом. Это знание должно было помочь ей правильно понимать поступки мужа и соответствующим образом на них реагировать.

Поцелуй стал затягиваться, пока Элисса не решила прервать его:

– Теперь я понимаю, милорд, какой именно голод тебя одолевает.

– Ты угадала: я так проголодался, что готов тебя съесть. – Ричард снова заключил ее в объятия и страстно поцеловал.

На мгновение она поддалась властному зову чувственности, но только на мгновение.

– Нас ждет Уил, – напомнила она Ричарду. – Кроме того, тебе следует подкрепиться. Мне бы не хотелось, чтобы у тебя случился голодный обморок.

Улыбка Ричарда была неотразимой.