— Не кажутся ли вам, Юрий Васильевич, несостоятельными и далеко не полными ваши вчерашние показания?

— Нет, не кажутся…

— Вы по-прежнему утверждаете, что встреча с незнакомцем в Гамбурге была единственной?

— Да…

— Никаких инструкций, указаний от него не получали?

— Нет…

— И сейчас не знаете, какой «фирме» вы посодействовали?

— Нет, не знаю…

— Вы не производите впечатления легкомысленного человека, Павлов. И вдруг закладываете контейнер с секретными документами и даже не знаете, для кого они предназначены. Неправдоподобно все это. Хотите знать, кому, какой фирме вы оказали услугу? Вот прочтите. — Следователь развернул газету, лежавшую у него на столе, что-то подчеркнул в ней и протянул Павлову.

Фломастером на газетной полосе было обведено сообщение Комитета государственной безопасности СССР. В нем говорилось: «11 сентября с. г. в районе Ленинграда при проведении шпионской акции были задержаны с поличным вице-консул генконсульства США Лон Дэвид Аугустенборг и его жена Денис Аугустенборг. В ходе расследования получены уликовые материалы, полностью изобличающие американского дипломата и его жену в осуществлении разведывательной деятельности, несовместимой с их официальным статусом.

За противоправные действия Л. Аугустенборг объявлен персона нон грата».

Павлов молча вернул газету.

— Теперь, Юрий Васильевич, внимательно выслушайте то, что я вам сейчас скажу. Давать показания ваше право, но не обязанность. Вы можете не отвечать на мои вопросы или говорить неправду, как вы это делаете сейчас. Ваше право. Но есть ли смысл пользоваться им в вашем положении? От этого ничего не изменится, вашу вину мы докажем. Подумайте, как вам дальше вести себя. Шанс у вас один. Не буду вас торопить. Подумайте. Хорошо подумайте, Юрий Васильевич. Будете готовы к разговору — дадите знать…

Павлов, не проронив ни слова, покинул кабинет следователя.

Думал Павлов недолго. Прав оказался майор, когда сказал генералу о способности Павлова быстро просчитывать ситуацию.

Следователю Седову позвонили из изолятора:

— Ваш подследственный нервничает, требует встречи с вами.

— Передайте: сегодня вызову, — ответил майор.

Во второй половине дня Павлов оказался в знакомом ему кабинете. На этот раз разговор он начал первым.

— Согласен с вами. Лгать или говорить полуправду в моем положении нет смысла… Я готов отвечать. Спрашивайте…

— Когда вы впервые вступили в контакт с представителями иностранной разведки?

— В конце марта 1982 года, в Гамбурге…

— Эта встреча была обусловлена?

— Да, я сам просил о такой встрече в своем письме.

— В каком письме?

— В моем письме в консульство ФРГ.

— Что это было за письмо, когда оно составлено и отправлено?

В протоколе ответ Павлова на этот вопрос выглядел так: «В октябре 1981 года, находясь в заграничном рейсе на научно-исследовательском судне «Профессор Визе», я оказался в городе Олесунне (Норвегия), где наше судно было на стоянке. По собственной инициативе тогда же я написал письмо в адрес консульства ФРГ, находившегося в Олесунне. В этом письме я предложил представителям ФРГ вступить со мной в контакт, сообщив о себе, что я работаю начальником лаборатории на «Профессоре Визе» и располагаю секретными сведениями».

И еще в этом письме Павлов написал о том, что ненавидит Советскую власть, нуждается в деньгах и не может реализовать себя как ученый. Никакого двусмыслия — все предельно ясно: готов служить. Не позабыл Павлов сообщить о дальнейшем маршруте «Профессора Визе» и о том, как узнать его: «Я буду одет в старое темное пальто, на голове — вязаная шапочка, в правой руке буду держать красочный буклет…»

Письмо в западногерманское консульство было опущено в почтовый ящик в Олесунне. Заметим — в самом начале первого рейса, на первой же стоянке «Профессора Визе» у зарубежного причала. Стоянка его в этом маленьком норвежском порту была недолгой — теплоход ушел по своему маршруту. В том рейсе судно еще дважды бросало якорь в зарубежных портах — сначала в Рейкьявике, затем в Гамбурге. Всякий раз Павлов с цветным буклетом в правой руке сходил на берег. Но ни в Рейкьявике, ни в Гамбурге никто не подошел к нему. Обескураженный, он вернулся в Ленинград.

Павлову было невдомек, что письмо, опущенное на почте норвежского городка, проделало немалый путь: оно прошло через десятки рук, прежде чем специалисты БНД — западногерманской разведки приняли решение: «С Павловым стоит иметь дело». И когда весной 1982 года «Профессор Визе» вновь ошвартовался в Гамбурге и Павлов сошел на берег, его уже ждали.

От самого порта до центра города за группой советских моряков, в которой находился Павлов, следовали двое мужчин. Один из них, постарше возрастом, шел почти рядом и всячески пытался привлечь к себе внимание Павлова: кивал головой, подмигивал. Второй, тот что помоложе, держался поодаль, но от группы не отставал. Павлову стало ясно, ищут встречи с ним.

В универмаге «Карштадт», куда вместе с товарищами зашел и Павлов, к нему, улучив удобную минутку, подошел один из неизвестных (Павлов будет его в дальнейшем называть «пожилой немец»), обратился к нему на плохом английском со словами: «Вы нам писали» — и показал надписанный рукой Павлова коричневый конверт от письма, опущенного прошлой осенью на норвежском берегу. Первая встреча-знакомство была недолгой. Павлов нервничал, «пожилой» во время разговора убеждал его: наши контакты полезны обеим сторонам, все будет хорошо, о вашей безопасности побеспокоились. «Пожилой» немец попросил к следующей встрече написать подробнее о себе, о своей научной работе. При расставании Павлов получил от него конверт. Вернувшись с берега, вскрыл его. В конверте были деньги. Павлов пересчитал — 800 западногерманских марок. Все оказалось проще, чем предполагал Павлов. С ним не церемонились.

«После встречи в Гамбурге в марте 1982 года и до мая 1983 года у меня состоялось семь встреч с представителями иностранной разведки в разных городах и странах. Эти люди не называли мне своих фамилий и должностей, но, общаясь с ними, я ясно понимал, что имею дело с представителями разведывательных организаций. Такой вывод я делал из самого характера и содержания наших контактов, из направленности задаваемых мне вопросов и получаемых мной инструкций.

В течение этого времени я неоднократно получал от них в устной и письменной форме вопросы, касавшиеся в основном военно-морской тематики…»

Теперь, казалось, Павлов стал называть своими именами собственные поступки, ясно охарактеризовал те отношения, в которые он по собственной воле вступил с представителями иностранной разведки. Одна только мысль не давала ему покоя: обо всем ли известно следствию, все ли стоит рассказывать? Став по убеждению предателем, от этих убеждений он избавлялся медленно, сдавая позиции одну за другой, но не капитулируя сразу.

— Как вы действовали после установления в марте 1982 года контакта с представителем спецслужб ФРГ? — спросил следователь, приступив к очередному допросу.

— В дальнейшем я действовал так, как мне это рекомендовалось моими новыми знакомыми. — После вчерашнего признания Павлов был готов к такому вопросу.

Выйдя из гамбургского порта, судно направилось в море для выполнения экспериментов, которые продолжались около месяца. Следующим портом стоянки был Рио-де-Жанейро. Сюда «Профессор Визе» пришел в апреле, дней на десять позже, чем предполагалось.

Перед тем как отправиться на берег, Павлов зашел в каюту и взял с собой печатную программу рейса и научно-исследовательских работ, проводимых на судне. Этот документ представлял собой около 30 страниц машинописного текста, излагавшего план и направление научных исследований. Здесь проводился расчет времени на каждую тему, упоминались даты посещения иностранных портов.

Предполагая, что в городе с ним может встретиться гамбургский знакомый, Павлов специально завернул программу в газету, соорудив из нее нечто вроде компактной пачки. Сунув ее в карман брюк, он сошел на берег. Выходя в увольнение, не забыл захватить и деньги — 800 западногерманских, марок, полученных в Гамбурге.