— А вот этого нам не нужно, — улыбнулся Верещагин и толкнул треугольник форточки. Влажный ветер с Невы залетел в кабину вместе со скороговоркой дождя и шумом шин по мокрому асфальту…
Черная «Волга» с эмблемой «Интуриста» была приткнута у бровки тротуара. Шофер дремал за баранкой. Верещагин постучал по стеклу и показал удостоверение.
— Новиков, — назвался водитель. — Михаил Григорьевич. От гостиницы «Астория».
— Давно здесь стоите?
— Часа два. Велено было подождать… Я что-то не так сделал?
— Нет, все нормально, — успокоил Верещагин. — Тот, с кем вы приехали, был один?
— Да. Хорошо говорит по-русски. И, видно, по этому адресу не впервые. Подсказал, как подъехать, где лучше встать.
— А скажите, Михаил Григорьевич, он с пустыми руками вышел или…
— «Дипломат» у него, черный. Замочек цифровой. По дороге журналы покупал, укладывал, так я обратил внимание.
— Какие журналы — не заметили?
— Заметил. «Авиация и космонавтика», несколько номеров. Еще, помню, удивился — странный какой-то иностранец. Другие открытки, сувениры берут в киосках, а этот…
— Ясно, спасибо, — перебил Верещагин. — Оставайтесь пока здесь, — добавил уже на ходу и посмотрел на циферблат «Электроники». Время пришло.
На тускло освещенной лестничной площадке стало темно, когда поднялась вся группа.
— Позаботишься о понятых, — сказал Верещагин лейтенанту Вотинцеву. Придавил кнопку звонка.
Мелодичная трель погасла за дверью. Потом раздались быстрые шаги. Щелкнул замок.
— Петров Геннадий Федорович? — спросил Верещагин и по тому, как дернулся уголок рта у открывавшего дверь, понял: Петров его узнал. У коллекционеров хорошая память. — Ознакомьтесь с постановлением, санкционированным прокурором…
Верещагин — остальные за ним — прошел в квартиру. Из магнитолы приглушенно звучала музыка, пахло свежесмолотым кофе. С дивана поднялся мужчина с дымящейся чашкой в дрогнувшей руке. Стекла очков блеснули, казалось, настороженно.
— Аккуратнее, не расплескайте, — посоветовал Верещагин, представляясь. — К вам у нас тоже будет несколько вопросов. Переводчик потребуется?
— Языком владею. — Карл Гест поставил чашку на журнальный столик, поправил галстук, застегнул жилет. — Говорю и читаю по-русски свободно.
— А пишете с ошибками…
Гест обернулся на голос. Верещагин незаметно показал лейтенанту кулак, но остановить его было невозможно. Стоя у полки с раскрытой на первой странице книгой, уже знакомой Сергею Ивановичу, «Красные звезды в небе», прочитал с расстановкой и видимым удовольствием:
— «Дорогому другу Гену…» Имя не в том падеже. Нужно…
— Простите несдержанность моего коллеги, — перебил Верещагин. — По дороге у него будет время принести свои извинения. Но раз уже коснулись… Подумайте, что вы сможете пояснить нам об этой книге и об этой надписи.
— Мы куда-то едем? — поднял плечи, словно поежился, Гест.
Вспыхнул блиц фотоаппарата — раз, другой. Таким он и останется на, фотографии в деле.
— Да, — ответил Верещагин. — Вы едете. А я задержусь. Поговорим немного позже.
— Но меня ждет машина. Там чемодан, вещи…
— С вашего разрешения мы их тоже осмотрим. И «дипломат».
— Я друг Советского Союза!
— Очень хорошо, — невозмутимо сказал Верещагин. — Значит, своими показаниями поможете следствию. Шифр замка назовите, пожалуйста…
— Там записи по делам нашей фирмы.
— Надеюсь, в них нет секрета. Ведь фирма, которую вы представляете, торгует с нами. Разве нет?
Гест откинул крышку кейса, церемонно наклонил голову и направился в прихожую, ровно держа спину, обтянутую хорошо сшитым пиджаком. Петров без слов поглядел вслед. И ему пора было собираться.
Сотрудники, приехавшие с Верещагиным, приступили к осмотру.
Тайник обнаружили на антресоли.
— Размер ниши десять на тридцать на полтора сантиметра, — деловито продиктовал лейтенант Вотинцев. — В ней находились… Так, четыре цветных слайда порнографического содержания, восемнадцать снимков боевых самолетов, отрезок отснятой пленки длиной…
— Дай-ка взгляну…
— Вот, Сергей Иванович.
Верещагин принял тугой рулончик, расправил на свет, удерживая кончиками пальцев. Самолеты: пара истребителей над морем. На других негативах — технологические чертежи последних модификаций «мигов». Придется поработать, покуда не выяснится, как попали в тайник чертежи, проследить путь каждой фотографии из тех, что спрятаны за обложками книг, определить источники секретных сведений, составивших картотеку — одиннадцать ящиков.
Долго и трудно… Впереди экспертизы, очные ставки, допросы свидетелей. Кропотливая и настойчивая работа. Но уже сейчас, просматривая пленки, Верещагин мог угадать финальные кадры этого дела…
Скрипнула, разматываясь, лента рулетки в руках лейтенанта Вотинцева, сверкнула сталью в свете ярких ламп.
— …длиной тридцать сантиметров.
А Верещагину вспомнилось: погожий осенний день, кордодром в затишье от ветра, звенящая модель — кругами в небе. Тогда никто не уловил момента, сломавшего полет. Очень быстро все свершилось: отрывистый металлический треск, и самолетик закувыркался, вмазался в проволочное ограждение. Ахнула, отхлынув, толпа. Человек в центре круга сжимал рукоятку управления. Оборванными паутинками взблескивали стальные нити, не выдержавшие напряжения.
«Предел есть у всего, — подумал Верещагин, — Даже у металла».
10
За окном было бело от косо летящего снега.
— Сергей Иванович, а на Неве — корабли.
— И что? — оторвался Верещагин от бумаг.
— Да так, к слову пришлось, — объяснил Вотинцев, заглянувший в кабинет на минутку. — Фотографию вот увидел на сейфе…
— Ясно, — кивнул головой Верещагин. — К параду готовятся.
— И с делом тоже полная ясность, — сказал Вотинцев. — Хорошо. Праздник можно спокойно встречать. Правда?
Верещагин молча пожал плечами. Вот оно — перед ним на столе — дело Петрова. Протоколы допросов, показания свидетелей, заключения экспертизы. Сброшюрованы в аккуратные тома. Фотографии и негативы в плотных конвертах. Счета на оплату переводчикам (Даниэл Риги продолжал слать письма из Италии) — на месте. Все документы в порядке. Сдать и забыть?
Не так-то просто. За ровными машинописными строчками многое вставало в памяти. С момента, когда Верещагин впервые встретился с Петровым, объяснявшим, как появился на страницах «Маринер рундшау» рисунок десантного судна, тот успел немало. Помимо сбора секретных сведений о советских ВВС нарушал правила о валютных операциях, распространял среди знакомых клеветнические книжонки о советском строе, полученные от Геста. Передал, как сформулировано это в обвинительном заключении, представителю иностранной организации данные о самолете Су-15.
Далеко завело увлечение, в основе своей имевшее как будто цель благородную, страсть чистую — любовь к авиации, стремление в моделях повторить прославленные самолеты — оружие Победы. Так начиналось… А завершилось торговлей секретами, изданной за рубежом книгой, на обложке которой размалеванный под акулу истребитель служит наглядной иллюстрацией тезиса буржуазной пропаганды об «агрессивной природе» русских. Вот тебе и «Красные звезды в небе»…
Явственно, как в дождливый вечер обыска, Верещагину припомнился самолетик, потерявший управление на кордодроме. Где, когда, в какой момент случилось подобное с Петровым, почему, хорошо зная о секретном характере снимков, отправлял их за границу?
На первом допросе Петров уверенно отвечал: «При случайных обстоятельствах…» Случайно очутились в конверте фотографии боевого самолета, приклеившись якобы к другим, историческим, случайно и сам Петров оказался на аэродроме с Саввичем, от случайных людей попадали в коллекцию снимки новейшей техники.
Когда случайностей так много, они становятся закономерностью. Доказательства этому были получены в ходе следствия. Пополняя собрание снимков и сведений об авиации, Петров не был тем бескорыстным чудаком, какими иногда представляют коллекционеров. Руководили расчет, желание получать больше, чем давать. Увеличивалась коллекция, рос авторитет среди тех, для кого свет в окне — количество редких фотографий, «предметников», и вместе с тем росло самомнение. Не случайно Петров вышел из общества коллекционеров, где все же существовали определенные рамки, стал «вольным стрелком», сам для себя определяя границы дозволенного. А точнее, преступив их. Не случайно переадресовал свою почту на чужой адрес, оборудовал тайник, комбинировал валютой.