«Сюда слетались не впервые…» Сюда слетались не впервые Драчливые тетерева. Им сосны нравились кривые И прошлогодняя трава. Слетались затемно, Сходились И славили весну и высь. И жаром зорь они светились И, как положено, — Дрались. Крыло в крыло — Сшибались гулко, Раскинув радугой хвосты… И никла дедовская «тулка», Не смея тронуть красоты… ВЕСНА
Скворцы на родину летят. В слезах зима лихая: Не дровни большаком скрипят, — Телега громыхает. И трактор, чуть засветит рань, Старается на пашне… Одна лесная глухомань Томится днем вчерашним. Но близок, Близок добрый день, Когда в лесных оврагах, Где затаились мрак да тень, Вскипит вода, как брага. Теплынью захлебнется стынь: Была, А вот — и нету! И жизнь сквозь бурые пласты Пройдет, Пробьется к свету. «Осин промерзлых горестные почки…» Осин промерзлых горестные почки Жует сохатый замшевой губой. Давным-давно Он бродит в одиночку, Беду и радость Делит сам с собой. У ельника в затишке греет тело На предвесеннем солнышке скупом. Но изморозь, Что по хребту осела, Не растопить и мартовским теплом. И даже к шуму леса Равнодушен: Не слышит потревоженных сорок И грохота машинного дорог. Он лишь безмолвью ельника Послушен. Стоит, жует… О, эта сила сока, Что бродит тайно в почках молодых! Она ударила по жилам током И заискрилась на боках крутых. И вздрогнул лес От радостного грома. Пропала белка молнией в снегах. Весенний зов, Как солнышко, весомо Несет сохатый на крутых рогах. ЯГОДА ГОНОБОЛЬ Я пришел на вырубку Поутру В жаркую малиновую Гущару. Ягода-кровинушка — Знай бери. Про люли-Малинушку Лопочут глухари. Я не буду слушать Старых глухарей, Только ты, сладобушка Приголубь-согрей! А за той за вырубкой Зеленючий мох. Что ни кочка-выскочка — То подвох. Стелются багульника Сизые леса, Гоноболи-скромницы Синие глаза. Припаду я к синим — Буду пить и пить. Мне без Гоноболины Не прожить. Закружила голову, Остудила боль. Ох, пьяна ты, ягода Гоноболь! «Я лежу у синя моря…» Я лежу у синя моря — Пообжарился слегка. Вот бы, дедушка Егорий, И тебе погреть бока. Полежать бы в белой пене На песке, как на полку. В небо выставив колени, Словно в баньке к потолку. Окунуться бы для пробы В моря Черного теплынь, Может, давние хворобы Смыла б ласковая синь. Только где тебе, трудяге… Пишешь мне: Не те лета. Да к тому ж Без старой тяги Наше поле — сирота. Прописали деду ванны С давних пор У тех болот, Где и за полдень туманы Жарким солнцем не проймет, Но Егорий не в обиде, Лишь бы я писал ему. Он с письмом к соседу выйдет, Растолкует, Что к чему. Словно сам на синем море Грел ребрастые бока… Ты прости меня, Егорий, Не считай за чудака. «Разукрашена, будто на свадьбу…» Разукрашена, будто на свадьбу, Свет-земля в дорогие дары. Землякам эту яркость видать бы, Эту зелень Осенней поры. В черноморской октябрьской теплыни Услыхать бы им скрипки цикад!.. У моей северянки-Псковщины Догорает теперь листопад. В поле лужица, Ямка любая Застеклела, Закована в лед. А на юге вода голубая Искрит радуги, Песни поет. По-над морем светлынь — И в июле Северянке не снилось такой! Но меня в этом блеске И в гуле Приласкало нежданно тоской. «Я гляжу на море и свечусь…» Я гляжу на море и свечусь Тихой переменчивостью света: На прибрежье катит, Катит грусть, Желтым жаром осени согрета. А в просторах, Рыже-зелена, Поднялась и будто бы застыла, Исподволь накапливает силу Глубины Ленивая волна. Горизонт подернут синевой, Горизонт — задумчиво-седой. Море это, Небо ль? Разберись! Смотришь — Будто сам взмываешь ввысь. |