Жорж завладел рулем и с видимым удовольствием пустился на поиски приключений. Он заметил автомобиль, в котором сидели две девушки, и принялся энергично их преследовать. Ему удалось несколько раз стукнуть их машину, и, когда удар получался особенно сильным, это вызывало у него веселые взрывы смеха. Девицы, раззадорившись, стали в свою очередь преследовать его, но он ловко уклонялся от их ударов и, отъехав на безопасное расстояние, иронически помахивал им рукой. Оглушенный шумом и криками, Бруно сидел в машине и не принимал участия в игре. В голове у него звучали слова, услышанные в течение дня, — они исчезали, снова появлялись, сливались в своеобразную песенку. «Всегда одевались в черное в мои времена крестьяне, — говорил Милорд, — а теперь у них денежки, видать, завелись в кармане». «Деньги и еще кое-что», — вздыхала Сильвия. «До чего же удивительна эта женщина-змея, — вторил ей Юбер, — кожа в клеточку расчерчена, как лягушка, зелена».

Особенно сильный удар заставил Бруно повернуть голову. Он увидел Юбера, который, нанеся удар, поворачивался к ним другим бортом. Юбер смотрел на Бруно и громко смеялся; одной рукой он обнимал за плечи Сильвию, другой управлял машиной. Жорж тотчас ринулся преследовать брата, Бруно же интересовала только рука, лежавшая на плечах Сильвии, он не мог оторвать от нее глаз. В голове опять зазвучала какая-то нелепая песенка:

Наконец автомобильчики перестали носиться по площадке; Бруно вылез, отказавшись ехать по второй раз. Он облокотился о балюстраду возле Милорда.

— Чрезвычайно удобное место для наблюдений, заметил тот, — оно ниже площадки, и, когда амазонки с развевающимися юбками мчатся, спасаясь от преследований Жоржа, можно увидеть много интересного.

Кстати, когда два часа спустя Тианжи вместе с Бруно зашли в ресторан-дансинг, решив провести там вечер, они вновь увидели амазонок. Мест было приятное: из садика, расположенного террасами на вершине самого высокого холма, недалеко от статуи маршала Фоша, открывался вид на равнину Фландрии, затянутую синеватой дымкой, сквозь которую, по мере того как смеркалось, проступали огненные точечки. Народу было много — мужчины сидели без пиджаков и вели себя довольно шумно. При свете фонариков танцевали парочки, в темных углах целовались. Усталых и злых официантов приходилось окликать по десять раз, чтобы подозвать к столу.

Проследив за своими амазонками и увидев, что они обосновались за соседним столиком, Жорж пригласил наиболее эффектную из них танцевать. Бруно безразличным взглядом наблюдал за их передвижением по площадке, как вдруг, к своему удивлению, заметил возле них Милорда с Сильвией. Он понял, что остался наедине с Юбером, и ему стало не-по себе. Делая вид, будто его интересуют танцующие парочки, он исподтишка рассматривал своего соседа, пытаясь решить вопрос, ненавидит он его или нет.

Юбер много пил в тот вечер; лицо его побагровело, на ухо свисала длинная прядь волос, он смотрел прямо перед собой и неизвестно чему улыбался. Прищурившись, чтобы дым от сигареты, приклеившейся к губе, не мешал смотреть, он, казалось, не замечал тягостного молчания, которое все сильнее и сильнее действовало Бруно на нервы. Время от времени Юбер рассеянно подносил руку к кусочку пластыря, прилепленному на подбородке. Возможно, он подсчитывал в уме произведенные за день расходы, так как уже дважды доставал из кармана записную книжечку и вписывал в нее длинные колонки цифр. Да, Бруно ненавидел его и, несмотря на все, что, говорила ему Сильвия, не испытывал к нему никакой жалости.

Лишь возвращение Сильвии и Милорда вывело Юбера из задумчивости. Когда Сильвия проходила мимо, он наградил ее легким шлепком — этот жест собственника глубоко возмутил Бруно — и насильно усадил рядом с собой. Он снова обнял ее за плечи. Сердце Бруно разрывалось на части, он не осмеливался поднять на Юбера глаза, но слышал все, что тот говорил Сильвии.

— До чего же хорошо танцует моя женушка! Но благоразумно ли это делать, когда… Правда ведь?

В эту минуту Милорд дотронулся до руки Бруно, — тот вздрогнул. Дипломат все еще тяжело дышал.

— Я уже стар для этого вида спорта, — заметил он. — Пригласите-ка лучше вы Сильвию. Или вы ждете, чтобы вам об этом сказали? Я считал вас более галантным молодым человеком.

Оркестр заиграл би-боп: в его исполнении танец звучал необычно, в замедленном ритме, похожем на вальс. Жорж, не расстававшийся со своей партнершей, был единственным, кто танцевал его по всем правилам — точно марионетка, которую дергают за ниточки. Остальные пары лишь усердно тряслись в такт музыке.

— А ты, Юбер, почему не танцуешь? — спросила Сильвия, догадавшись, в каком затруднительном положении находится Бруно.

— Я предоставляю это молодым людям, — ответил Юбер, показав пальцем на Бруно. На лице его появилась саркастическая усмешка. — Ведь их для этого и приглашают, как-никак! Мы — мужья — устарели, покрылись ржавчиной, где уж нам нравиться дамам! Ну как, Бруно, решился?

— Если Сильвия окажет мне эту честь, — процедил сквозь зубы Бруно.

И он пошел вслед за Сильвией, пробиравшейся сквозь лабиринт столиков. Когда они наконец добрались до площадки, би-боп закончился, но оркестр сразу же заиграл фокстрот. Танец не увлекал Бруно, не доставлял ему никакой радости, и он злился на Сильвию за то, что она вытащила его. Конечно, он обнимал ее, но на виду у всех, под взглядами Юбера и Милорда, и это парализовало его, сковывало его движения. Весь день он томился желанием побыть с Сильвией наедине, и теперь, когда наконец мог говорить с ней, не боясь, что их подслушают, был настолько раздражен, что на ум ему шли одни лишь упреки, а посему он предпочитал молчать. После каждого круга он посматривал в сторону стола, где сидел Юбер, но всякий раз взгляд его встречался лишь со взглядом Милорда. Во время танца он старался держаться подальше от Сильвии, а она крепко сжимала его руку. Она улыбалась, и молчание, казалось, нисколько не тяготило ее.

— Ты очень хорошо танцуешь, Бруно, — нежно проговорила она наконец. — Но со стороны, наверное, кажется, будто ты побаиваешься меня.

— Нисколько! — сухо возразил он. — Почему я должен тебя бояться? Я никого не боюсь. — Долго скрываемое раздражение вырвалось наружу, голос его задрожал. — Хватит с меня, слышишь, хватит с меня всего этого: намеков твоего свекра, выходок Юбера, пошлостей Жоржа, твоей и моей лжи. Хватит, я их щадил, а теперь мне хочется крикнуть им в лицо правду.

— Что ты, Бруно, — сказала Сильвия с мольбою в голосе, подняв на него глаза, — не надо! Я понимаю, что тебе больно быть в одной с ними компании, но ведь мы вместе, в первый раз в жизни мы танцуем, и разве это не самое главное? Не обращай внимания на Юбера и Милорда…

Она смотрела на него, глаза ее блестели, губы были полуоткрыты.

— Легко сказать, — пробурчал Бруно. — Он обнимает тебя у меня на глазах…

Он вдруг умолк, взволнованный сознанием, что ведь и он обнимает Сильвию, что рука его лежит на ее спине. Что ее грудь касается его груди. Их толкали, прижимали друг к другу.

— Что он имел в виду, когда советовал тебе быть благоразумной во время танцев?

— Это Юбер так шутит! — сказала Сильвия. — Пожалуйста, не придумывай того, чего нет, мой дорогой Бруно. Это не то, что ты думаешь, клянусь тебе. — Лицо ее теперь было у самого лица Бруно, устремленные на него глаза горели. — Я не хочу, чтобы ты мучился из-за меня.

Фокстрот кончался, и Бруно еле сдержал желание изо всех сил сжать в объятиях свою партнершу. Времени оставалось совсем немного, и, если Бруно намеревался сказать Сильвии то, о чем он думал с самого утра, надо было спешить.

— Сильвия, милая Сильвия, — с жаром сказал он, — давай уедем, хорошо, ты согласна? Я буду ждать тебя столько, сколько потребуется, много-много лет, если нужно, но окажи мне, что настанет день, когда мы соединимся навсегда.