Присутствующие дружно ахнули, но Усрет коротко кивнула мне, давая понять, что я должна улыбнуться на прощание и уйти; оставляя за спиной любопытные лица, я вдруг поняла, что некая важная часть моей жизни только что закончилась. Меня больше никогда не будет поджидать очередной наставник. И хотя я была уверена, что по окончании учебы буду чувствовать себя как дикий зверь, вырвавшийся из клетки, сейчас мне казалось, что я больше похожа на птенца, которого вытолкнули из гнезда и приказали лететь самостоятельно.

Вслед за Усрет я двинулась по тропинке, идущей вдоль берега озера. Сердце мое готово было выскочить из груди, но она сохраняла обычную невозмутимость, что, казалось, намекало на какую-то неведомую, но великую цель.

– Сегодня утром я разговаривала с Мерит, – спустя некоторое время проронила жрица. – Вещи, которые понадобятся тебе в первую очередь, уже уложены, и, как только их погрузят на корабль Хатхор, мы отплывем.

Река разделяла Фивы на две половины. На западном берегу Нила расположился дворцовый комплекс Малката, а на восточном находились все четыре наших самых почитаемых храма. У каждого храма имелся собственный корабль, и как раз на нем Усрет каждый день прибывала в Зал для приемов или по вечерам – в Большой зал, когда хотела повидать брата. Похоже, взрослая жизнь подразумевала пребывание в постоянном движении. Целых четырнадцать лет я прожила в одной и той же комнате во дворце, а теперь, на протяжении каких-то двух недель, сменю место жительства уже дважды. Пожалуй, Усрет понимала меня куда лучше, чем хотела показать, потому что голос ее смягчился.

– Очередной переезд и прощание окажутся совсем не такими ужасными, как ты себе представляешь, – пообещала она.

Во дворе, где находились мои покои, уже собрались несколько человек, наблюдая за тем, как слуги укладывают мои вещи. Я заметила среди них Рамзеса и Ашу, и сердце замерло у меня в груди.

– Нефер! – воскликнул Аша, и Усрет выразительно приподняла брови.

– Нефертари, – поправила она его, подойдя к нему вплотную. – В Храме Хатхор к ней станут обращаться именно так, – пояснила Усрет. – Рамзес. – Жрица склонилась в вежливом поклоне перед племянником. – Я оставлю тебя, чтобы вы попрощались.

Усрет скрылась в моих покоях, и Рамзес с Ашей заговорили одновременно:

– Что она имеет в виду?

Я пожала плечами:

– То, что я уезжаю.

– Уезжаешь куда? – выпалил Рамзес.

– В Храм Хатхор, – сказала я.

– Что? Ты хочешь стать жрицей? Мыть плитку и воскурять благовония? – спросил Аша.

Я была уверена, что испытанный им шок отчасти объяснялся тем, что обучение жрицы занимало целых двенадцать месяцев. И хотя выходить замуж им не возбранялось, многие жрицы не спешили связывать себя узами брака.

Я постаралась отогнать от себя мысль о том, что поступаю неправильно.

– Да. Или, например, стать храмовым писцом.

Рамзес взглянул на Ашу, чтобы понять, верит ли тот во все это.

– Но почему?

– А что еще мне остается? – печально и торжественно вопросила я. – Мне нет места в этом дворце, Рамзес. Теперь ты женат и принадлежишь Залу для приемов. А скоро вообще отправишься с Ашей на войну.

– Но она же не будет длиться целый год! – заявил Рамзес. Во двор вошла Исет и, увидев Рамзеса со мной, замерла на месте. – Исет, – окликнул он ее, – подойди и попрощайся.

– Как? Разве принцесса покидает нас? – осведомилась она.

– Она отбывает в Храм Хатхор, – ответил Рамзес с таким видом, словно до сих пор не мог поверить в происходящее. – Чтобы стать жрицей.

Подойдя ко мне, Исет постаралась изобразить сочувствие.

– Рамзес очень расстроится, когда ты уедешь. Он все время рассказывает мне о том, что ты для него – как младшая сестра. – При слове «младшая» она улыбнулась, и я поспешно прикусила язык, чтобы не сказать какую-нибудь гадость. – Какое несчастье, что мы не узнали об этом заранее. Можно было бы устроить прощальный пир. – Она взглянула на Рамзеса из-под длинных ресниц. – В конце концов, она ведь не вернется к нам.

– Разумеется, вернется, – огрызнулся Рамзес. – Обучение жрицы длится всего лишь год.

– Но ведь затем она уже будет служить Хатхор. На другом берегу реки.

Он быстро заморгал, и на миг мне показалось, что он готов обнять меня, пусть даже на глазах у Исет. Видела я и то, что и Аша хочет сказать мне кое-что. Но тут появилась Усрет, за которой шла Мерит во главе целого каравана слуг, нагруженных корзинами.

– Вы сможете навещать ее в любое время, – пообещала Усрет. – Идем, Нефертари. Лодка ждет.

Я завела руки за шею и сняла простенькое ожерелье из конского волоса, которое Мерит ненавидела всей душой.

– А это что такое? – презрительно ухмыльнулась Исет.

– Это я сделал для нее, – с вызовом заявил Рамзес, после чего встретил мой взгляд.

– Да. Когда мне было семь. – Я улыбнулась. – И теперь я хочу, чтобы ты оставил его себе. На память обо мне.

Я вложила ожерелье ему в ладонь, и мне понадобилось все мужество, чтобы не взглянуть в его опечаленное лицо, когда я направилась к пристани. С палубы корабля Усрет я оглянулась на жизнь, которую знала до мелочей. С берега мне махали Рамзес и Аша, и к ним присоединилась небольшая группа учеников из эдуббы.

– Ты поступила очень умно, когда отдала ему ожерелье.

Я молча кивнула, думая, что поступила так не от большого ума, а от большой любви, и Мерит положила руку мне на плечо.

– Это не навсегда, моя госпожа.

В ответ я лишь крепче сжала губы. Глядя на удаляющийся берег, я заметила, что там осталась лишь одна фигурка. Она была одета в красное.

– Хенуттави. – Усрет проследила за моим взглядом и кивнула. – Она думает, что ты признала поражение и отступила, что теперь лишь вопрос времени, когда Рамзес забудет тебя окончательно и обратится к Исет за дружеским общением.

Я стала молиться про себя, чтобы она ошиблась, но прикусила язык, поскольку теперь мне оставалось надеяться только на Усрет.

Путешествие до Храма Хатхор было недолгим, а когда корабль приблизился к пристани, Мерит поднялась со своего места, чтобы полюбоваться на лес гранитных колонн, вздымающихся над выложенным полированной плиткой двором.

– Неудивительно, что сестра завидует ей, – прошептала она так, чтобы Усрет не услышала.

Башни храма пронзали небо, а внизу, у их подножия, рабочие в голубых юбках ухаживали за платановыми рощами Хатхор. Свежие побеги священных деревьев богини сверкали изумрудной зеленью, как драгоценные камни.

– Удивлены? – спросила у нас Усрет.

Мерит сказала:

– Я знала, что это самый большой храм в Фивах, но и представить себе не могла…

Усрет улыбнулась:

– К Хатхор за месяц приходят больше паломников, чем в Храм Исиды за полгода.

– Потому что Храм Хатхор больше? – полюбопытствовала я.

– Потому что паломники знают: когда они приносят в дар дебены или ляпис-лазурь, – ответила Усрет, – их подношения будут использованы на то, чтобы сохранить красоту богини, ее рощ и храма. А вот когда паломники приходят в Храм Исиды, их подношения переплавляются в драгоценности, которые Хенуттави надевает на празднества, устраиваемые моим братом. Самая красивая комната в храме моей сестры – вовсе не внутреннее святилище Исиды. Это ее собственные покои.

Только теперь, когда мы подошли к пристани, стало возможно по-настоящему оценить, насколько велик Храм Хатхор. Солнечные лучи позолотили раскрашенные колонны, и каждую из них, выложенную из песчаника, венчало позолоченное изображение богини-коровы. Наш корабль встречала дюжина жриц Хатхор, а на берегу застыли слуги, ожидая, когда можно будет разгрузить наш багаж.

Одна из молодых женщин, облаченная в голубые одежды Хатхор, подошла к нам с парой сандалий в руках и протянула их Мерит со словами:

– В Храме Хатхор кожа запрещена. Сандалии должны быть сделаны из папируса.

– Благодарю тебя, Алоли, – сказала Усрет. Молодая жрица поклонилась, и ее рыжие кудряшки затанцевали при этом движении. – Ты не могла бы отвести госпожу Мерит и принцессу Нефертари в отведенные для них покои?