– Но не за теми, кому исполнилось всего шесть лет от роду! – воскликнул Рамзес. – Особенно после того, как я молил Амона сохранить ей жизнь.

Старая жрица хрипло рассмеялась.

– Боги не слушают детей! Какие великие дела ты совершил, чтобы Амон услышал тебя? Какие войны выиграл? Какие монументы воздвиг?

Я спряталась за спину Рамзеса, стараясь укрыться в тени его плаща. Мы оба замерли.

– Где мог Амон услышать твое имя, – требовательным тоном продолжала жрица, – чтобы различить его среди тысяч тех, кто умоляет его о помощи?

– Нигде, – долетел до меня шепот Рамзеса, и старая жрица решительно кивнула.

– Если боги не смогут узнать ваших имен, то никогда не услышат и ваших молитв, – предостерегла она.

– Стойте смирно, – велел мне Пазер.

Хотя он был всего лишь моим наставником и не мог приказывать принцессе, я знала, что в случае неповиновения мне предстоит переписать несколько лишних строчек. Я перестала переминаться с ноги на ногу и замерла в своем расшитом бисером платье вместе с другими детьми из гарема фараона Сети. Но в тринадцать лет я отличалась изрядной непоседливостью. Кроме того, отсюда мне был виден лишь позолоченный пояс женщины, стоявшей впереди меня. Ее облачение из белого полотна покрывали большие пятна пота, который стекал по ее шее из-под парика. Как только мимо нас в составе царской свиты пройдет Рамзес, придворные смогут спастись от жары, последовав вслед за ним в прохладу храма. Вот только процессия двигалась ужасно медленно. Я подняла глаза на Пазера, который высматривал, как бы половчее пробраться в первый ряд толпы.

– Теперь, когда Рамзес стал соправителем, он больше не будет учиться с нами? – поинтересовалась я.

– Да, – рассеянно отозвался Пазер. Взяв меня за руку, он стал проталкиваться сквозь людское море. – Дорогу принцессе Нефертари! Расступись!

Женщины с детьми подались в стороны, и мы наконец оказались на самом краю широкой дороги. Вдоль Аллеи Сфинксов, на всем ее протяжении, курились благовониями высокие кувшины, наполняя воздух священным ароматом кифи, отчего сегодняшний день должен был непременно стать успешным и благоприятным. Медные звуки горнов заполонили собой все пространство улицы, и Пазер вытолкнул меня вперед.

– Приближается принц!

– Я вижу принца каждый день, – неожиданно для себя самой сказала я.

Рамзес был единственным сыном фараона Сети, и теперь, когда ему исполнилось семнадцать, детство его осталось позади. Больше не будет совместных занятий в эдуббе, школе писцов, как и совместной охоты после обеда. Посему его коронация не вызывала у меня особого интереса, но когда он появился вдали, даже я затаила дыхание. Начиная с широкого темно-голубого воротника, облегавшего его шею, и до золотых браслетов на щиколотках и запястьях, тело его было сплошь покрыто драгоценными каменьями. Его рыжие волосы сияли на солнце подобно начищенной меди, а на поясе висел тяжелый меч. Тысячи египтян дружно подались вперед, чтобы получше рассмотреть его, а когда Рамзес проходил мимо в составе процессии, я потянулась, чтобы дернуть его за волосы. Хотя Пазер сердито ахнул от неожиданности, фараон Сети рассмеялся, и шествие остановилось.

– Малышка Нефертари. – Фараон потрепал меня по голове.

– Малышка? – Я обиженно выпятила грудь. – И никакая я не малышка. Мне уже исполнилось тринадцать, а через месяц стукнет четырнадцать.

Мое упрямство изрядно позабавило фараона Сети, и он коротко рассмеялся.

– Ладно, ты малышка только по росту. А где же твоя непреклонная нянька?

– Мерит? Во дворце, готовится к празднеству.

– Что ж, передай Мерит, что сегодня вечером я желаю видеть ее в Большом зале. Мы должны научить ее улыбаться так же очаровательно, как ты. – Он ущипнул меня за щеку, и процессия продолжила движение в прохладные глубины храма.

– Держитесь рядом со мной, – распорядился Пазер.

– Почему? Раньше вы никогда не указывали мне, куда идти.

Толпа придворных подхватила нас и внесла в храм, и наконец-то тяжелая дневная духота осталась позади. Жрец Амона в длинном белом одеянии быстро провел нас по тускло освещенным коридорам во внутреннее святилище. Я прижала ладонь к холодным каменным плитам, на которых были высечены раскрашенные изображения богов. На их лицах навеки застыло выражение радости, словно они были счастливы видеть нас.

– Осторожнее с рисунками, – резко предостерег меня Пазер.

– Куда мы идем?

– Во внутреннее святилище.

Проход расширился и привел нас в сводчатую палату. По толпе прокатился удивленный шепот. Гранитные колонны вздымались ввысь, теряясь в полумраке, а крыша, выложенная голубой плиткой, оказалась инкрустирована серебром, имитирующим звездную россыпь на ночном небе. На разрисованном возвышении в ожидании застыли жрецы Амона, и я с грустью подумала о том, что теперь, став соправителем, Рамзес уже не будет тем беззаботным принцем, с которым я играла на прибрежных болотах. Впрочем, в школе писцов были и другие дети, и я принялась высматривать в толпе кого-либо из друзей.

– Аша! – позвала я одного из них, и, увидев меня с наставником, он принялся пробираться к нам сквозь толпу.

Как обычно, его черные волосы были заплетены в косичку, которая на охоте беспощадно колотила его по спине подобно хлысту. Хотя нередко именно выпущенная им стрела приносила нам желанную добычу, он никогда не приближался к ней первым, отчего фараон прозвал его Аша Осторожный. Но насколько Аша был осторожен, настолько же Рамзес был порывист и импульсивен. Во время охоты он неизменно стремился стать первым, даже в самых опасных случаях, и собственный отец называл его не иначе как Рамзес Безрассудный. Разумеется, это было прозвище сугубо для личного употребления, и, кроме фараона Сети, так его не осмеливался называть больше никто. Я улыбнулась Аше, а вот Пазер окинул его далеко не дружелюбным взглядом.

– А почему ты не стоишь вместе с принцем на возвышении?

– Но ведь церемония начнется только после того, как протрубят горны, – пояснил Аша. Когда Пазер в ответ лишь вздохнул, Аша обратился ко мне: – В чем дело? Разве ты не рада?

– Чему я должна радоваться? – язвительно осведомилась я. – Тому, что Рамзес теперь все свое время станет проводить в Зале для приемов, а ты меньше через год присоединишься к армии?

Смутившись, Аша неловко поправил свою кожаную пектораль.

– Собственно говоря, если я хочу стать полководцем, то мое обучение должно начаться уже в этом месяце, – пояснил он. Но тут взревели трубы, а когда я открыла рот, чтобы запротестовать, он отвернулся. – Время!

И его длинная косичка затерялась в толпе. В храме воцарилась напряженная тишина, и я посмотрела на Пазера, который старательно избегал встречаться со мной взглядом.

– А что она здесь делает? – прошипел кто-то сзади, и мне не пришлось даже оборачиваться, чтобы понять: женщина имеет в виду меня. – В такой день она может только принести несчастье.

Пазер покосился на меня сверху вниз, жрецы затянули славословие Амону, и я притворилась, будто не услышала шепота за спиной. Вместо этого я стала смотреть, как из теней вышел верховный жрец Рахотеп. С плеч его свисала шкура леопарда, а когда он стал медленно подниматься на возвышение, дети, стоявшие рядом со мной, испуганно отвели глаза. На его лице не дрогнул ни один мускул, как у маски, застывшей в вечном оскале, а левый глаз по-прежнему оставался красным, как сердолик. Внутреннее святилище заполонил тяжелый аромат благовоний, но Рахотеп, похоже, его попросту не замечал. Он поднял вверх хеджет, белую корону фараонов Верхнего Египта, и не моргнув глазом водрузил ее на голову Рамзеса.

– Да смилуется великий бог Амон над Рамзесом Вторым, который сейчас стал фараоном Верхнего Египта.

Придворные разразились громкими приветственными криками, а у меня упало сердце. Я принялась обмахиваться, отгоняя от себя едкий запах духов, которыми разили подмышки женщин, а дети с трещотками из слоновой кости захлопали ими, создавая шум, который заглушил все прочие звуки в помещении. Сети, который отныне остался всего лишь правителем Нижнего Египта, широко улыбнулся. И тогда сотни придворных двинулись с места, грозя раздавить меня меж своих поясов.