Коллекционер Максим Боксер предложил идею надувной луны. Надуть ее, как шар, и засунуть туда лампочки. Но этот оригинальный проект был технически невозможен – создать крепкую резиновую форму в виде месяца без предварительных полевых испытаний было бы рискованно.

Тогда Леня решил сделать Луну из четырех частей, а потом собрать ее уже на борту шхуны. Целую неделю он занимался инженерными изысканиями по конструированию Portable Moon – так она теперь называлась.

Перед самым отлетом в его мастерской лежали два рога и два изогнутых ящика, которые при соответствующей сноровке можно соединить винтиками, склеить и обтянуть матовой тканью. Внутри должны быть вставлены маленькие лампочки-диоды. Предварительные испытания показали, что, может быть, удастся возжечь Луну не только в Европейской части и в Южном полушарии, но и над Северным Ледовитым океаном.

Дэвид Баклэнд приветствовал смекалку русского Кулибина и обещал обеспечить объект автономным источником питания.

Луна была упакована в чемодан, в нее мы засунули сапоги, свитера и шапки, напихали туда моих шоколадок и сухарей, втиснули всякие проводки, лампочки, отвертки, шурупы и все остальное, что обычно бывает у Луны внутри.

– А если меня спросят на таможне, что это, – говорил Леня, – скажу, что это каяк. Что я его склею и поплыву по Баренцеву морю.

И вот мы прилетаем в Осло, разгружаемся, Леонида представляют Дэвиду, и тот спрашивает:

– Where is your moon, Leonid?

– Here it is, – отвечает Леня, показывая на чемодан. – My moon is in the suitcase!

«Моя Луна в чемодане, сэр!..»

Экспедиция «Саре Farewell» стартовала из столицы Норвегии. Почти вся команда прибывала туда из Лондона, а мы, москвичи, воссоединились с ними только в аэропорту Осло.

Одно за другим возникали перед нами одухотворенные лица организаторов экспедиции.

Руководитель – загадочный Дэвид Баклэнд.

Рут Литтл. Это ж надо, с таким непритязательным именем быть столь разносторонним художником, скульптором, хореографом, прозаиком, драматургом, завлитом Лондонского Королевского театра, а также камертоном, настраивающим участников экспедиции на радостное и гармоническое существование.

Нина Хорстман, ас общения, она до того была необходима всем и каждому, что даже заметила с грустью:

– Никто со мной не присядет поболтать, а только зовут отовсюду, окликают: «Нина!», «Нина!», «Нина!..»

Нина-альпинистка, поэтому знала не понаслышке, что человеку понадобится позарез в таком долгом и непредсказуемом походе. Только благодаря ее терпению и заботе все эти рассеянные с улицы Бассейной хоть как-то укомплектовали свои баулы и чемоданы. Для пущей наглядности она фотографировала вещи, которые следовало взять с собой, подробно описывала каждый предмет, просила ни в коем случае не позабыть бинокль или подзорную трубу. В суровых инструкциях, которыми Нина бомбила нас из лондонской ставки, был трогательный пункт: «Захватите свои любимые лакомства…»

Сердце мое дрогнуло, я побежала в магазин и накупила там сахарных сухарей, вафель и шоколада на месяцы плавания в северных широтах. Видимо, от волнения за неделю перед отъездом я все подчистую съела. Пришлось второй раз бежать.

Теперь поистине святая троица, знакомая лишь по фотографиям и письмам, явилась нам во плоти, озарила своим присутствием – вместе с другими участниками экспедиции, среди которых были изысканные англичане, задумчивые канадцы, морально устойчивые немцы, волоокая испанка благородных кровей, океанолог, доктор биологии госпожа Иглесиас-Родригес и птицы высокого полета из Америки – темнокожий Пол Миллер (знаменитый на весь мир DJ Spooky – правда, он не позволял так к нему обращаться в частных беседах), и настороженная, как варакушка, светоносная Синтия Хопкинс, певица, поэт и композитор с зачехленным аккордеоном на спине и банджо на плече. Всего нас было двадцать растерянных мореплавателей из самых разных концов света.

Ну, мы друг другу улыбались – изо всех сил, пытаясь показать свое расположение и выразить надежду, что люди Земли, по крайней мере, эта странная компания неопределенного рода занятий – родные братья. Что мы, русские, на сей раз настроены весьма миролюбиво и в наши ближайшие планы не входит делить с ними шельфы Арктики.

Я даже совсем не к месту вспомнила: когда у меня брал интервью писатель Дмитрий Быков, он сказал:

– Вы все время улыбаетесь. А ведь некоторых людей это раздражает.

– Почему? – говорю. – Есть такая корейская пословица: «Разве в улыбающееся лицо плюнешь?»

– Плюнешь! – радостно ответил Быков, потирая ладони. – Еще как плюнешь!!!

Слава Аллаху, к нашей моряцкой братии этот разговор не имел никакого отношения. Многие друг друга обнимали, совершенно незнакомые люди. Я, конечно, тоже не удержалась, схватила и крепко обняла одного гладко выбритого англичанина с безупречными манерами, более того – запечатлела на его щеке столь жаркий поцелуй, что англичанин зашатался от неожиданности.

Жертвой моей безудержной любви к человечеству оказался английский поэт Ник Дрейк – судя по его славной фамилии, доблестный потомок британских пиратов. Всех остальных от моих безумных объятий и поцелуев спасло то, что объявили посадку на самолет.

Путь наш лежал в Тромсё, почти самую северную оконечность Скандинавского полуострова. Дальше предстоял ночной перелет в городок Лонгиербюен на юго-западе архипелага Шпицберген. А там, в Лонгьире, как его называют бывалые люди, на берегу Гренландского моря уже разводил пары двухмачтовый парусник «Ноордерлихт».

У всех у нас этот корабль был уж на устах и во снах, и на рабочем столе ноутбуков, маячил вдалеке на кромке ледяной пустоши, сквозь снегопад едва были различимы его туманные очертания, которые мы посылали своим друзьям и любимым вместе с неодолимой его окружавшей белизной и океанским простором.

«Толя, – писала я, – Саша, пока! Я уплываю на Северный полюс.

Вот он, мой кораблик, стоит и ждет меня!..»

«Ну, Марина, ну даешь!!! На полюс…))) – отвечал Саша Нариньяни, издатель буддийских манускриптов, брат мой на пути к горнему. – Хоть мы, как буддисты-адвайтисты-мадхьямики, чужды крайностям и тем паче полярностям, но на Северный полюс двинуть – это святое!!!))) Только тогда ведь придется потом и на Южный сплавать, и унять резонанс, воцерквившись экваториально.)))

Я буду ждать фото/видеоматериалов, по мере вашего продвижения во льдах к теменной чакре планеты…

Всех благ вам и семи футов под килем.

Саша фром Раша».

«Марина привет! – отзывался брат на пути к горнему Дэвида Баклэнда, географ и гляциолог Толя Топчиев. – Теперь я поверил, что вы действительно собрались в Арктику. Страшновато за вас стало. Я-то знаю этот мгновенный переход из городской толчеи и уютной квартиры в ураганные ветры и собачий холод, когда на тысячи верст кругом ни души. Только лед и снег. Не зря сказано: “Путник, помни, что ты как слеза на реснице…” Конечно, современная навигация, спутниковые радарные снимки ледовой обстановки в режиме онлайн… Но главное – интуиция капитана и удача. Словом, все как 300 лет назад. Поэтому попутного ветра вам и семь футов под килем (последнее гарантировано), а вот льда я вам желаю рыхлого и трещиноватого… Бррр, страшновато. Но такая удача бывает раз в жизни. Поэтому вперед, и прочь сомнения!!!

Ваш Толя».

Над облаками полыхал закат, окрасивший край войлочного слоистого ковра багровым светом, а когда самолет провалился сквозь облачный покров, внизу уже сгустились сумерки. На горы упала почти непроницаемая тьма, сквозь нее посверкивали горные ледники, мы оказались далеко за Полярным кругом, поблескивала вода Норвежского моря, и теплым оранжевым светом светились высокие окна малоэтажных домов, разбросанных по холмам и островам.