– Знаешь, я ведь зашел только на тебя взглянуть, – сказал он, войдя в комнату. – Я ужасно занят.

Лицо у нее вытянулось.

– А что случилось?

Его злило, что она вынуждает его лгать, и он почувствовал, как краснеет, рассказывая ей, что у них в больнице практические занятия, которые он не может пропустить. Ему показалось, что она смотрит на него с недоверием, и это еще больше вывело его из себя.

– Ну что ж, ладно, – сказала она. – Зато мы пробудем вместе весь завтрашний день.

Он растерянно на нее поглядел. На другой день было воскресенье, и Филип мечтал провести его с Милдред. Этого, уверял он себя, требует простая порядочность: не может ведь он бросить ее одну в чужом доме!

– Ты меня, пожалуйста, прости, но завтра я тоже занят.

Он понимал, что сейчас разыграется сцена, которой ему больше всего на свете хотелось избежать. Щеки Норы запылали.

– Но я ведь пригласила Гордонов на обед. (Это были актеры, муж и жена, которые играли в провинции и на воскресный день приезжали в Лондон.) Я тебя предупредила об этом неделю назад.

– Ты меня, пожалуйста, прости, но я совсем забыл. – Он запнулся. – Боюсь, что никак не смогу прийти. Ты никого не можешь позвать вместо меня?

– А что же ты завтра делаешь?

– Мне не нравится этот допрос.

– Ты мне не хочешь сказать?

– Пожалуйста, я скажу, но, ей-Богу же, противно, когда тебя заставляют отчитываться в каждом твоем шаге!

Нора вдруг переменила тон. Сделав над собой усилие, она сдержалась и, подойдя, взяла его за руки.

– Ну, прошу тебя, не огорчай меня, Филип. Я так мечтала провести завтрашний день с тобой. И Гордоны очень хотят тебя видеть, мы чудесно проведем время!

– Да я бы с радостью пришел, если бы мог.

– Я ведь человек нетребовательный, правда? Я не часто тебе надоедаю с просьбами. Неужели ты не можешь отменить свое гадкое свидание – ну хотя бы в этот раз?

– Ты меня, пожалуйста, прости, но я, право же, не знаю, как это сделать, – ответил он ей сердито.

– Ну скажи мне, куда ты должен идти? – спросила она его очень ласково.

Теперь она уже не могла поймать его врасплох.

– Приехали сестры Гриффитса, и мы должны их куда-нибудь сводить.

– И это все? – обрадовалась Нора. – Ну, Гриффитсу нетрудно будет найти кого-нибудь другого.

Он пожалел, что не придумал отговорки посерьезнее. Ложь была глупая.

– Нет, ты меня, пожалуйста, прости, никак не могу! Я обещал, и мне нельзя не сдержать слово.

– Но ты же обещал и мне. Ведь я-то как-никак важнее.

– Ты зря настаиваешь, – сказал он.

Она разозлилась.

– А ты так и скажи, что не приедешь потому, что не хочешь! Не знаю, что ты делал последние дни, но тебя словно подменили.

Он взглянул на часы.

– Пожалуй, мне пора.

– Значит, ты завтра не придешь!

– Нет.

– Тогда не трудись приходить вообще! – закричала она, совсем потеряв самообладание.

– Как тебе будет угодно.

– Не смею вас больше задерживать, – произнесла она с иронией.

Пожав плечами, он вышел. Его радовало, что он отделался так легко. Слез, во всяком случае, не было. По дороге к Милдред он поздравлял себя, что удачно выпутался из этой истории. Он зашел на Виктория-стрит и купил Милдред цветов.

Их маленькое новоселье прошло очень удачно. Филип принес небольшую баночку икры – он знал, что Милдред очень ее любит, а хозяйка подала отбивные с овощным гарниром и сладкое. Филип заказал бургундское – вино, которое Милдред всегда предпочитала другим напиткам. Когда опустили занавески, затопили камин и завесили лампу одним из привезенных Милдред платков, в комнате стало очень уютно.

– Ей-Богу, я чувствую себя здесь совсем как дома, – улыбнулся Филип.

– Да, мне могло быть куда хуже, – ответила Милдред.

Когда они поели, Филип пододвинул два кресла к огню.

Он устроился поудобнее и закурил трубку. Ему было хорошо и радостно.

– Куда бы ты хотела завтра пойти? – спросил он.

– Завтра я поеду в Талс-хилл. Помнишь нашу заведующую? Она вышла замуж. Пригласила меня провести у нее денек: небось, думает, что и я тоже замужем.

У Филипа сжалось сердце.

– А я отказался от приглашения на обед, чтобы провести воскресенье с тобой.

Он подумал: если Милдред его любит, она скажет, что в таком случае останется с ним. Он знал, что Нора бы так поступила, не задумываясь.

– Ну и дурачок, что отказался. Я уже чуть не три недели назад пообещала к ней приехать.

– Но как же ты сможешь поехать одна?

– Да скажу, что Эмиль уехал по делам. Ее муж служит в перчаточном деле, очень шикарный господин.

Филип молчал, сердце его было переполнено горечью. Она искоса на него поглядела.

– Неужели тебе жалко, что я чуточку развлекусь? Сам знаешь, это в последний раз. Я ведь долго не смогу куда-нибудь выйти. Да и потом я обещала!

Он взял ее руку и улыбнулся.

– Нет, дорогая, я буду очень рад, если ты повеселишься. Единственное, чего я хочу, – это чтобы тебе было хорошо.

На диване обложкой кверху лежала открытая книга; Филип рассеянно поднял ее и прочел заглавие. Это был выпуск грошовой серии романов. Имя автора – Кортней Пэйджет. Под этим псевдонимом писала Нора.

– Ох, до чего же я люблю его книги, – сказала Милдред. – Я их все прочла, до единой. Он все так благородно описывает!

Филип вспомнил, что Нора как-то ему сказала: «Я пользуюсь редким успехом у судомоек. Они считают меня ужасно светской!»

В ответ на излияния Гриффитса Филип поведал ему о своих любовных невзгодах, и в воскресенье после завтрака, когда они курили, сидя в халатах у камина, он описал товарищу вчерашнее происшествие. Гриффитс поздравил его с тем, что он так ловко выпутался из своих затруднений.

– Нет ничего проще, чем завести роман с женщиной, – заметил он наставительно, – но как дьявольски трудно от нее отвязаться.

Филипу так и хотелось погладить себя по головке за ту ловкость, с какой он разделался с Норой. Он чувствовал безмерное облегчение. Думая о том, как Милдред развлекается в Талс-хилле, он искренне за нее радовался. С его стороны это было жертвой – ведь он заплатил за ее удовольствие отказом от своего собственного, и душу его согревало сознание, что он поступил по-рыцарски.

Но в понедельник утром он нашел у себя на столе письмо от Норы. Она писала:

«Мой самый дорогой на свете!

Мне очень тяжело, что я в субботу на тебя рассердилась. Прости меня и приходи, как всегда, после обеда пить чай. Я тебя люблю.

Твоя Нора».

На душе у него стало тяжело; он не знал, что делать. Взяв записку, он понес ее Гриффитсу.

– Лучше ничего не отвечай, – посоветовал тот.

– Не могу! – воскликнул Филип. – Мне больно будет думать, что она меня ждет… Ты не знаешь, что такое прислушиваться с замирающим сердцем, не постучит ли почтальон. А я знаю, и не могу подвергать таким мучениям другого.

– Дорогой друг, нельзя покончить с романом, не заставляя кого-нибудь страдать. Крепись, решайся. Единственное утешение в том, что все это скоро проходит.

Филип знал, что Нора ничем не заслужила того, чтобы ее заставляли страдать. И разве Гриффитсу понять переживания Норы? Он вспомнил, как мучительно больно ему было, когда Милдред сказала, что выходит замуж. Ему не хотелось, чтобы кто-нибудь испытал то, что он сам испытал в те дни.

– Если тебе неприятно, что ты причиняешь ей боль, вернись к ней, и баста! – сказал Гриффитс.

– Не могу!

Он встал и нервно заходил по комнате. Он злился на Нору за то, что она не понимает неизбежности конца. Ведь должна же она видеть, что у него не осталось к ней больше никакого чувства. А говорят, что женщины сразу замечают такие вещи.

– Ты мог бы мне помочь, – сказал он Гриффитсу.

– Милый мой, перестань ты, Бога ради, делать из мухи слона. Никто, поверь мне, от этого не умирает. Да она совсем не так тебя боготворит, как ты думаешь. Человеку свойственно преувеличивать страсть, которую он пробуждает в других.