Зову нежно:

— Рекс!

Куда там…

Так и ушел ни с чем.

В обед приношу кашу. Проталкиваю миску палкой под решетку. Он впивается зубами в палку. Хочу вырвать — не могу. Бросаю палку, и он разжимает челюсти.

— Ешь! — говорю.

А он в сторону миски даже не смотрит.

Я стою, уговариваю. Рекс рычит только. Обозлился я и ушел.

Через некоторое время опять иду к нему. Миска чистая. Я обрадовался. За палку и тащу к себе миску.

Рекс — лапой по миске. Отлетела она в дальний угол. Не достать.

Тут сержант, инструктор:

— Подружились?

— Еще как! — говорю.

Вечером надо кормить Рекса, а миски нет. Стыдно сознаться, что отобрал у меня Рекс миску. Ну, были кое-какие сбережения. Я — в военторг. Купил миску. Иду в раздаточную.

— Что это у вас за миска? — спрашивает сержант.

— Особенная, — говорю. — Чтобы не путать.

Несу Рексу ужин.

Рычит и опять к прыжку изготовился. Я — за палку. Втиснул миску под прутья и рванул палку назад. Только полоснул по ней Рекс клыками, а схватить не успел.

Утром та же история. Подхожу за миской, и эта — в дальнем углу. Рекс лежит тихо. Положил морду на лапы.

Потоптался я, потоптался. Нашарил мелочишку в кармане и знакомой дорогой — в военторг.

Опять в раздаточной:

— Что это у вас вчера зеленая миска была, а сегодня — синяя?

— И вчера была синяя, — говорю. А сам глаза отвожу.

Иду с полной миской к Рексу. Ничего. Не рычит. Без палки толкаю к нему миску. Подошел он к ней, понюхал, и нос воротит.

— Ешь.

Не ест.

— Ешь!

Зло берет, а ничего не могу поделать.

Спрятался я за угол. Наблюдаю из своего укрытия: стал есть.

Вот бестия!

Подождал я, пока он миску вылижет, и опять подхожу. А он словно играет: бац лапой по миске, и летит она в дальний угол.

Я схватил камень, и тут мою руку перехватили.

Инструктор:

— Так дело не пойдет.

— Что же теперь?

Дает он мне поводок:

— Выводи на прогулку.

— Как?

— Заходи в вольер и приласкай.

— Да вы что?

— Только смело иди. Ну?..

Понимаю: он опытный. Зря говорить не будет. Но как идти?

— Давай, давай, — подбадривает он.

Иду.

Рекс насторожился.

Я отпираю запор. Скрипит дверца. Ноги будто приросли к земле.

И голос вроде не мой:

— Хорошо, Рекс, хорошо.

Он ощерился. Рычит.

— Смелей! — подбадривает сержант.

И, поверите, ничего.

Погладил я Рекса. Пристегнул к ошейнику поводок. Он охотно пошел гулять. Засиделся, видно.

Так мы с ним подружились.

Через несколько дней началась дрессировка. Я с первых же дней приучил его к дисциплине. Конечно, и тут инструктор помогал.

В школе я понял, что дрессировка — сложная наука и одним сахаром тут не отделаться. Научить собаку трудно. Здесь мало воспитать условный рефлекс на команду или жест. Надо совершенствовать его до безотказности.

Возьмем самый простой прием дрессировки: посадка.

Рекс садился охотно, но сразу вскакивал. Я строго повторял команду. Он посидит немного и поднимается. Еще строже повторяю команду, нажимаю на спину. Сидит.

— Хорошо, — говорю я, но сахар даю не сразу, а лишь когда разрешаю встать.

Так он постепенно научился сидеть сколько угодно.

Между прочим, всегда давать сахар или кусочки мяса не рекомендуется. Нужно чередовать лакомства с командой «хорошо» и оглаживанием.

Или, скажем, прорабатываем учебный след. Вдруг, откуда ни возьмись, чужая собака. Рекс вначале бросал след и — за ней.

— Фу! — говорил я резко и дергал за поводок так, чтобы ему было больно. «Фу!» — команда запрещающая, и Рекс научился это понимать.

А я тоже учился терпению…

Помню, уже после окончания школы, на заставе несли мы службу в плавнях.

Ночь была темная. Накрапывал дождь. Река шумела. В такую погоду вся надежда на собаку.

Я хорошо изучил Рекса. Поведет ушами, значит, учуял кого-то. Опустит — ничего страшного нет. Может, хорек, может, кабан.

И все-таки чуть Рекс шевельнется, я настороже. Зря он шевелиться не будет. Лежит, прижмется ко мне, точно заснул. А сам все слышит.

В ту ночь обстановка на участке была напряженная. Начальник заставы, отправляя нас в наряд, сказал: возможно нарушение границы.

Лежим мы час, другой. Рекс не шелохнется. А дождь то припустит, то затаится. У Рекса шерсть мокрая, но терпит, не отряхивается. Знает: нельзя.

Еще час прошел.

Скоро рассвет.

Вдруг Рекс насторожился. Ткнулся мордой в ладонь.

— Слушай!

Он застыл, к прыжку приготовился. Теперь и я услышал: идет кто-то.

— Фу! — шепнул одними губами.

Мы так взяли нарушителя, что он даже сообразить ничего не успел…

В другой раз — сложней.

Мы преследовали неизвестного. Он, видно, хорошо знал местность и спешил к большому селу, где его следы могли затеряться. Дважды дорогу пересекала речка. Рекс волновался, потому что нарушитель хотел сбить нас со следа и забирался в воду. Но Рекс снова находил след и рвался вперед.

Мы настигли нарушителя в кустарнике, за которым начиналась церковная ограда. Перемахни он через нее, и трудно сказать, как бы дальше развернулись события.

Я спустил Рекса с поводка. Он сшиб нарушителя с ног, прижал к земле.

— Фу!

Слушается.

— Встать, руки вверх! — приказал я неизвестному.

Пока мой напарник обыскивал задержанного, я снова взял Рекса на поводок.

Мужчине лет тридцать. Зарос щетиной. Брюки полувоенного образца. В заднем кармане пистолет. В потрепанном бумажнике — советская валюта, билет на поезд, командировочное удостоверение. Сапоги сбиты.

Стали мы конвоировать нарушителя — прихрамывает на левую ногу.

Мы вели его на заставу, разгоряченные погоней, довольные, что все обошлось благополучно.

Вдруг он остановился.

Мы шли среди камышовых зарослей. До заставы было уже недалеко.

— Не могу идти дальше, — прохрипел нарушитель и попросил разрешения снять сапоги.

Я был еще неопытным. Разрешил.

Он сел на дороге. Стянул сапог. Засунул руку в голенище.

— Так и есть — гвоздь! — сказал он и рванул руку.

Мы не успели опомниться, как Рекс бросился на него. Неизвестный вскрикнул, разжал кулак и… выронил пистолет. Где он там у него в сапоге помещался, просто удивительно.

Этот урок я запомнил на всю жизнь.

Грудь у него была широкая. Морда квадратная. Челюсти хорошо развиты. Недоверчив. Вот, пожалуй, и вся характеристика. К такой собаке не сразу подберешь вожатого.

А у нас как раз был набор в школу. Я в то время был уже лейтенантом, начальником учебной заставы. Просматриваю личные дела курсантов. Курбанов. Боксер-перворазрядник. Этот, думаю, подойдет.

Вызываю Курбанова к себе. Предупреждаю: овчарка злобная, не терпит обиды.

Курсант слушает равнодушно. Что ему Дик?

— Жаль, нет тигра.

Так и говорит…

Не очень мне понравилось его бахвальство. Но, гляжу: кулаки-молоты. Быка собьет с одного удара.

— Ты вот что, — говорю, — помягче с Диком. Одной силой доверия не завоюешь.

— Есть! — отвечает он и — к выходу.

Я наблюдаю со стороны.

Смелый парень. У Дика шерсть дыбом, мечется по вольеру. А Курбанов входит, как к себе домой, прижимает Дика к железной решетке, надевает намордник.

Вывел он его погулять. Чуть Дик в сторону, Курбанов с такой силой дергал поводок, что Дик хрипел и буквально валился с ног.

Завел Курбанов Дика в вольер. Не приласкал. Запер дверцу.

Я снова вызвал курсанта к себе.

— Так не годится. Порвет Дик.

— Да что вы, — усмехнулся Курбанов. — Он у меня будет шелковым.

Не помогла беседа.

И на другой день и на третий вел себя курсант вызывающе. Все овчарки встречали своих хозяев радостно, а Дик даже ни разу хвостом не вильнул.

Потом начались занятия. Дик оказался понятливым. Но курсант моих советов не слушает. Все грубее и грубее обращается с Диком.