У Каримчика отец пограничник. И у них есть овчарка. Найда. Может, слыхали? У нее семь медалей! Каримчик живет в нашем доме. Мы с ним дружим и учимся в одной школе.

В тот день мы опоздали в школу. Как было не опоздать? Каримчик утром встал, а у Найды — щенки!.. Конечно, он сразу позвонил мне. Я прибежал. Найда лежала на полу в ванной комнате и рычала. Мы стояли в коридоре. Страшно было подойти ближе. Серые комочки смешно тыкались слепыми черными мордочками в ее бок. Мы хотели сосчитать, сколько их, но они переползали с места на место, и мы сбивались. Я даже решил, что их двадцать, не меньше.

Но Каримчик сказал:

— Так не бывает.

На уроках мы почти не слушали учительницу. Еле дождались последнего звонка.

Мы даже не остались играть в футбол, а побежали к Каримчику. Я стал упрашивать его отдать мне одного щенка. Он сразу сказал:

— Выбирай любого! — И добавил: — Операция «Черный нос». Приступить к исполнению немедленно.

Но я не верил в такое счастье.

— Хочешь, возьми парусник или ракету, — говорил я.

Он бежал рядом.

— Не надо мне твоей ракеты. И парусника не надо. Для друга ничего не жалко.

— И мне не жалко, — отвечал я, решив отдать ему и парусник и ракету.

Снова Найда рычала на нас, а мы старались разглядеть самого лучшего щенка.

Тут пришла мама Каримчика и прогнала нас. Она сказала, что щенки должны подрасти. Их отдадут не раньше, чем через месяц.

Конечно, я огорчился. Подумать только: еще целый месяц! Но я в тот же день принес Каримчику парусник и ракету. Он вначале не брал, а потом махнул рукой:

— Ладно, пусть стоят у меня. Все равно играть будем вместе.

Так уж повелось. Мы все делали вместе. Даже деньги на детскую железную дорогу копили. Это была наша операция «Семафор».

Честно говоря, мы хотели стать пограничниками. И участвовать в боевых операциях, как отец Каримчика и Найда. А пока все, что задумали, тоже считали «операцией».

Никогда еще так медленно не тянулось время. Прошел только день, и впереди было еще столько, что страшно подумать. За уроки я не садился. Все бегал к Каримчику.

— Ты им надоел! — сердилась мама.

Ночью я спал плохо и утром, отказавшись от завтрака, побежал к Каримчику. Мне снилось, что операция «Черный нос» провалилась.

Он даже засмеялся:

— Вот еще, выдумал!

В школе оказалось, что мы забыли выполнить письменное задание по математике и схватили двойки.

Папа сказал:

— Никакого щенка у тебя не будет, если принесешь еще хоть одну двойку. — Помолчал и добавил: — Или тройку.

С Каримчиком встретились во дворе. Ему тоже попало. Повздыхали мы с ним, но делать нечего, сели за уроки. А вечером я, конечно, не выдержал и снова собрался к нему.

— Ты куда? — строго спросила мама.

— К Каримчику.

— Опять на щенят смотреть?

Я сказал, что не могу решить задачу.

— Не выдумывай, — сказала мама. — Всегда надо говорить правду.

Ну, это я много раз слышал.

Потом было воскресенье, и мы с Каримчиком не отходили от Найды. Его мать вначале сердилась, затем махнула рукой. А нам даже удалось подержать щенят в руках. Я привязал одному из них на шее тесемочку. Теперь это был мой щенок. Операция «Черный нос» развивалась успешно.

В понедельник Каримчику повезло: принес домой две пятерки. А я вновь засыпался: ведь тройка меня не устраивала.

— Ну что? — спросила мама.

— А ничего.

— Спрашивали?

— Не спрашивали.

— Опять обманываешь, — сказала она. — По глазам вижу. А ну, дай дневник.

И чего это у меня глаза такие?

Так я целый месяц промучился. Все валилось у меня из рук. Боялся, что щенят раздадут или они не выживут. Правда, свои отметки исправил.

Наконец Каримчик сказал:

— Поздравляю с блестящим завершением операции «Черный нос». Теперь все силы сосредоточить на операции «Семафор»!

— Есть! — ответил я и спрятал щенка под пиджак. Но прежде мой дневник тщательно изучали дома.

…Я решил назвать его Азом. Читал где-то про овчарку с такой кличкой. Она ловила шпионов. И мой Аз, конечно, будет ищейкой. Аз!.. Правда, красиво?

Тут вдруг оказалось, что моему щенку больше подходит кличка Пальма или Каштанка.

Я бросился к Каримчику менять щенка. Однако всех уже разобрали.

Каримчик сказал:

— А ты назови его Азихой.

— Сам ты Азиха! — обиделся я.

Я вел его по двору, и рыжая Анка из двадцатой квартиры спросила:

— Это что, пудель, да?

Ей было три года, поэтому я не стал с ней связываться. От своей ровесницы я бы такого оскорбления не стерпел.

— Овчарка, — сказал я. — Глаза иметь надо.

— А…чарка, — согласилась она.

— Чарка! — передразнил я. — Даже выговорить не можешь.

И тут меня осенило. Я помчался к Каримчику:

— Чарка! Подходит?

— Здорово! — воскликнул он. — Как это ты придумал?

— Да вот, придумал.

Не говорить же ему про Анку…

В зимние каникулы Чарке было уже три месяца. Я стал ее учить. А что мне еще было делать? Каримчика отец взял с собой на границу. Моя мама к девяти уходила на работу. Папа — еще раньше.

Вот мы и были с Чаркой весь день одни. Она уже умела сидеть. И когда я говорил: «Ко мне!» — летела через всю комнату, потому что у меня всегда был сахар.

А потом я решил всех удивить и стал учить ее брать препятствия. Для этого очень подходил кабинет отца.

За окном лил дождь. Скучный у нас январь на юге…

В кабинете были мягкие кресла, диван. Книжный шкаф из красного дерева и в нем медицинские книги. Письменный стол тоже из красного дерева. За ним, прижавшись к стене, стояли огромные часы. Они были почти в два раза выше меня. Маятник и стрелки с позолотой. Тяжеленные гири. А какой красивый бой!

Впрочем, это я помнил, что бой красивый, словно переговаривались колокольчики. Вот уже скоро год, как часы не шли.

На столе — письменный прибор, который отцу подарили в больнице ко дню рождения. Отец очень дорожил этим прибором. Гранёные чернильницы с серебряными крышками, подставки из драгоценного камня. Рядом телефон с белым пластмассовым корпусом.

Отец боялся, что я все это опрокину, разобью и не разрешал мне играть в кабинете, особенно с Чаркой.

Но кто мог узнать, что мы там бываем, если все на работе?

А тут:

— Вперед! — И Чарка прыгает в кресло. Потом на подлокотник кресла. Потом на спинку. Я тоже прыгаю в кресло, сбрасываю ее на пол.

Так мы носимся весь день. У нее язык вывалится. Я весь в поту. Будут и у нас медали!..

А перед самым началом занятий вернулся Каримчик. Я позвал его к себе. Устроил Чарке экзамен.

Каримчик уселся на диван, заложил ногу на ногу, как это делала наша учительница. Даже надел очки. Стащил у своей бабушки.

Он сидел и гундосил:

— Ну-с, молодые люди! — Где-то он это вычитал.

Чарка охотно выполняла команды. И в кресло прыгнула сразу и на подлокотник.

Каримчик сидел, не шевелясь. Очки скрывали выражение его глаз. Мне, во всяком случае, стало казаться, что он равнодушен. Тогда я решил его удивить и — была не была! — ударил ладонью по столу:

— Вперед!

Чарка перемахнула со спинки кресла на стол.

— Ура! — крикнул Каримчик.

Но тут полетела на пол чернильница. Я кинулся ее спасать, неосторожно толкнул часы. Они упали, больно придавив мне ногу.

Нога что — заживет! А вот часы…

К счастью, они не разбились. Значит, поставим их на место, и никто ничего не узнает.

Пыхтя, мы кое-как справились с этим трудным делом.

— Ура! — опять сказал Каримчик и ударил по маятнику.

Что уж там случилось, не знаю, только часы пошли. Они мерно отстукивали секунды. А мы стояли, разинув рты, потому что раньше никто не брался чинить эти часы.

Потом мы плясали от радости и прыгали на диване. И Чарка хватала нас за ноги.

И, конечно, мы решили никому не говорить, как «починили» часы.

Вскоре Каримчика позвали домой, а я стал ждать родителей. Никогда, кажется, я не ждал их с таким нетерпением: уж очень хотелось их удивить.