— Я сделала это для твоего блага, — сказала она мягко, ее руки были доверчиво вытянуты вперед, словно она думала, что они смогут создать преграду против моей ярости. — Я не раскаиваюсь… Он тебе не подходил, твоя жизнь превратилась бы в ад. Уверена, он относился к другому миру, все, что я сделала, я сделала для твоего блага.

Я стала подходить к ней все ближе, я двигалась очень спокойно, но не останавливалась — только вперед.

— Ты спала с ним?

— Нет, о чем ты говоришь… Не думаешь ли ты…

— Ты спала с ним?

— Нет, — Рейна отошла к стене, прислонилась к ней и осталась стоять без движения, скрестив руки на животе. — Я тебе клянусь, Малена, клянусь.

Я стояла так близко от нее, что слышала, как она дышит, я физически ощущала страх, который исходил от ее дыхания, как немое утешение для меня. Я оперлась ладонями об стену, около ее головы, а сестра зарыдала.

— Ты спала с ним?

— Нет.

— Почему?

— Он не хотел.

— Почему?

— Не знаю.

Я ударила в стену кулаком в каком-то миллиметре от ее головы, и она вся сжалась.

— Почему, Рейна?

— Он сказал мне, что я ему не нравлюсь.

— Почему?

— Не знаю, почему, потому что я была очень худой, наверное.

— Это неправда.

— Он был слишком влюблен в тебя.

— Почему ты ему не нравилась, Рейна?

— Я не знаю.

Я снова ударила кулаком в стену, и в этот раз я сделала это так сильно, что мне стало больно.

— Почему?

— У меня будет выкидыш, Малена, если ты будешь продолжать, я потеряю ребенка, ты больна, я не…

Взгляд Рейны метнулся к моей правой руке, я наблюдала за ней, заметив тут же тонкую струйку крови, которая бежала по одному из суставов моих пальцев, сильно поврежденному и разодранному. Я снова ударила им об стену и улыбнулась, когда увидела красное пятно на безупречно белой стене.

— Я разнесу весь твой дом.

— Оставь меня в покое, Малена, пожалуйста, оставь… — новый удар кулака о стену заставил Рейну заткнуться.

— Почему ты ему не нравилась, Рейна?

— Я тебе говорю, его от меня тошнило.

— Почему?

— Я его плохо понимала, я…

— Что было такого, что ты не понимала?

— Он сказал мне, что его от меня тошнит.

— Почему?

— Потому что так было.

— И кто ты, Рейна?

— Курица.

— Что?

— Курица.

— Звучит хорошо, — я улыбнулась. — Повтори.

— Курица.

Я отодвинулась от нее и встала рядом, плечом к ее плечу, а спинами мы обе прижимались к стене. Мне оставалось только медленно сползти на пол. Я чувствовала, что мое лицо одеревенело, стало безжизненным, без черт, а кожа словно умерла, стала нечувствительной. Никогда я еще так не уставала. Я обняла руками колени. Потом я закрыла лицо руками, стала его тереть, пока мне не стало больно от этого. Я не обращала внимания, что моя сестра пошла к двери, пока не услышала ее голос.

— Я влюбилась в него в то же самое время, что и ты, Малена, — сказала мне Рейна. Я подняла голову и посмотрела на нее, не сознавая выражение своего лица, и поняла, что нечто в моем взгляде опять возродило ее страх. — Это было в первый раз, когда я…

Она не смогла продолжить фразу, я рассмеялась.

Через полчаса я спустилась по лестнице абсолютно спокойная. Когда я уходила, то поняла, что Рейна никому не рассказала об этой сцепе. Пришли соседи, моя мать в компании со своим военным. Все мирно беседовали, делая вид, что их беспокоит солнце в этот жаркий день, как если бы они окоченели от холода. Мама поднялась, чтобы посмотреть на меня. Я поздоровалась с каждым, со всеми гостями Рейны, которая в это время жарила колбаски на барбекю, стоя ко мне спиной, она ни разу не повернула головы, чтобы посмотреть в мою сторону. Я взяла Хайме за руку и сделала пару шагов к калитке, как вдруг поняла, что не могу так уйти, потому что на мои плечи вдруг навалилась нестерпимая боль, невероятная боль от потерянной навсегда любви, что никакая месть не смогла бы никогда унять ее. Я закрыла глаза и увидела Родриго, которого терзали тысячи желаний, Порфирио, когда он, улыбаясь, бросился с балкона, дедушку, молчаливого и такого элегантного, разбивающего голову кирпичом, Паситу, прикованную к своему креслу, пьяного Томаса, одинокую Магду в белом, медленно бредущую к алтарю. Я взяла Хайме за руку и у двери окликнула сестру по имени.

Рейна очень медленно повернулась, обтерев руки о фартук, она медлила целую вечность, пока наконец подняла голову, и ее глаза встретились с моими.

— Будь ты проклята, Рейна, — сказала я весело и громко, отчетливо произнося каждый слог, высоко держа голову, — и прокляты твои дочери, и дочери твоих дочерей, и чтобы в ваших венах текла прозрачная, чистая, бесцветная кровь, как вода, и чтобы никогда ни одна из вас не поняла, что значит иметь каплю густой настоящей крови.

Потом, не проверяя произведенный моими словами эффект, я вместе с сыном вышла, подошла к машине и тихо заговорила.

— Рамона, — пробормотала я, глядя на небо, — мы с тобой теперь обрели покой.

Пока я вела машину, возвращаясь в Мадрид, Хайме спросил у меня с заднего сиденья, как мне удалось забрать его. Я ответила, что не поняла его, а он сказал, что впервые видит, что можно одновременно плакать и смеяться.

— Да, — ответила я, подняв телефонную трубку.

— Малена? — произнес мужской голос.

— Да, это я.

Я спрашивала себя, кто бы это мог быть, этот голос был мне определенно незнаком, но тут я услышала нечто такое, что дало мне понятно — в этот момент решается вопрос о моей будущей жизни.

— Это Родриго. Мы давно не виделись, не знаю, вспомнишь ли ты меня.

Я хотела сначала сказать «нет», но не смогла так ответить. Я посмотрела на себя в зеркало, которое висело прямо перед моими глазами, а он медлил, взял паузу.

— Ты там?

— Да.

— Помнишь, нас познакомили однажды на свадьбе?

— Как твоя фамилия? — выпалила я, не пытаясь соблюдать правила этикета.

— Ороско.

— Ах, да! — и услышала вздох облегчения на другом конце, — кузен Рауля…

— Точно.

— Да, ясно, теперь я тебя вспомнила, — пробормотала я, думая, что этот дурак был последним, о ком я помнила. — Очень хорошо. И чем обязана?

— Ладно, — фыркнул Родриго, — это долго рассказывать. Вчера вечером я был в доме Сантьяго. Твоя сестра пригласила меня поужинать, чтобы рассказать, что произошло в прошлую субботу, она казалась очень взволнованной…

— Ну, да — подтвердила я самым уверенным голосом, на который была способна, — не сомневаюсь, я прекрасно могу себе представить, что она тебе наговорила.

Я была довольна своей твердостью, но Родриго ответил мне странным смешком, означавшим, что мои подозрения не подтвердились даже минимально.

— Если ты пообещаешь мне быть благоразумной, я расскажу тебе один секрет.

— То, что ты психиатр? — спросила я у него. Я была возмущена. — Об этом я знаю, а еще я знаю, почему ты мне звонишь…

— Нет, — перебил меня Родриго, — не об этом. Я тоже думаю, что детские психологи заслуживают виселицы.

— А! — произнесла я, не зная, что еще добавить, потому что это признание удивило меня.

— Послушай меня, Малена, — сказал он и начал объясняться в странной манере, мягко и ласково, даже вкрадчиво, но в то же время настойчиво. «Ему это на руку в его психиатрических изысканиях», — подумала я. — Я не занимаюсь простыми случаями, не выписываю аспирин от всех болезней, понимаешь? Я не занимаюсь невростеничками и их мужьями, которые стали импотентами из-за стресса, я не из этих. Мне интересны только криминальные психопаты, я специализируюсь исключительно на этом и, как ты понимаешь, не занимаюсь частной практикой. Правда в том, что я живу в разъездах между тюрьмой в Карабанчеле и главным тюремным госпиталем. Я знаю, что это грубо звучит, но в этом деле не остается другого средства, кроме как идти прямо к первоистокам. Понимаешь, там за месяц я вижу больше разнообразных убийц, чем кинокритик видит фильмов за всю свою жизнь… Я играю в мус на пару с одним психопатом каждый день после обеда. Я начал заниматься этой практикой, когда еще жил с женой, и потихоньку у нее проснулся вкус к предмету, — я опять рассмеялась, а Родриго вместе со мной. — Я тебе рассказываю все это, чтобы дать понять, до какой степени мне не нравится твоя сестра. Если она мне звонила, то только потому, что я единственный психиатр, которого она знает, и, конечно, она попросила, чтобы я тебя посмотрел, надеясь вероятно, чтобы я подсказал ей направление, в котором можно двигаться, к кому обратиться за помощью. Ей нужен другой тип психиатров, больше похожих на семейных врачей.