— Но для чего?

— Я не знаю. Возможно, она хочет попросить об исследовании твоей личности.

— Но зачем ей это надо?

— Ну, у меня нет идей на этот счет, но не такой уж это редкий случай во время многих судебных разбирательств. Думаю даже, что многие семейные суды этот шаг поощряют. И я бы сказал, что в твоем случае есть повод для беспокойства, так как они думают, что проклятия в здравом уме можно было произносить не позднее, чем пару столетий назад.

— Согласна, — ответила я, подумав несколько секунд и не найдя другого подходящего ответа, — но даже если ты хочешь, чтобы я тебе рассказала всю правду, все равно я не понимаю, почему ты обеспокоился за меня.

— Послушай, Малена, вчера я встретил твою сестру, она была похожа на фурию, абсолютно не в себе, серьезно. Я был готов ввести ей коктейль с морфином, чтобы она немного расслабилась. Я не ручаюсь за моих коллег. Ни на йоту. Если тебя отдадут в руки кого-нибудь, кого я знаю, тогда может произойти что-нибудь, скажем так, нехорошее. Для тебя это был бы конец… Обычно я работаю с убийцами, насильниками, религиозными фанатиками, но я могу позволить себе роскошь поговорить с тобой. Кроме того… — он сделал значительную паузу и понизил голос, — ты мне понравилась.

— Я?

Родриго утвердительно промычал, а я спросила, с какой стати я решила, что этот парень дурак.

— Но ты меня не знаешь. Я всегда думала, что тогда на свадьбе я тебе показалась очень толстой.

— Толстой? — переспросил он и рассмеялся. — Но почему?

— Я не знаю, но ты так смотрел на меня тогда, пока говорил с каким-то низеньким типом, и указывал на меня пальцем…

— Да, но мы тебя вовсе не называли толстой.

— Ах, — сказала я, тяжело вздохнув, — тогда я ошиблась.

— Больше, чем ты можешь себе представить. Тебя устроит, если мы встретимся завтра? Вечером.

— Идет. Где?

— Уф! Это уже сложнее… Хорошо, завтра у меня нет консультаций, я думаю, что тебе не стоит приходить сюда, нам следует встретиться тет-а-тет, так что мы могли бы увидеться у меня дома.

Я знала квартал Аргуэльес и пообещала не опаздывать. Когда же я положила трубку, то вдруг сообразила, что совсем не понимаю, зачем согласилась встретиться с этим человеком.

Родриго потом говорил, что это я его первая унюхала, а он это учуял. Я не переставала думать о том, какие же должны быть веские причины, чтобы вытащить меня из дома. Я хорошо рассмотрела его, когда встретилась с ним у дверей: крупногабаритная комплекция, грубое лицо, рубленые черты лица, настороженный вид привратника ночного клуба, который между делом почитывает книги.

— Привет, — сказала я и решила расцеловать его в обе щеки в тот самый момент, когда и он захотел сделать то же самое, но мы быстро спохватились и одновременно решили оставить эту затею.

Родриго был одет в черную рубашку и простые джинсы того же цвета. Я отметила, что он немного полноват, но потом пригляделась и поправила саму себя, потому что на самом деле он не был излишне толстым, просто носил рубашку навыпуск, а не заправлял ее внутрь.

— Этот дом просто катастрофа, — сказал Родриго, — моя помощница родила ребенка на прошлой неделе, а у меня не было времени, чтобы поискать другую, а прихожу я сюда только затем, чтобы поспать, и даже не каждую ночь мне это удается… Если хочешь, мы можем пройти в кабинет. Это единственное помещение, в котором хоть какой-то порядок.

Тут я решила задать вопрос, не относящийся к делу, но который мне показался весьма важным.

— Ты не был женат?

— Был, — ответил он и посторонился, чтобы пропустить меня вперед. Глупейший озноб пробежал по моему телу с головы до пяток.

— Это главная проблема. Моя жена бросила меня пять лет назад. Теперь она жена другого психиатра. Проворного. Миллионера. У них сын и ждут еще одного ребенка. Теперь оба хотят девочку.

Две стены были заставлены книгами от пола до потолка. У третьей, где висело несколько очень странных рисунков в квадратных рамках, стоял стол с креслами по обеим сторонам. В комнате было два окна, а между ними расположился коричневый кожаный диван. Я вопросительно посмотрела на него, а Родриго рассмеялся.

— Памятник конца карьеры моего отца.

— Он тоже был психиатр?

— Нет, он был любителем наркотиков. — Родриго обошел стол и сел в кресло, указывая мне рукой место напротив. — Садись, пожалуйста. Хочешь выпить?

Я кивнула, бросая на диван страдальческий взгляд, а потом протянула руку, чтобы взять двумя пальцами стакан с виски.

— Жаль, у меня нет льда и ничего другого тоже… Я достаточно беспомощен в бытовых вопросах, — он опять улыбнулся. Мне нравилось, как он улыбался.

— Поэтому тебя бросила жена?

— Я ее очень нервировал, конечно, она полная противоположность мне, но нет, не так было… Однажды ночью, в три часа, мне позвонил пациент из телефонной будки на Пласа де Кастилья. «Я сбежал, — сказал он мне, — что делать?» Я сперва разбудил адвоката, потом поговорил с дежурным судьей, в итоге пошел к нему, забрал к себе домой и уложил на софу в гостиной. Моя жена этого не поняла. На следующее утро я сам отвел его в тюрьму, но два месяца спустя он снова позвонил мне на рассвете, в тот же самый час, с того же самого места, это был очень методичный человек. Жена сказала мне, что пришел момент выбирать, и я выбрал.

— Психа?

— Конечно, это был хороший человек, но его дело обстояло не блестящее. Какой-нибудь гомосексуалист-насильник, склонный к рецидивам, с эпизодическими депрессиями был в то время мне намного интереснее, чем жена, так что я не почувствовал сильного разочарования, если хочешь знать. Я сказал тебе правду.

— Ты всегда преувеличиваешь? — спросила я между смешками.

— Нет, — ответил Родриго, смеясь, — я могу преувеличивать сильно, но реальность всегда перевешивает мою фантазию.

— А психи тебе продолжают нравиться больше, чем женщины?

— Нет. Они мне нравятся меньше, но они более великодушны ко мне.

— Так что у тебя нет подруги.

Я не думала задавать этот вопрос с каким-то специальным умыслом, но он направил на меня взгляд исподлобья, насмешливый и чуткий одновременно..

— Хорошо, у меня есть своего рода… скажем так… более или менее. На Тенерифе.

Я дико расхохоталась, пока он весело наблюдал за мной.

— А ты не мог найти никого поближе?

— К сожалению, нет, но я вижу ее каждые пятнадцать дней, можешь поверить. Вообще-то это он. Когда я наведываюсь туда, то встречаюсь с настоящим супермачо.

— Кем?

— Супермачо — человек с двумя хромосомами Y, настоящий самец. Я его изучаю, исписываю кучу бумаги. Я хочу перевезти его сюда.

— Ты так говоришь о нем, словно он твой.

— Так и есть. Его больше никто не любит, это страшное существо, трудно передать, у него очень редкое генетическое отклонение. Историки окрестили его геном убийцы, потому что люди с этим геном очень агрессивны, а в сексуальном плане гиперактивны, потому что в их организме аномально большое количество мужских гормонов. У женщин такого не бывает.

— Надо же! — сказала я, улыбаясь.

— Да, — произнес Родриго, верно истолковав мою мысль. — Я тоже об этом думал много раз, должно быть что-то подобное. Плохо то, что когда они совершают изнасилования, то душат своих жертв, а потом овладевают трупом пару раз. Но, в конце концов, никто не доказал, что существует совершенная любовь.

Мы смеялись хором пару минут, а я, следуя неосознанному импульсу, запустила пальцы правой руки в вырез платья.

После первого глотка я поставила на стол свой стакан с виски и решила все рассказать, без предварительного предупреждения начав заготовленный монолог.

— Рейна влюбляется каждые три или четыре года в кого-нибудь, кто ей подойдет, знаешь? И всегда это, по ее словам, первый раз, с ней происходит по-настоящему. Я только однажды была влюблена, в моего двоюродного брата, внука моего дедушки и его любовницы. Я думала, что влюбилась на всю жизнь, но у меня ничего не вышло. Его звали Фернандо. Ему было восемнадцать, а мне пятнадцать. Хочешь верь, хочешь нет.