В качестве жены Гамсуна, а также благодаря собственному творчеству и хорошему знанию немецкого языка она была здесь настоящей звездой. В списке приглашенных Мария подчеркнула имена тех, кого знала, кому ее представляли или кто представлял для нее особый интерес. А таких было немало, и они были важные персоны в Третьем рейхе: рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер, известный деятель Третьего рейха Альфред Розенберг, несколько сотрудников министерства иностранных дел, глава германо-скандинавского Общества дружбы, несколько региональных лидеров, высокопоставленные полицейские чины, главный бургомистр Любека, начальник летной военной школы в Дрездене, начальник штаба GA[411]. Германа Геринга здесь не было, но она встречалась с ним в Берлине, в его доме, в 1936 году. Тогда Мария, Эллинор и Туре были удостоены чести быть приглашенными в дом к одному из самых заметных и влиятельных людей в нацистской Германии.

Во время деловых встреч в Любеке была достигнута договоренность, что в будущем году Мария совершит лекционное турне по Германии.

По прибытии домой в Нёрхольм Гамсун решил сжечь многие из своих записей, которые, как он рассчитывал, могли стать текстом новой книги. Перед Рождеством 1938 года он вынес себе приговор: «Я чувствую себя совершенно разбитым и нетрудоспособным. Я уже никогда больше ничего не напишу»[412]. И это признание Гамсуна, принципиально отличалось от обычного хныканья на тему, как тяжело дается процесс творчества.

Через несколько месяцев ему должно было исполниться 80 лет.

В Германии, Норвегии и во многих других странах готовились юбилейные издания книг Гамсуна. Выступая перед журналистами в Осло, Харальд Григ сообщил, что в Норвегии общее число проданных экземпляров достигло полутора миллионов. А теперь, кажется, гамсуновский бум в самом разгаре, заявил Григ. Надо сказать, что здесь Григ покривил душой, он выдавал желаемое за действительное. Ведь наряду с этим Григ принимал меры с целью смягчить впечатление о Гамсуне, который в своих политических пристрастиях был предельно упрям. В одном из новых изданий произведений Гамсуна он поместил целый ряд его старых статей, чтобы показать: Гамсуна всегда отличали крайне противоречивые мнения. Он надеялся, что таким образом будет легче продать написанное этим политизированным писателем во времена роста политического радикализма и поляризации взглядов.

Харальд Григ мог предпринимать какие угодно шаги, чтобы увеличить продажи произведений Гамсуна, но дело в том, что повсюду, за исключением Германии, интерес к его книгам продолжал падать. Едва ли половина норвежцев, купивших «А жизнь продолжается», проявила интерес к приобретению романа «Круг замкнулся», который вышел три года спустя.

Результаты продаж за рубежом становились все более и более удручающими.

Теперь уже Харальд Григ не оценивал стоимость авторских прав Гамсуна столь высоко, как прежде. Издатель мог бы прочесть целую лекцию специалистам по реализации, как этот нобелевский лауреат из-за своих высказываний фактически сам уменьшил объем продаж своих произведений. Это стало совершенно очевидным, когда Гамсун сначала продал свои права «Гюльдендалю», потом выкупил, а теперь снова хотел бы их продать. Григ уклонился от обсуждения данного предложения, сославшись на неспокойные времена.

Теперь он уже не с таким энтузиазмом относился к писателю, после стольких лет знакомства и переписки с ним.

Конечно же, в первых рядах тех, кто 4 августа 1939 года жаждал поздравить Гамсуна, были представители Германии.

Он получил поздравительную телеграмму от Адольфа Гитлера, а также от Германа Геринга, Йозефа Геббельса, Бальдура фон Шираха^{97}, Иохима фон Риббентропа и Альфреда Розенберга. Последний назвал Гамсуна «величайшим из создателей художественных образов в скандинавском мире, подлинным другом новой Германии» и далее продолжал: «Благодаря своей непреклонной воле Вы создали ряд персонажей и сумели найти отклик в немецком народе, явились вдохновляющим примером для немецкой литературы»[413].

В том же духе высказывались и немецкие газеты, громко отмечавшие юбилей Гамсуна. Стопка поздравительных писем и телеграмм из Германии была даже выше норвежской, тоже немалой. Двадцать три немецких деятеля культуры вкупе с представителями верхушки немецкого общества прислали Гамсуну свое особое поздравление. В нем говорилось о вкладе Гамсуна в дело единства германского и скандинавских народов и его огромной духовной роли для Германии в целом и особенно для немецких деятелей культуры. Среди подписавшихся не было имен великих немецких писателей. Братья Томас и Генрих Манны, так же как и многие другие выдающиеся писатели, в свое время отмечавшие семидясителетие Гамсуна покинули Германию и жили в изгнании.

Через три недели после того, как Гамсун отпраздновал свое восьмидесятилетие, началась война, которой он ждал. Все это время он поддерживал агрессивную политику гитлеровской Германии.

Шаг за шагом у Англии и Франции обнаруживалось отсутствие твердой воли защищать границы Европы, определенные Версальским мирным договором и Лигой Наций. С помощью длительного дипломатического давления Гитлер сумел убедить этих двух гарантов мира в Европе предать интересы Чехословакии, вынудив ее уступить Германии значительные части своей территории.

Не прошло и полугода со дня подписания этого «закрепляющего навечно» границы соглашения, как Германия вонзила свои когти в два других принадлежащих Чехословакии региона — Богемию и Моравию. Через неделю после этого немецкие войска оккупировали Мемель, область на Балтике. Риторика Гитлера оставалась неизменной: «Германское население в Литве подвергалось гонениям, и его необходимо защитить».

Наряду с этим Германия заявила о своих претензиях на Данциг, а также выдвинула требование о создании коридора через Польшу, внутри которого должны были находиться железные дороги и шоссе. Фюрер решил воссоединить старые прусские владения с новой Германией. Он хотел создать широкий плацдарм для будущей войны. Западные границы Советского Союза должны быть отодвинуты назад. Жизненное пространство Германии будет огромным, включая плодородные степи, который находятся к востоку от Германии и простираются далеко в глубь Советского Союза.

Всю весну и лето 1939-го поляки упорно отказывались вести переговоры по поводу Данцига. Они опасались, что в связи с этим возникнет реальная угроза польскому суверенитету.

Представители немецких властей воспользовались юбилеем Гамсуна и попросили его написать предисловие к документу, в котором содержалось историческое обоснование территориальных притязаний Германии. Вернувшись в Нёрхольм, он тут же исполнил просьбу: «Поляки должны понимать, что не могут удерживать немецкий город в своих руках». По мнению Гамсуна, «они уже начали понимать это. Но тут Англия, верная своим привычкам, начала трезвонить во все колокола, понося Германию, и поляки живо превратили свою страну в одно из звеньев английской цепи <…>. Они доверяют тому клочку бумаги, который остался от Версальского договора», — издевался Гамсун. Он предрекал: «Данциг несомненно будет отнят у поляков. Никакая сила на земле не может воспрепятствовать этому, они все равно лишатся Данцига»[414].

Так и случилось. И уже через две недели, когда Германия вступила в войну с Польшей, Гамсун выступил с обращением к части населения Данцига, имеющей немецкие корни, держаться, «потому что вы пруссаки и являетесь частью великой нации».

Гитлер рассчитывал, что англичане из-за пораженческих настроений французских политиков ради сохранения мира откажутся от своих гарантий другим странам.