Когда он писал подобным образом?
Когда сочинял историю о Юханнесе и Виктории? Теперь женщина, на которой он был женат, не могла уже ранить его сердце, ввергнуть его в любовное безумие, оставив там кровавый шрам, нанеся ту рану, которую нанесла Марика одним своим прикосновением.
Благодаря этим страданиям ему удалось создать еще один роман, «Август», и его уже начали переводить на шведский, финский, немецкий и английский языки. Три с половиной года назад доктор Стрёмме обещал Гамсуну новую весну. Специалист по нервным болезням выполнил свое обещание. Несмотря на всю горечь происходящего, это лето все-таки не стало последним в его жизни… Разве он не думал о новой книге об Августе? Ведь старик превратился в юношу, потому что молодая женщина оставила кровоточащую рану в его сердце.
Была середина лета 1930 года, и Гамсун, которому должен был исполниться 71 год, задумал третью книгу об Августе, которая в конечном итоге получит название «А жизнь продолжается».
Выздоравливающий ищет примирения
В течение многих лет у Гамсуна были проблемы с мочеиспусканием. В конце лета он был помещен в арендальскую больницу, и там ему был поставлен диагноз — гипертрофия простаты. Была необходима операция. Вопрос о том, не злокачественная ли это опухоль, должен был быть решен во время операции. Гамсун написал письмо живущей в Гамбурге сестре своей первой жены Алетте Гросс, в котором попросил сообщить жене о предстоящей операции и о том, что на случай смерти он намеревается устроить все свои финансовые дела. Когда его дочь Виктория узнала через мать и тетю о предстоящей операции, она решила отправить отцу письмо, написанное три недели назад.
«Я много лет не писала тебе, но это лишь потому, что таково, к сожалению, было твое желание, то наказание, которому ты подверг меня, слишком сурово. Папа, я пытаюсь обратиться к тебе еще раз. Я молю Бога о том, чтобы ты понял мои поступки и простил меня за причиненное тебе зло. Я люблю тебя всем сердцем, и если ты, в свою очередь, чувствуешь хотя бы крошечную симпатию ко мне, то не проклинай меня, потому что это так ужасно. Ты не представляешь, какая тяжесть лежала на моей душе все эти годы»[359].
Виктория пыталась понять, что явилось причиной того, что между ними образовалась пропасть: «Мы так мало знаем друг друга, и, вероятно, именно в этом во многом кроется причина происходящего». Она писала ему о том, как дороги ей воспоминания детства, когда летом она, будучи маленькой девочкой, приезжала к нему в гости. «Я помню, как в Нурстранде мы с тобой заходили в сельскую лавку и ты покупал мне маленькие колечки, которые мгновенно тускнели, и бывало, что сверкающий „драгоценный“ камешек выпадал и я просила новое. Я помню, как ты играл со мной в карты и называл меня Милой Малышкой, когда я выигрывала, и еще я помню, как мы гуляли, и собирали блестящие камешки, и рвали разные былинки на заброшенных железнодорожных путях у Конгсберга».
Но при этом у нее были и другие воспоминания: «Но потом пришли другие времена, и в период между моими 10 и 16 годами ты никогда не приглашал меня к себе, хотя мы жили совсем рядом. Пойми меня правильно, конечно же, у меня нет никакого права упрекать тебя. Наверняка у тебя были свои, неизвестные мне причины. Я просто хочу, чтобы ты знал, что волею обстоятельств мы стали друг другу чужими, и у меня было так мало возможностей показать тебе свою преданность. И если ты думаешь, что я не испытывала к тебе горячей привязанности в течение всех этих лет, то ты очень ошибаешься».
Она заверяла его, что никогда не ревновала к нему других его четверых детей. «Напротив, ко всем ним я отношусь с восхищением. Особенно я никогда не забуду, как трогательно Туре от всего сердца пытался утешить меня, когда однажды мне пришлось уезжать из Нёрхольма, не попрощавшись с тобой».
Кроме того, она напомнила ему и о лете 1923 года, когда она приехала в Нёрхольм, а он, встретив ее у входа в дом, не сказал ни единого слова, повернулся и ушел куда-то.
Виктория много лет не была в Норвегии, и сейчас она делилась с отцом своими мечтами: «Как было бы замечательно, если бы Эрик и Дидрик Кнут смогли бы увидеть своего дедушку, о котором они будут постоянно слышать всю свою дальнейшую жизнь и книги которого когда-нибудь прочтут. Как-то однажды ты сказал, что только слабые натуры способны прощать, но у меня другое мнение. Я знаю, что это было бы проявлением сильного характера, если бы ты протянул мне руку, я отнеслась бы к этому с безмерной благодарностью».
В течение семи лет Виктория писала отцу, не получая от него ответа. И вот он наконец прервал молчание, ему было необходимо сказать ей нечто важное, учитывая, что он мог умереть во время предстоящей операции. «Если ты и была в чем-то виновата передо мной, то я давно тебя простил. В моей жизни много всякого, чтобы я придавал такое уж значение этим старым событиям <…>. И ты, со своей стороны, должна простить меня за то, что я сказал и сделал, будучи в ярости, потому что многое произошло не в соответствии с моими планами»[360].
На полях он также самокритично написал о своем поведении, когда Виктория приехала в Нёрхольм семь лет назад: «То, что я не мог принять тебя тогда, связано с тем, что я заканчивал последние строчки новой книги».
Но он не хотел и в дальнейшем видеть ее в Нёрхольме. Он предложил ей произвести все расчеты, связанные с наследством, сейчас, тем более что ценность наследуемого имущества с годами будет уменьшаться. Хотя, кажется, уже поздно, через девять дней он ляжет под нож хирурга, «и если я умру, то доктор сказал, что это произойдет быстро. Лично меня не так уж это и беспокоит, ведь такая участь ждет нас всех, и лично я, во всяком случае, умру в возрасте 71 года».
Виктория заверила отца, что ее больше всего на свете волнует примирение с ним, а не деньги.
Это было не совсем так. В то время, когда Гамсун находился в больнице в Арендале, Виктория вместе со своим адвокатом начали подсчитывать стоимость его имущества. А Мария — готовиться к войне за наследство для своих детей.
В понедельник 15 сентября 1930 года Мария отвезла Гамсуна на «бьюике» в больницу Арендала. После того как его положили в палату, врач Петер Николайсен вышел вместе с Марией, чтобы проводить ее. Он хотел поговорить с ней наедине.
— Должен обратить ваше внимание на то, что операция серьезная, возможно, у него рак.
— А моему мужу это известно? — была ее первая реакция[361].
И только тогда она узнала, что ее муж, склонный порой хныкать по весьма незначительным поводам, в течение месяца скрывал от нее, что существует реальная опасность смерти. На следующий день врач сообщил пациенту ободряющую новость. Та полостная операция, которой он подвергся в Копенгагене десять лет назад в целях оздоровления организма, оказалась очень кстати для теперешней ситуации. Теперь он нуждается в менее значительном хирургическом вмешательстве.
Лежа в больнице, он читал детективные романы Эдгара Уоллеса, тут было из чего выбирать: за двадцать восемь лет своей творческой деятельности англичанин сочинил сто семьдесят книг. Под рукой у Гамсуна были и описания жизни разных исторических личностей. Кроме того, он писал письма.
Второго октября была проведена операция. Через какое-то время в Нёрхольме раздался телефонный звонок. Главный врач хотел поговорить с Марией.
Операция прошла хорошо. Без каких-либо серьезных осложнений.
После этого она задала тот вопрос, ответ на который волновал многих: что могло быть причиной того, что ей звонил не кто-нибудь, а сам главный врач?
— Опухоль оказалась злокачественной?
— Нет. Ваш муж такой здоровый и сильный, что никаких причин для беспокойства нет.
